– Да откуда ж я знаю? – всплеснула руками Юлька, и тут же поникла. – В клубе. Нажрался, свинья, ко мне полез. Я его в свой кабинет отвела, и там закрыла.

– А дальше?

– В обед приехала, никого. Забыла, блин, про него! Сорвалась, как бешеная, думала уж, он мне кабинет разнес, а прихожу – нет никого.

– В обед – это во сколько?

– Часа в два.

– Нормально. У вас ведь возле черного входа камер нет?

– Нет, конечно. Мусик оттуда всех гостей встречает, кто к нему едет. Какие камеры? Не любят бандиты это дело.

– А Рамиль как вышел?

– Через черный вход. Камеры не зафиксировали его. Ты хочешь сказать…

Тут Юлька взглянула на меня, потрясенная моим коварством, и замолчала. А я сказала:

– Будут спрашивать, скажешь правду: Рамиль ночью уехал. Был трезв. Ты его нигде не запирала. Камеры его не зафиксировали, следовательно, алиби у него нет.

– Без проблем, – скривилась подруга и встала на ноги, отмахнувшись от развешенного белья. – Господи, этот наркоман столько крови мне попортил… За радость ему свинью подложить. А дальше что?

– Будем действовать по ситуации. Надо узнать, чья девятка была.

– Так Андрюхина.

– Ты откуда знаешь? – поразилась я. Юлька потупилась, и скромно опустила глазки в пол. – Юлька, зараза, да ты…

– Да не было ничего, – перебила она меня. – Он ко мне в ту ночь, когда тачку угнали, приходил. В клуб. Ну, я его за дальний столик посадила, и скидку хорошую сделала. Одноклассник ведь.

– Этот одноклассник в тебя всю свою сознательную жизнь влюблен, – напомнила я. – И Андрюха хороший парень. Он явно не заслуживает быть мальчиком на побегушках. Давай ближе к делу. Что там с машиной?

– Ну, он за столом заснул, я его на такси домой отвезла. К себе вернулась, спать легла. А вечером он звонит, говорит, проснулся, а машины нет. Нашлась только ночью, под утро, стояла брошенная возле стелы. Пацаны заприметили, ну и звякнули ему. А он уж заявление написал в ментовку. Короче, тачка нашлась, но, как оказалось, с сюрпризом.

– М-да, – протянула я, затушила сигарету в розовой вазочке. Юлька возмущенно охнула, но промолчала: вазу подарила маменька Вовчика, и потому Юлька отправила подарок на балкон, чтоб не видеть. Я об этом знала, и без зазрения совести пользовалась вазой как пепельницей.

– Так что делать-то?

– На тебе Рамиль, а я с Андрюхой встречусь, – решила я. – Ни к чему тебе ему глаза мозолить.

– Хорошо, – кивнула Юлька. – Ты домой?

– Работать мне надо. Вечером созвонимся. Пока, – поцеловав Юльку в щеку, я спустилась вниз и покинула двор, неспешно шагая в сторону дома. Погода стояла хорошая, а мне нужно было прогуляться и проветрить мысли. Предположим, Мусик и впрямь попросил кого-то из своих ребят убить Бурганова. Киллер ночью угнал Андрюхину машину, потому что она вечно стоит в его дворе незапертая, приехал на кладбище, застрелил старика и вернулся в город, бросив тачку на стеле. Скорее всего, добирался через лесок – там пройти минут двадцать, и выйдешь к поселку Николаевка. А оттуда уже – хоть на автобусе, хоть на такси.

Получается, киллер знал об Андрюхиной привычке оставлять машину незапертой. Наверняка он знал и то, что Андрюшка пьянствует в клубе. Следовательно, это кто-то из знакомых, кто вхож в клуб, и тесно связан с Мусиком. У Рамиля, кажется, был друг по имени Витек, который близко приятельствует с Андрюхой. А что, мог и поделиться с дружком.

В том, что Рамиль причастен к убийству, я сомневалась. Во-первых, Муса сына знает, и на серьезные дела его не отправляет – ни выдержки, ни здоровья. Да и Витек – фигура мелкая. Но тачкой они разжиться могли, чтобы потом подогнать ее кому-то другому. Из всех ребят Мусы, что я знала, на роль убийцы могли подойти двое: Сережа по кличке Клоун, и Дима, кого все называли Валет. Первый работал в цирке, второй – мастерски мухлевал в карты, откуда постоянно доставая пятого вальта, чем и заслужил такое прозвище. Оба выполняли «грязную работу», моральных принципов не имели, а сам Муса их побаивался. Говорят, что Вальта человека убить – раз плюнуть, а о Клоуне вообще слава ходила дурная – психопат и садист.

Рассуждая таким образом, я зашла в магазин – не худо было бы пополнить запасы в холодильнике. Бесцельно бродя между полок, я скользила взглядом по продуктам, не зная, что купить. Есть не хотелось, готовить – тем более. С тех пор, как Гриша убрался из моей жизни, я  праздновала освобождение от плиты. Положив в корзинку пару йогуртов, сыр, хлебцы и молоко, я наткнулась на неодобрительный взгляд тетки с тележкой, полной мяса и круп. Рядом скромно притулился ее муж – потрепанный мужчина лет пятидесяти с забавной лысинкой и старомодными очками. Недоумевая, от чего они так пялятся на меня, я сделала пару шагов к кассе, как тетка зычно крикнула:

– Аделаида!

Споткнувшись, я обернулась. Тетка направилась ко мне с широко раскрытыми объятиями, бросив тележку на попечение мужа.

– Здравствуйте, – обреченно сказала я. Наверное, кто-то из маминых знакомых. Так и вышло: обнажив в улыбке крепкие зубы, тетка сообщила:

– Не признала меня? Я Ольга Степановна, мама Коли.

– А-а-а, – закивала я, лихорадочно вспоминая, кто такой Коля. На ум пришел только Зайцев – бывший одноклассник, но его родители трудились на заводе, и обоих я прекрасно знала.

– Коли Рокотова, – снисходительно пояснила дама, видя мое замешательство. Ахнув, я обняла Ольгу Степанову. Как же я сразу не вспомнила! Наверное, оттого, что Колю Рокотова никто по имени не называл – величали его просто Ник, и имечко я уже давно забыла. Ник был моим близким другом в университете, но по его окончании наши пути разошлись.

Обменявшись с Ольгой Степановной обыденными вопросами о семье и здоровье, я спросила:

– А Ник? Он здесь?

– Нет, как уехал в Москву, так там и остался. Приезжает ненадолго, да обратно. Скоро вот опять должен навестить. Ты заходи в гости, повидаешься.

– Обязательно, – пообещала я, попрощалась и направилась к кассе, на ходу доставая карту. Надо же, какая встреча! Надо будет увидеться с Ником – парень он толковый, может, чего дельного подскажет.

Войдя в свой двор, я тут же замерла, а сердце сжалось от нехорошего предчувствия. Возле подъезда стоял черный Сабурбан, тот, что я видела ночью. Дверцы машины распахнулись, и насмешливо улыбаясь, ко мне направился Матвей.

– Негоже девушкам таскать тяжести, – остановившись в двух метрах от меня, он кивнул на сумку. – Помочь?

Предложение было магическим образом сказано так, что я не могла отказаться. Протянув пакет, улыбнулась и сказала: «Спасибо». Наши руки соприкоснулись на мгновение, и меня бросило в жар. Все мысли мгновенно спутались, я застыла с открытым ртом, забыв, что хотела вести себя как гордая и самоуверенная барышня.

– Пойдем, – подхватив меня за локоть, Матвей зашагал к моему подъезду. Охрана осталась на месте. – Ключи давай.

Замешкавшись, я порылась в сумке и дала ключи. Мы вошли в подъезд, поднялись на мой этаж, и Матвей по-хозяйски открыл дверь. Сразу отправился на кухню, я юркнула следом.

– Чаем угостишь? – поставив пакет на стул, Матвей расселся на угловом диванчике и закинул ногу на ногу.

– Есть только кофе.

– Валяй.

Я щелкнула кнопкой кофеварки, встав к нему спиной, и приготовилась ждать. Кофе готовился долго, я вся измучилась и вспотела, ощущая между лопаток тяжелый взгляд. Не сомневаясь в том, что Матвей разглядывает меня сверху донизу, брякнула:

– Пялиться нехорошо.

И поставила перед ним кружку.

– Да? – вздернул брови Матвей. – А ты когда в клубе свои достоинства демонстрировала, чего ждала?

– Ничего я не демонстрировала, – вспыхнула я. – Я танцевала. И ваше внимание мне ни к чему.

– Ну-ну.  – Матвей отхлебнул кофе и сказал: – Гадость. Давай-ка начистоту, детка.

– Я не детка, – еле сдерживаясь, прошипела я. – У меня имя есть.

– Знаю, – серьезно кивнул он. – Зарецкая Аделаида Сергеевна. Двадцать четыре года, не замужем. По профессии – журналист. Нигде не работаешь, снимаешь квартиру, прописана по адресу Темирова, дом 26…

– Хватит, – поморщилась я. – Я поняла.

– Так вот, детка, – продолжил Матвей. – Мне не нравится, когда меня водят за нос. Это понятно?

– Более чем.

– Я спрошу только один раз, и если выяснится, что ты мне солгала, пеняй на себя. Ты знаешь, кто мог убить Бурганова?

– Нет. Откуда мне?

– Но подозрения имеются?

– Да откуда мне…

Матвей резко выбросил вперед руку, и схватил меня за волосы, вынуждая наклониться над столом. Я тихонько вскрикнула.

– У тебя красивое лицо. Я бы даже сказал, ангельское. Не хочется его портить, но…

– Я скажу, – торопливо заговорила я, рассматривая узоры на столе. – Я думаю… О Господи.

Матвей отпустил меня и сел на прежнее место. Выпрямившись, я нервно заправила волосы за уши и рассказала об Андрюхе, который пил в клубе, и о Витьке.

– Его туда специально заманили, чтоб тачку взять? – спросил Матвей без особого интереса. Я пожала плечами.

– Возможно. Андрюшка неплохо общается с Витьком, а тот – лучший друг Рамиля.

– А сынишка Мусы был тогда в клубе?

– Я у Юльки спрашивала, она сказала, что в час ночи уехал.

– Камеры?

– Он ушел через черный ход, там камер нету. Мусик не велел ставить, – сказала я, и прикусила язык. Матвей усмехнулся на мое «Мусик», но никак это не прокомментировал, а спросил:

– А Витек что?

– Его не было в клубе вообще. Вы когда ушли, мы с Юлькой размышляли… Ну, мог Мусик так поступить или нет. И решили, что нет. Все-таки Мусик в душе человек добрый, Юльке вон помог, да и вообще. А сын его – наркоман, на все готов. Может, это Витька тачку свистнул, и дружка поджидал, а потом они на кладбище поехали?

– А как у них со стрельбой? – поинтересовался Матвей, а я испугалась:

– Понятия не имею… Я ж только со слов Юльки их знаю. Она мне про это ничего не говорила. Вот Рамиль ножик с собой носит.

– Ножик – это серьезно, – кивнул Матвей, и встал. – Чувствую я, не договариваешь ты чего-то. Так что смотри, я тебя предупредил.

Я отвела глаза в сторону, оставаясь сидеть и невнятно что-то пробормотала между «я никогда не вру» и «пошел ты». Матвей возвышался надо мной, и я все ждала, что сейчас он пойдет в сторону выхода, а он не уходил. И тогда я решила посмотреть на него, что было ошибкой – задрав голову, я уставилась в холодные серые глаза и вздрогнула. А Матвей наклонился ко мне, ухватив за подбородок, нажал на нижнюю губу, вынуждая приоткрыть рот. Шепнул в полуоткрытые губы:

– Не играй со мной, детка.

И ушел, оставив меня дрожать на стуле. Я видела его глаза в этот момент – не было там ничего. Только холод и угроза.