Глава 4

Гад! Урод, свинья! Тупица, придурок, болван! Метаморф дерганый! Кретин многоликий, идиот, сволочуга! Псих!

Все это и не только я повторяла как молитву третий час кряду, штудируя книгу по играм Смерти. В первые тридцать минут по возвращении я металась по комнате, срывая с себя мокрую одежду, заваривая домашний чай, что остался со вчерашнего дня в бутылке, и понося рыжего на чем свет стоит. Но едва успокоилась и согрелась, взялась за самообразование и засела за талмуды, и что ни строчка, так опять вспоминала о своем раздражении.

Урод! Самодовольная сволочь! И что, трудно ему было все человеческим языком объяснить? Обязательно следовало доводить до белого каления, гадости говорить и в заводь к пираньям кидать? И пусть объяснил доходчиво, не поймет лишь дурак, но… обидно! До чего же обидно и досадно. Ведь не сдержала гнева, решилась отплатить, подставила куку и выдала личность дарителя.

Вот же упертая скотина кареглазая! Похуже нашего барана Гошки… Если бы не он со своим показательным выступлением или обучением, я бы ни за что, я бы никогда!

На фоне этих размышлений читать о смертях и опасностях, поджидающих игроков на играх, было не так уж и страшно. Во-первых, я злилась и не стопорилась на кровавых истинах, во-вторых, мысль о том, что все оставались живы, утешала. Пусть они, потеряв не одну сотню лет, были этому мало рады, я как человек, живущий всего лишь раз, особой горести не видела. Уцелели, и на том спасибо. Да и вообще, мужикам там было легче, а вот женщинам на играх приходилось туго. Они явно отбивались и от зверья, и от ловушек, и от мужиков, принявших поспешное решение продлить род, так сказать, во избежание исчезновения вида. А как еще объяснить то обстоятельство, что у участниц спустя девять месяцев после рождались девочки с невероятным даром Смерти. Мальчики тоже рождались, и весьма не слабые, но девочки…

Их заметили во время третьего столетия игр, когда одна из участниц нечаянно лишила жизней всю свою группу, а затем отчаянно и прочих игроков. Первая открывшаяся из смертьнесущих не знала о могуществе своего проклятья и о собственной уязвимости не ведала. Когда ее скрутили, оборотница была опустошена и едва жива. О дальнейшей ее судьбе не говорилось ни слова. Вторая обладательница дара – наследница горцев, попав на игры, о нем не рассказала. Таясь, прошла через все испытания, а на балу в честь игроков напала на императора, но осушила его телохранителя. Далее о ней – ни слова, о ее группе – лишь пара строк. Кого-то осудили на десять лет, кого-то лишили пары-тройки жизней. Вот и получается: если мою даровитость на играх раскроют, то парням несдобровать, а обо мне и говорить нечего, сразу ликвидируют. К слову, встречи с третьей смертьнесущей владыка империи Рагра ждать не стал. В тот же год все обладательницы дара были выявлены, обследованы и смертельных способностей лишены. Как именно – умалчива- ется.

Действительно, зачем рассказывать о том, что всех половозрелых незамужних девушек быстро к кому-нибудь пристроили с обязательным условием забеременеть в кратчайшие сроки, дабы дар Жизни устранил дар Смерти. С тех пор на игры стали набирать замужних, рожавших, в крайнем случае девиц, имевших связь с мужчиной. Вероятно, полагая в последнем случае, что если любовник не помер, значит, никто другой тоже не помрет. И, кажется, я знаю, почему привратники меня в городок смертников пропустили и к какому типу отнесли. Неприятно, зато на руку.

На этом мои размышления прервал тихий стук в дверь и вопрошающий голос Бруга:

– Сумерька, ты на обед идешь?

Мой желудок отозвался голодным урчание, а гордость хмуро поинтересовалась:

– Гер будет?

– Да, он уже там…

– Тогда – нет.

– А может… – Кардинал не договорил, прерванный вкрадчивым голосом Равэсса:

– Тугго, не дави, не то будет худо.

– Да что я? Что я? – вспыхнул оборотень и в сердцах стукнул кулаком по моей двери. Полотно уцелело, но трещину приобрело, а смертник запальчиво продолжил: – Она здесь сидит безвылазно, он – там, не отрываясь от бутылки!..

– Да-да, и волнует тебя только это, а не то, что Крэббас приехала нас навестить.

В ответ раздалось сопящее молчание, а я, услышав об Олли, устремилась прочь из комнаты. Дверь распахнула, удивленно застыла, потому что Бруг и принц явились не одни, а со всей командой.

– Что-нибудь произошло? – Тяжелый вздох красноглазого, и я уточняю: – Помимо приезда младшей принцессы черных оборотней-драконов.

– Да так, – неопределенно отозвался Хан, но с таким расслабленным видом, что стало ясно – ничего страшного не произошло.

– Ну, тогда с ТАК разбираетесь сами, а с Олли – я.

– Ура! – возликовал Кардинал разбитых сердец, но, поймав мой осуждающий взгляд, тут же затих. – Да поняли-поняли. Иди уже! – И радостный сразу обозначил путь: – Административный центр городка, зал для посетителей.

Я ворвалась туда задыхающейся и абсолютно красной, и спешила я не увидеться со старостой нашей группы, а убраться как можно дальше от заинтересованных глаз. Почти все встретившиеся смертники смотрели на меня очень внимательно и многозначительно. Что стало этому причиной, я догадывалась, но даже представить не могла, насколько все хуже. И вот, оказавшись в зале для посетителей, я по инерции чуть не налетела на Даррея Дао-дво, надо сказать, весьма невредимого: ни порезов, ни синяков, ни заплывшего глаза. Метаморф выглядел великолепно в модном костюме с прической волосок к волоску. Можно было бы подумать, что он таким вернулся от целителей, но я-то уже поняла, что передо мной стоит Мак- фарр.

– Ты смотри, какая цыпа! – восхитился он, схватив мои запястья и притянув к себе. – Сумеречная, узнаешь меня?

– Узнаю, – процедила я. – И уже мысленно продумываю, каким проклятием тебя скрутить.

– Началось, – послышалось довольное вокруг. – Сейчас будет сцена. Нет, свара!

И кто-то пробурчал ехидно:

– А вот и третий Дао-дво, и, судя по всему, он ее тоже… кхм… того!

Я не увидела, кто это сказал, не расслышала, откуда именно это долетело, и даже не успела возмутиться в ответ на заявление нахала, как в зал ворвался избитый Даррей Дао-дво. Уж по виду этого многоликого можно было сказать: «Целители старались, латали… не помогло». Синяки не сошли, один глаз слезится, второго в сиреневом отеке вовсе не видно, одна рука зафиксирована как при переломе, на левом колене явно жгут, а самое примечательное – он не ждет каталки, а быстро хромает к выходу.

– Ты только посмотри, кого я нашел! – просиял удерживающий меня метаморф и изумленно уставился на брата. – Даррей? Что случилось?!

– Ничего такого, чтобы рассказывать здесь, – огрызнулся тот и, забрав у кого-то из служащих пропуск, уже хотел продолжить путь, но остановился в нескольких шагах от нас. – Кто это с тобой?

– Краса плоскодонная, все как ты любишь. – Я возмущенно посмотрела на этого хлыща небитого, а мне улыбнулись, ехидно вопрошая: – А разве не так?

– Кто? – переспросил Даррей, с прищуром воззрившись на меня. Разглядел, узнал и ужаснулся, проговорил: – От-от-п-п-у-усти ее!

– Что?

– П-пу-сти не-не-медленно.

– Но почему? – И столько недоумения, словно бы чужих невест у них принято пугать и хватать.

– Отпусти ее, идиот! П-пока псих не уч-учуял. – И, чуть ли не падая, избитый трус и подлец быстро пересек разделявшее нас расстояние, вцепился в близнеца. – Пошли! Скорее…

– Да что такого? Не убьет же он меня…

– Это ты так думаешь, а он – нет, – отозвался метаморф, отрывая руку брата от меня. Достигнув желаемого, Даррей поклонился и чуть хрипя произнес: – Простите меня, Намина Сумеречная, за мой оборот, глупую шутку и… простите.

В это мгновение лицо вытянулось не только у второго кузена Дао-дво, но и у тех немногочисленных смертников и их посетителей, что также присутствовали в зале.

– Но обряд связи… – как ребенок возмутился Макфарр и не договорил, осекся под тяжелым взглядом единственного «живого» глаза Даррея. Мгновение, и небитый кузен позволяет себя увести и попутно вопрошает: – Так это он так… тебя?

– Тихо! – раздается в ответ. И тишина накрывает весь зал.

– Так это что, правда? – поинтересовался некто ехидно бурчащий, когда за братьями захлопнулась дверь. – Гер из-за нее действительно… кхм, того!

Чего того или этого, я опять не поняла и вопрошающего не увидела, ибо стоило мне лишь оглянуться на голос, как я попала в крепкие девичьи объятия. Меня закружили, и что удивительно, от нашей старосты все присутствующие, помянув Тарраха, поспешили отойти как можно дальше. Кто с сочувствующим взглядом, кто с испугом. Так, значит, нашу Олли и ее огнеопасный характер здесь знают многие. Хотя чему я удивляюсь, здесь все из знатных семейств и с младшей принцессой драконов должны быть знакомы.

– Сумеречная! – провозгласила Кудряшка, отступив от меня.

– Крэббас! – Я была ей рада и крепко обняла в ответ, но так, чтобы, не дай боже, не задеть губами ее кожи. Даже улыбнулась, вновь почувствовав себя как в академии, почти своей. А затем решительно отстранилась, заметив странное несоответствие.

Олли была все такой же бойкой, энергичной и красивой, с широкой улыбкой на лице, и это несмотря на явный траур. Черная лента в волосах вместо шляпки и черный брючный костюм вместо выходного платья ей шли, но возникал вопрос… Неужели безголовый Граф из стационара ушел не домой, а за грань? Милостивый боже, неужели это из-за меня, из-за моего желания его вразумить, дать почувствовать свое бессилие и хрупкость!

– Кто-то умер? – Кудряшка меня не поняла, на мгновение нахмурилась. – Граф скончался? – опасливо поинтересовалась я и указала кивком головы на ее наряд.

– А! Нет-нет, конечно, брат мой жив! – В стороне послышался расстроенный вздох неудовольствия, но тут же прекратился, стоило драконессе скосить красный взгляд. – Здоров, – хмыкнув, уверенно заявила она, – но еще в лекарской лежит.

– А…

– Не здесь, – коротко бросила Олли, схватила меня за руку и утянула за собой к выходу из зала под облегченные вздохи смертников. Я была уверена, что она выберет парк или аллею со скамейками, но оборотница уверенно повела меня в сторону низкого здания с черепичной кровлей. Шагая вслед за старостой, я все никак не могла понять суть ее облачения.

– А профессор Крохен как?

– И этот жив и не дает скончаться напавшему на него иллюзиону. Проводит эксперименты… – и совсем тихо: – Меня до опытной работы не допускает. Мстит, гад!

– Имеет право, – улыбнулась я и, не придав значения ее сердитому взгляду, заметила: – Но это не повод для траура. Так что произошло?

Обогнув домик, мы оказались в тени маленького садика под крышей, и Олли, указав мне на широкую скамейку, щелкнула браслетом и немного погодя устроилась рядом. Вдохнула, затем протяжно выдохнула и нехотя призналась:

– Дело в том, что Сули и декан все еще не теряют надежды и носятся по судам, а я, глядя на них, не находила себе места и не знала, как помочь…

Вспомнив, на что способна Кудряшка в гневе, я тихо, почти неслышно произнесла:

– Ты кого-то убила…

– Что? Нет! – Она рассмеялась, затем кашлянула, посерьезнела и уже совсем другим тоном: – Разве что подставила немного. Нечаянно… необдуманно. То есть я не знала, как защитить его, и… использовала то, что первым пришло в голову.

– Кого его? – Мне стало боязно за несчастного. Догадаться, кому так повезло, было нетрудно, но я надеялась на провидение. И обманулась.

– Бруга, – ответила оборотница и отвела глаза, объясняя свой порыв: – Ты же спасла моего брата от игр Смерти, а за Бруга не заступился никто. Он из младшей ветви нашего рода, а значит… – Никто, мысленно завершила за нее я, вспоминая о Гере и связи, что заставляла его присматривать за кузенами. Жес- токо.

– И я решила помочь. – Кудряшка взяла меня за руки, произнесла строптиво: – Ведь мне он не чужой. И такой хороший, если не смотреть на недостатки…

И это она говорит об оборотне, коего хотела опоить нестабильным составом и явно опаивала ранее? Бедный Кардинал. После всех ее вывертов и предложений с зельями и прочим слышать о так называемой помощи в ее исполнении было страшно. И еще страшнее, когда я в ее последующих словах уловила отчетливое:

– Конечно, это подпортило мою собственную репутацию, но дало плоды.

– Какие? – спросила по инерции, но тут же оборвала и ее, и себя: – Нет, не говори… пока не говори. Лучше объясни, что именно ты сделала.

– Защитила Тугго, – пространно ответила смутившаяся Олли.

Смутившаяся!

– Как? – В преддверии истины мое сердце остановилось, а дыхание оборвалось, потому что Кудряшка сникла. То бишь она уже сделала глупость, уже осознала последствия и, как вариант, приехала сообщить несчастному возлюбленному о своих трудах. Молчание затянулось, мой ужас усиливался, а Крэббас все еще страдальчески взирала на цветущие кусты. И вот, когда я уже была готова повторить вопрос, она со вздохом ответила:

– Сказала, что мы с ним переспали и я, вероятно, беременна.

Хорошо, что я сидела, хорошо, что я сидела на улице, хорошо, что я не послала Кардинала встретить ее.

– Милостивый боже!

– Не ори, – вскинулась оборотница, – от твоего вопля чуть не лопнул полог неслышимости.

Кудряшка потерла виски, пригладила волосы и с обреченным вздохом уставилась вдаль. По-видимому, решила, что я буду ее ругать. Так я бы с радостью, но слов нет, ни одного, даже междометия, и это в который раз за день, вернее, за полдня. Лишь глазами хлопаю и мысленно за красноглазого молюсь. Ох, если он узнает, если узнает, то… Нет, даже представить страшно.

И вот сидим мы в абсолютном безмолвии, а вокруг цветы, трава зеленеет, деревья шепчутся, в теплом ветерке резвятся букашки и шмели. Солнечно, радостно, а на душе, как в той заводи с пираньями, слишком пусто и слишком чисто.

– Паршиво, – с досадой поморщилась я.

– Знаю, – откликнулась Олли и посмотрела с благодарностью: – Спасибо, ты единственная, кто отреагировал так спокойно.

– Это потому, что я на двойной дозе успокоительного, – хмыкнула в ответ. – Первая с ночи, вторая после встречи с Дао-дво, вернее, с двумя из них. Не спрашивай, – пресекла я ее расспросы и махнула рукой. – Это уже неважно. Лучше расскажи, как твоя родня отреагировала на сообщение.

– Погано… На его защиту никто не встал, пообещали только, если выживет на играх, его дома убьют.

– А Граф? – спросила тихо. Все же оборотни были в одной сплоченной команде, может, хоть он заступился.

– Обещал кастрировать, а потом уже добить, – шмыгнула носом Крэббас, – а дядя у нас некромант потомственный, согласился его неоднократно оживить, дабы каждый из рода мог свою злость выместить. И я теперь не знаю, как Бругу об этом сказать. – И совсем пискляво: – Хотела как лучше, а получилось…

Всхлип, и ближайший к нам кустарник вспыхнул, шмыг, и от нескольких капелек слез увял цветущий куст, коим я только что любовалась.

– Ну-ну, – обняла драконессу за плечи, похлопала по руке. – Игры длятся более трех недель, еще успеешь родственников переубедить.

– Не получится, – насупилась она. – Дело в том, что мне не поверили ни разу. Все видели, как я за Кардиналом бегаю и с какой скоростью он от меня улепетывает. Были стопроцентно уверены, что он меня и пальцем не тронул. И знаешь, так обидно стало, что я назло им всем привела неопровержимые доказательства нашей связи.

Мои руки безвольно соскользнули с ее плеч, взгляд затуманился серым маревом, когда я услышала невероятное:

– Мне удалось восстановить ту простыню с признанием. Ну, помнишь, от Всеволода к его недовампирке.

Я помнила.

– Ее, кстати, брат как увидел, так и пообещал заняться членовредительством. – Еще бы Графу не злиться, уж он явно и ранее видел почерк Кардинала разбитых сердец. Признал.

Олли стерла дорожку слез со щеки, продолжила пояснять:

– А еще у меня получилось вырезать из кристаллов записи все те куски, когда я подле Бруга в неприглядном виде. Он отстраняет меня, а кажется, притягивает, и где в комнату возвращает после боя, ругаясь, что я в клуб явилась в чем мать родила. И как на кровать в одной лишь сорочке укладывает, я еще его слова: «Доешь, зацелую…» и «Подожди, Кудряшка, ты еще попляшешь у меня». Там много было, я все это сложила и…

– Доказательства стали неопровержимы, – подвела я итог. – А что же с беременностью?

– Ждем красных дней, – всхлипнула драконесса. – Но боюсь, после того, что я приняла…

– Ясно. Ты к обличению вашей связи со всей ответственностью подошла. – На похвальбу не похоже, но и ругать я ее не могла. И так видно, насколько оборотница несчастна. – А сюда ты приехала, чтобы предупредить Бруга? Хотела повидаться с ним, да?