Цитаты из книги «На руках у Бога. О радости быть христианином»

о и без веселых огней не обойтись. Значительное должно быть означено. Так устроен человек. Если ему предстоит пройти через что-то очень важное, такое значительное, что оно, может, даже больше всей его жизни, ему нужен знак – обряд, ритуал, символ, одним словом, целая гора ненужных вещей, без которых человек и не человек вовсе. Вот я и волнуюсь на Новый год. Радуюсь.

Что же на третье? А вот тут самое неожиданное, но и самое утешительное. Преподобный дает ученику, может быть, наиболее вызывающий из своих советов: «не жалей о том, что прошло». Всегда вспоминаю это наставление именно на Новый год, который для меня сплетается из двух сильнейших эмоций – надежды и сожа

со святоотеческим наследием следует обращаться бережно и благоговейно, а это значит, мы должны вскрыть самый дух этих древних правил, если буква уже не может быть соблюдена

мучителя и тирана! Сам привел убийцу в свой дом, к своим детям! Вот настоящее самоубийство, потому каждый грех, каждая подлость – самоубийство. И мы видим, что самоубиваются не только отдельные семьи, но целые народы.

нуждается ни в еде, ни в отдыхе, и он неутомим в своем черном деле. Ты собираешься вешаться? Ставишь эксперименты с наркотиками? Твое дело? Нет, не твое. Может, ты и не собираешься надолго задержаться в этом мире. Тот, кого ты впустил, – у него большие планы, может быть, даже на столетия. Ты уйдешь, он – останется. С твоим сыном. С твоим внуком. С твоим племянником. И так до тех пор, пока не выпьет все жизненные силы из вашего рода. Или пока не родится в вашем роду молитвенник. Потому что сей род изгоняется только молитвою и постом (Мф. 17: 21). Тебе было весело? Ты развлекался? Подумай, сколько слез, а может, и крови понадобится кому-то из твоих потомков, чтобы изгнать этого «гостя» из вашего рода. Хочешь все попробовать? Ладно. Только вот не все процессы обратимы. И как, должно быть, жутко осознавать, что именно ты своим безрассудством, сладострастием или жадностью впустил в семью безжалостного

жизнью сделать все, что мне угодно: хочу – курю траву, хочу – бросаюсь в экстрим, надоест – повешусь. Такие люди убеждены, что в жизни надо все испробовать. Слава Богу, нельзя попробовать всего. Не хватит времени и здоровья. И в мудрых книгах написано, что Господь намеренно сократил дни человеческой жизни, отнял у человека силы, чтобы он не дошел в своей самости до сатанинских пределов. Так случилось, что самые первые предки впустили в жизнь нашей общечеловеческой семьи зло и смерть, и с тех пор их потомки стали уязвимы для порока, а потому мы и должны быть так внимательны к своей жизни – у нас есть прародительская предрасположенность ко злу, семя тли, родовая порча. Это первое. Второе: если ты думаешь, что живешь для себя и своими поступками вредишь только себе, а другим будто и дела нет, ты глубоко заблуждаешься. Каждое наше скверное дело впускает в наш дом, в светлицу нашего рода, нового демона, который

она всегда о последнем, простом и предельно очевидном. Разве люди не знают, что Бог есть, что Он есть любовь и что с ним быть – огромная радость? Знают, а потому, слушая нас, возмущаются, потому что говорить о таком – это почти то же, что, указывая на дерево или кошку, говорить: «это дерево», «это кошка», или: «врать – нехорошо», «нельзя обижать малышей». Кто же это выдержит? Но без этих разговоров мы почему-то очень скоро всё забываем. Действительно, в деле благовестил нас подводят и неверная речь, и лживая жизнь, и потухшее сердце. Но будь я даже старым гнилым столбом, на мне все-таки можно повесить табличку «Бог есть», и служить таким столбом, вещающим о старых, но вечных истинах, – это пусть скромное, но очень благородное служение.

У покойного Маркеса в летописи «Сто лет одиночества» описана эпидемия забвения, которая внезапно охватила город – все вдруг стали все забывать, а чтобы совсем не потеряться, взялись записывать самые простые вещи: на корове, положим, писали: «это корова, она дает молоко». Были и другие надписи: «У дороги при выходе из городка поставили столб с указанием: „Макондо“, а на главной улице поставили другой, больших размеров, с уведомлением: „Бог существует“»[6]. Все мы, христиане, – юродивые, и с этим надо смириться. Мы призваны напоминать об очевидном, свидетельствовать о несомненном, а это всегда вызывает или смех, или недоверие, а порой и гнев. Но кто же этому миру, который захлебнулся забвением, напомнит о Боге, разбудит его, пусть и неуклюже, и неумело? Нет и быть не может в разговоре о Боге самой последней, самой верной и надежной формы, но и содержание этого разговора тоже обрекает нас на юродство, потому что речь о Боге

немало порядочных и – кто знает? – может быть, и святых.

человека свой ритм и стиль жизни, уникальный и неповторимый, не предписываемый извне, а находимый самостоятельно путем проб и ошибок. Просто стиль жизни православного человека не может быть раз и навсегда унифицирован и предписан каждому без исключений. Нельзя сказать: вот это – православная одежда, это православная музыка, кино, спорт, продукты, книги и по-другому быть не может. Это кто же определил? У кого вдруг открылся такой дар безошибочных приговоров? Стилей жизни верующего человека может быть много. Все люди разные, и не может четырнадцатилетний мальчик смиренно сидеть рядом с мамой целый день, слушая по третьему кругу благодарственные молитвы и акафисты. А если рядом нет человека, с которого мне можно было бы «снимать узоры» по своему размеру? Не бойтесь «снимать узоры» с «внешних» людей, даже нецерковных и атеистов – среди ни