Прибытие Десмонда в Килбаррак не было особо радостным и отнюдь не способствовало поднятию бодрости духа нового викария. С самого утра зарядил мелкий дождик, а путешествие по железной дороге из Дублина в Уэксфорд стало еще одним подтверждением неторопливости, присущей ирландским поездам. На узловую станцию Десмонд прибыл с опозданием на час, а потому ему пришлось битый час дожидаться местного поезда, который должен был доставить его до места назначения. И вот, оказавшись с чемоданом на продуваемой всеми ветрами платформе, Десмонд беспомощно оглядывался в поисках кеба. Только спустя десять минут кеб все-таки появился; он был запряжен клячей, которую даже при самой богатой фантазии трудно представить себе победительницей дерби в Ирландии.
– Эй! Эй! Вы не могли бы меня подвезти?
Из-под накидки из намокших мешков для картофеля послышался чей-то голос:
– Конечно могу. Залезайте сюда, ваше преподобие.
Десмонд втащил чемодан в кеб и сел рядом с кучером.
– Выходит, вы меня ждали?
– Ждал, – сказал кучер и осторожно прошелся кнутом по мокрому крупу лошади. – Каноник велел вас встречать с дневным поездом. Я Майкл.
– Майкл, простите, что заставил вас лишний раз прокатиться.
– Да не беда, ваше преподобие. Всего и делов-то. Я тут работаю на каноника, а еще в церкви прислуживаю. Я провезу вас мимо скотного рынка и прямо по Хай-стрит, поглядите на наш городок.
Килбаррак – город как город, не хуже и не лучше сотни подобных захолустных городишек – не слишком удивил Десмонда. В детстве он видел много таких. Но когда они протрусили мимо замусоренного двора, пабов в темных закоулках, бакалейной лавки, лавки мясника, пекарни, скобяной лавки с разложенными прямо на тротуаре сельскохозяйственными принадлежностями, затем снова мимо пабов, смутно проглядывающих сквозь пелену дождя и тумана, Десмонд вдруг особенно остро почувствовал, какое расстояние отделяет его от Виа Венето и прекрасного особняка маркизы на Виа делла Кроче.
Неужели кучер прочел его мысли?
– Немножко не привычно для вас, ваше преподобие. А мы ничего, того этого. Весь город гудит, как нам свезло заполучить нового молоденького священника не откуда-нибудь, а прямо из Священного города.
– Надеюсь, Майкл, что не разочарую вас. По крайней мере, постараюсь…
– Да вы что! Я ведь, того этого, только увидел, как вы стоите там, на платформе, под дождем, весь из себя молодой и красивый, так сразу вас и признал. – И когда они свернули с главной улицы, кучер нагнулся к Десмонду и доверительным шепотом произнес: – Вы уж простите меня, ваше преподобие, если я немножко поучу вас уму-разуму. Каноник – хороший человек, великий человек, он здесь для нас прям чудеса творит, но неплохо бы вам поначалу с ним поласковее, поласковее. А потом, когда приноровитесь друг к дружке, он за вас самому дьяволу глотку порвет, если улавливаете, куда я клоню… Ну вот, у нас здесь и церковь для вас есть, и школа при ней – аккурат через двор, – и дом священника позади.
Церковь, построенная из хорошего серого камня, со сдвоенным шпилем, на удивление большая, потрясла Десмонда размерами и добротностью. Она возвышалась над городом, и весь комплекс, с примыкающими к церкви школой и домом священника из все того же хорошо обработанного камня, располагался в небольшой рощице, переходящей где-то вдалеке уже в настоящий лес.
– Майкл, какая изумительная кладка! Я имею в виду и церковь, и школу.
– Ваша правда, того этого. Чего не сделаешь, чтобы порадовать мадам Донован.
Но они уже подъехали к аккуратному каменному домику с портиком, и кучер бросился вынимать чемодан молодого священника. Десмонд спрыгнул на землю:
– Майкл, сколько я тебе должен?
– Да что вы, ваше преподобие! Нисколько. Мы тут с каноником между собой уж как-нибудь разберемся.
– Майкл, прими это в знак моей благодарности. Очень тебя прошу.
– Нет, может, если до ста лет доживу, тогда и разрешу вашему преподобию платить мне. – Майкл дотронулся до полей шляпы и подстегнул лошадь.
Десмонд проводил Майкла глазами, чувствуя, как внутри его озябшего и продрогшего тела разливается приятное тепло. Наконец он отвернулся, поднял чемодан и нажал на кнопку звонка.
Дверь ему тут же открыла низенькая, аккуратная, пухленькая маленькая женщина в наглаженном белоснежном рабочем халате. Она приветствовала его улыбкой, продемонстрировав ровный набор зубов, явно не искусственных и достаточно белых для ее возраста, а ей было никак не меньше пятидесяти.
– Ну вот, наконец-то это вы собственной персоной, отец. Входите, входите. Мы ужасно боялись, что вы опоздаете на дневной поезд. Вы, должно быть, вымокли насквозь. Позвольте, я возьму ваш чемодан.
– Нет-нет, благодарю вас.
– Тогда давайте мне ваше пальто, оно все мокрое. – И с этими словами она решительно забрала у Десмонда пальто. – А теперь я покажу вам вашу комнату. Каноник сейчас на совещании школьного совета, но к шести вернется.
Они вошли в выложенный плиткой просторный холл, где Десмонд обратил внимание на массивную подставку для шляп и зонтов, статую в нише и большой медный гонг. Аккуратно повесив пальто на вешалку, женщина продолжила:
– Я миссис О’Брайен, экономка, и остаюсь ею, слава тебе Господи, вот уж больше двадцати лет.
– Счастлив познакомиться, миссис О’Брайен, – протянул ей свободную руку Десмонд.
Расплывшись в улыбке, отчего ее карие глаза еще больше заблестели, миссис О’Брайен пожала Десмонду руку. Глаза у нее были даже не карими, а практически черными, особенно на фоне гладкой бледной кожи.
– Господи, вы, наверное, совсем продрогли! – Она пригласила Десмонда следовать за ней вверх по навощенной дубовой лестнице. – И уж точно, ужасно проголодались. Наверняка вы и пообедать-то толком не успели.
– Я позавтракал на корабле.
– Надо же, выходит, у вас всю дорогу от Рима до Килбаррака в животе, кроме кофе с булочкой, ничего путного не было. – Она провела его дальше по коридору на втором этаже и распахнула перед ним одну из дверей. – Вот ваша комната, отец. Надеюсь, она вам подойдет. Ванная в конце коридора. Я скоро вернусь.
Комната оказалась маленькой и совсем просто обставленной. Застеленная безукоризненно чистым бельем белая эмалированная односпальная кровать, с распятием над изголовьем; у одной стены незамысловатый комод, у другой – небольшое бюро из красного дерева; у двери скамеечка для молитвы из того же полированного дерева; на блестящем линолеумном полу квадратный прикроватный коврик – одним словом, комната была ухоженной и сияла чистотой. Именно о такой комнате он и мечтал – конечно, не о монашеской келье, но располагающей к аскетичной жизни, правда, без ущерба для элементарного комфорта. Поставив чемодан на комод, Десмонд стал распаковывать вещи и раскладывать их по ящикам. На бюро он поставил фотографию покойной матери, а рядом небольшую репродукцию в рамке «Благовещения» кисти Фра Бартоломео.
Поняв, что насквозь промочил ноги, Десмонд скинул ботинки и начал стягивать сырые носки, как вдруг раздался стук в дверь. На пороге стояла миссис О’Брайен с подносом в руках.
– Слава Богу, отец! – улыбнулась она. – Хорошо, что вы догадались снять хлюпающие ботинки. Просто оставьте здесь мокрые вещи, а я отнесу их вниз, чтобы хорошенько просушить. – Откинув одной рукой крышку бюро, миссис О’Брайан поставила поднос. – Вот ваш чай, ну и еще кое-что. Это поможет вам дотянуть до ужина, который в семь.
– Спасибо огромное, миссис О’Брайен. Вы чрезвычайно добры.
– У вас достаточно сухих носков?
– Вроде бы есть еще одна пара на смену.
– Еще одна! Так не пойдет, отец! Только не в Килбарраке, с нашими дорогами, не говоря уже о нашей погоде. Похоже, самое время поработать спицами, – заявила миссис О’Брайен и, заметив фотографии на бюро, добавила: – Вижу, вы достали свои сокровища.
– Это моя мама. Она умерла прошлым летом. А эта дева, надеюсь, в представлении не нуждается.
– Боже мой, конечно нет! Как мило с вашей стороны, отец Десмонд, поставить сюда ее изображение. Что может больше соответствовать вашему сану, отец Десмонд, чем поездка в подобном обществе? А теперь пейте-ка поскорее чай, пока он совсем не остыл!
И, тепло улыбнувшись Десмонду, миссис О’Брайен подхватила его мокрые вещи и осторожно прикрыла за собой дверь.
Чай действительно оказался горячим, крепким и очень бодрящим. Не менее восхитительными были горячие, намазанные маслом ячменные сконы и большой кусок бисквита «мадера» прямо из печи.
Предубеждение Десмонда против Килбаррака, которое в свое время возникло исключительно из-за дурных предчувствий, начало постепенно исчезать после радушного приема, а теперь благодаря воздушному бисквиту практически растаяло без следа.
Еще тогда, когда Десмонд подъезжал к церкви в сопровождении неподражаемого Майкла, он заметил застекленную галерею, идущую через двор к дому. И сейчас Десмонду захотелось пройти по галерее в церковь.
В свой последний день в Риме Десмонд решил совершить сентиментальное паломничество в собор Святого Петра. Когда молодой священник вошел в приходскую церковь грязного захолустного ирландского городка, в его памяти еще были свежи воспоминания о величественном римском соборе. Он рассчитывал увидеть – и даже морально подготовил себя к ожидающему его потрясению – стандартную часовню с аляповатым алтарем и стенами, размалеванными ужасами крестного пути Христа.
И Десмонд действительно испытал потрясение, причем настолько сильное, что ему даже пришлось сесть. Он не верил своим глазам. Церковь была поистине прекрасна: подлинная готика, кладка и резьба по камню – настоящее произведение искусства. Величественный неф с проходами с обеих сторон. Готические колонны, поддерживающие ажурные воздушные арки, подчеркивали высокие сводчатые потолки. Изображения крестного пути Христа также были вырезаны из камня, причем, достаточно простые композиционно, они отличались изяществом и тонкостью исполнения. Невозможно было отвести глаз от освещенной алтарной части щедро позолоченного алтаря с прекрасной резной запрестольной перегородкой.
Десмонд упал на колени и возблагодарил Небеса за такой неожиданный подарок, за эту величественную церковь, где он, несомненно, сможет укрепиться в своем священном призвании и еще сильнее возлюбить Господа нашего Иисуса Христа. Он все еще был погружен в молитву, как вдруг послышались звуки органа и мальчишеские голоса, исполняющие хором гимн «Назови Его царем царей».
Десмонд тут же вскочил на ноги и поспешил подняться по винтовой лестнице, ведущей на хоры. Там группа мальчиков разучивала гимн под управлением какого-то молодого человека, но при неожиданном появлении Десмонда все сразу же замолчали.
– О, пожалуйста, продолжайте, продолжайте. Простите, что помешал вам. – С этими словами Десмонд подошел к молодому человеку и протянул ему руку. – Я отец Десмонд Фицджеральд.
– А я Джон Лавин, школьный учитель, отец. Мы здесь обычно репетируем.
– Ради Бога, простите меня, – произнес Десмонд. – У меня просто нет слов. Я не ожидал услышать столь прекрасное пение… и этот необычный, чудесный гимн в таком захолустье, как Уэксфорд.
– И все благодаря мадам Донован, отец. Она любит красивые мальчишеские голоса и, само собой, организовала здесь хор мальчиков.
– Вы замечательно их подготовили. Вам удалось добиться удивительной слаженности.
– Благодарю вас, отец, – улыбнулся молодой человек и, помедлив, добавил: – Если во время посещения прихожан у вас вдруг выдастся свободная минутка, может, заглянете к нам с женой, посмотрите на нашего первенца. – Он застенчиво улыбнулся. – Мы им так гордимся.
– Всенепременнейше. – Десмонд даже позволил себе произнести ирландскую идиому, пожал руку учителю, улыбнулся мальчикам и, все еще под впечатлением от увиденного и услышанного, вышел из церкви.
Когда он вернулся в дом священника, в холле его встретила миссис О’Брайен.
– Каноник уже пришел, отец Десмонд. Вы сможете встретиться за ужином. Я накрываю на стол. Сделайте одолжение, пройдите в столовую, я там камин разожгла специально для вас.
Десмонд вымыл руки и прошел в просторную столовую, где огонь от горящих брикетов торфа освещал красивую старую мебель красного дерева: стол, стулья и буфет. Из окон с двойными рамами открывался потрясающий вид на море вдали, поля и леса, а также на виднеющуюся сквозь деревья крышу большого особняка.
– Вам нравится вид, отец Десмонд?
Вопрос задал каноник Дейли. Это был крепко сбитый, коренастый человек с мощными руками и плечами разносчика угля, но без намека на шею, и с утопающей в плечах круглой, как ядро, словно присыпанной пеплом головой, которую украшала красная четырехугольная шапочка с помпоном. Выражение его кирпично-красного лица с глубоко посаженными честными голубыми глазами было открытым и простодушным, хотя каноник и пытался придать ему некоторую значительность.
– Мне очень нравится вид, каноник. Но еще больше мне понравилась ваша величественная и такая изысканная церковь. Она меня просто потрясла.
– Да, здесь уж ни прибавить, ни убавить. Я очень рад, что вы решили начать с посещения церкви.
В это время миссис О’Брайен принесла ужин: внушительный кусок говядины и отдельно картофель и зеленые овощи.
– Присаживайтесь, – предложил Десмонду каноник.
Каноник занял свое место во главе стола, взял разделочный нож для мяса и принялся так энергично им работать, что вскоре перед Десмондом уже стояла полная тарелка тонко нарезанной говядины, рассыпчатого картофеля и капусты нового урожая.
– Пища у нас здесь простая, но сытная.
– Да что вы, еда просто восхитительная, – ответил Десмонд с набитым ртом.
За время путешествия он успел здорово проголодаться и теперь набросился на то, что лежало перед ним на тарелке, с не меньшим энтузиазмом, чем сам каноник, который украдкой бросал на Десмонда довольные взгляды.
– А я-то боялся, что вы окажетесь одним из этих избалованных приверед, которым все не этак и все не так. По правде говоря, я ожидал увидеть изнеженного римского хлыща. А вы совсем другой.
– Каноник, я вовсе не итальянец, а простой ирландец, долгое время живший в Шотландии.
– Да что вы говорите! Вот так-так, ведь и я тоже. Восемнадцать лет я жил с родителями в Уинтоне, прежде чем они вернулись на родину. Но вы, видно, и сами догадались по моей манере говорить.
– Каноник, благодаря вашему акценту я себя чувствую здесь как дома, и он прекрасно сочетается с вашей недюжинной силой.
Когда они отдали должное основному блюду, миссис О’Брайен убрала со стола, принесла большую тарелку с яблочным пирогом и незаметно удалилась.
– Приятель, похоже, ты успел найти подход к нашей миссис О’Би. Когда я вернулся, она была прямо сама не своя и все нахваливала тебя. – Каноник отрезал Десмонду толстенный кусок сочного пирога, при этом не обидев и себя. – А я ее мнению весьма доверяю. Она уже без малого как двадцать лет при мне состоит и ни разу меня не подвела.
– Но ваша церковь, каноник… Ваша великолепная церковь. Как, во имя всего святого, вам удалось ее получить? Я ведь прекрасно знаю ирландцев и Ирландию. Такую церковь не построишь на те жалкие гроши, что может дать Килбаррак.
– Твоя правда, приятель. Ее и за десять лет не построить, даже если собрать все гроши из всех кружек для пожертвований по всей стране. – Справившись с десертом, каноник подошел к буфету, достал стоявшую там на самом виду бутылку и налил себе ровно на два пальца янтарной жидкости. – Я всем обязан вот этому и самой чудесной, праведной, милостивой и щедрой женщине во всей Ирландии.
Десмонд, сгорая от любопытства, следил за каноником, который внимательно изучал содержимое стакана.
– Я не разрешаю держать дома спиртное, приятель. Но я старый человек, а это меняет дело. Я позволяю себе выпить только раз в день, причем всегда на два пальца и ни каплей больше, «Маунтин Дью».
Вконец заинтригованный, Десмонд не осмелился донимать каноника расспросами, а тот сделал глоток «Маунтин Дью», с шумом втянул в себя янтарную жидкость и, аккуратно поставив стакан, произнес:
– Самый замечательный, самый чистый, самый отборный и чертовски дорогой солодовый виски в мире. Произведен с добавлением лучшей торфяной воды, разлит по бутылкам на лучшем перегонном заводе Донегала, выдерживается не меньше шести лет и, наконец, продается через дублинскую контору по всему миру тем, кто ценит все самое лучшее. И принадлежит это хозяйство целиком и полностью милейшей даме, которая лично спланировала и на свои деньги построила и украсила нашу замечательную церковь.
Произнеся эту пламенную речь, каноник сделал еще один глоток и ласково посмотрел на Десмонда, который тихо произнес:
– Как замечательно с ее стороны! Она, должно быть, на редкость щедрая старая дама.
При этих словах каноник зашелся в приступе гомерического хохота, к его веселью присоединилась и миссис О’Брайен, которая как раз вошла в столовую, чтобы убрать со стола остатки десерта.
– Ага, очень даже щедрая, – согласился каноник, когда тишина в комнате была восстановлена. – Мне даже страшно сказать, во что все это обошлось. Вот только одно, к сожалению, осталось сделать. И то по чистому недосмотру. Ты заметил перила алтарной преграды?
– Конечно заметил, каноник. Очень старые, деревянные. Довольно неуместные.
– Ты все правильно подметил. Но ничего, приятель, в самое ближайшее время я их заменю на те, что будут достойны такой церкви. Сейчас перила – самая главная моя задача. И я при каждом удобном случае намекаю на это мадам Донован.
– Мадам Донован! – эхом откликнулся Десмонд.
– Тебе что, знакомо ее имя?
– В жизни его не слышал, пока не приехал сюда.
– Ну а теперь ты его часто будешь слышать. Это ведь на ее особняк ты сейчас смотришь из окна. Кстати, у нее имеется еще и прекрасный дом в Швейцарии.
– Но почему в Швейцарии?
– Налоги, – со значением произнес каноник, понизив голос и для пущего эффекта прикрыв левый глаз, видневшийся над стаканом, а потом, после того как Десмонд переварил услышанное, добавил: – Мадам не только чудесная, разносторонняя, талантливая леди, но еще и самая настоящая деловая женщина с крепкой хваткой, каких разве что в лондонском Сити и встретишь. Если бы ты знал ее историю, то понял бы, что я говорю чистую правду. – Каноник замолчал и в полной тишине с удовольствием прикончил стакан «Маунтин Дью», а затем уже другим тоном продолжил: – А теперь вот что, приятель. Когда я тебя ждал, то знал, что меня ждет тяжелый случай. И собирался обойтись с тобой соответственно. Однако, как я вижу, проблема лишь в том, что ты там, у себя в Риме, слишком уж увлекся светской жизнью. Ходил на всякие там вечеринки в обществе богатых, – тут каноник бросил взгляд на миссис О’Брайен, – старых дам. По правде говоря, ты у нас немного повеса. А потому мой приказ будет таков: без моего разрешения никаких приглашений не принимать, и если ты внимательно посмотришь на мое старое уродливое лицо, то сразу поймешь, что я человек, которого надо слушаться беспрекословно.
– Да, каноник.
– Ты все понял.
– Каноник, учитель, которого я встретил в церкви, пригласил меня посмотреть на своего первенца.
– Младенцы – совсем другое дело. Можешь заглянуть к ним, но особенно не рассиживайся. Скажи что-нибудь приятное и сразу уходи.
– Да, каноник.
– Хорошо! Мы здесь привыкли рано ложиться, да и ты, наверное, притомился после путешествия. Так что можешь идти спать. Я буду читать десятичасовую мессу, а ты можешь взять на себя восьмичасовую. Майкл всегда в ризнице. Он там тебе все покажет. Миссис О’Брайен утром тебя разбудит. Ну а теперь спокойной ночи, приятель. И если тебе будет приятно это услышать, то могу сказать, что ты произвел на меня хорошее впечатление. Я доволен.
Когда Десмонд вернулся в свою комнату, то обнаружил, что все его вещи, высушенные и наглаженные, аккуратно сложены, кровать расстелена, а между белоснежными простынями положена бутылка с горячей водой. Десмонд опустился на колени, чтобы прочесть свою обычную молитву, затем, бросив взгляд на знакомые фотографии на бюро, забрался в постель и с чувством глубокого удовлетворения закрыл глаза.
Итак, его первый день в Килбарраке на удивление оказался более чем удачным.
О проекте
О подписке