Генерал Улова, значит…

Зайдя внутрь, я присвистнула: до звания чистюли куратору ой как далеко! Помещение было завалено до потолка.

Тут находились: большое некрашеное бюро, засыпанное документами, два глубоких кресла с вытертыми подлокотниками, пара неудобных стульев, шахматы, раскиданные на журнальном столике, и несколько хаотично стоящих шкафов с распахнутыми дверцами. Будто их занесли в помещение, а потом поленились нормально поставить и бросили посреди комнаты.

На полу стояли ящики с уликами, валялись берестяные стаканчики из-под напитков. Стопки газет опасно кренились по бокам. Подоконник оказался куда шире обычного, с расстеленным на нем клетчатым пледом, несколькими подушками и апельсиновым деревом в кадке. На пробковую доску вполстены были приколоты десятки ярких бумажек с заметками.

При всем этом бардаке кабинет выглядел до странности уютным.

Внемлющий, кажется, проводил тут сутки напролет: в углу комнаты примостилась выцветшая раскладушка. Подушку украшала тарелка с остатками сэндвича.

Я окликнула коллегу:

– Полынь?

Где-то за шкафом послышалось недовольное кряхтение.

– Я пришла помогать.

Куратор вылез мне навстречу, разминая затекшие руки и ноги:

– Ах да. Привет. Ну что, сегодня пойдешь на свой первый арест.

– В смысле?

– А что, думаешь, Цфат будет и дальше стричь королевскую семью? Преступникам место в тюрьме.

В ответ на мой недоуменный взгляд Полынь тяжело вздохнул. Задумался на секунду, потом нырнул под стол и вылез оттуда со вчерашним имаграфом.

– Что ты видишь? – Полынь протянул мне шар, похожий на маленькую планету.

– Дурацкое выражение на собственном лице. Да и поза подкачала… Будешь еще имаграфом пользоваться – позволь мне сначала выйти из комнаты, ладно?

Он пропустил замечание мимо ушей и нетерпеливо побарабанил пальцами по шару.

– Опиши мне спальню дриады.

– Небольшая. Одно окно. Чисто убранная, в отличие от этой. Много парикмахерских инструментов…

– Расскажи о них подробнее. Можешь приблизить.

Я сделала, как он велел. Картинка внутри шара дернулась и поехала под моими пальцами.

Я пожала плечами:

– Цфат хранит все в идеальном состоянии. Ножницы вычищены до блеска, нигде не пылинки. А еще все новое, выглядит очень… современно, что ли. Не жалеет дриада денег на материалы.

– Вот именно. А теперь посмотри на этажерку у окна.

В указанном месте у парикмахерши лежали гребни. Разноплановые и очень красивые. Вдруг мой взгляд наткнулся на уродца…

Небольшой костяной гребешок с редкими зубцами казался лишним в этом ряду. На рукоятке не хватало нескольких камней.

– Видишь, да? – Полынь глянул на меня с азартом. – Приблизь еще!

При максимальном увеличении стало видно, что на гребне стоит монограмма: инициалы А.И. в короне, венчающей дерево. Я протянула долгое «М-м-м?», но куратор упорно молчал. Было ясно, что Полынь меня экзаменует: он хитро щурился и ждал, что скажу. Я сосредоточенно наморщила лоб.

Вскоре меня осенило:

– Королевская эмблема! А.И. – это случайно не Аутурни из Дома Ищущих?

– Именно, душа моя! – Куратор потер ладони. – Гребень принадлежит королеве. То, насколько плохо он выглядит, свидетельствует об одном из двух: либо это дешевый, потасканный аксессуар; либо – антикварная ценность, которую не пощадило время. Учитывая Аутурни в уравнении – второе. Я отправил Ищеек во дворец, чтобы они проверили догадку, и оказался прав: зимой у королевы пропал гребень, которым она пользовалась еще в детстве. Так же, как ее мама, бабушка и другие женщины рода Ищущих. Обнаружив пропажу, горничные испугались, что их накажут за неосмотрительность, и промолчали: понадеялись, что Ее Величество еще не скоро вспомнит о гребне, а может, и не вспомнит вовсе. Что и произошло.

– Ты думаешь, Цфат стащила королевский гребень? Она, конечно, фанатка своего дела, но воровать?

– Тем не менее своровала. И я знаю, почему.

Полынь с размаху плюхнулся в одно из замшевых кресел. В воздух взвилось облачко пыли.

Куратор искрился удовольствием, объясняя:

– Дриады верят, что волосы хранят нашу энергию, удачу и «ген сильных сторон», если так можно выразиться. Хочешь ослабить человека – укради его прядь и сожги. Хочешь ему добра – возьми его волос и обвяжи вокруг ветки дуба. Хочешь выглядеть, как он, – используй его гребень для себя.

Я представила королеву Аутурни, которую мельком видела на паре государственных праздников. Одна деталь вспоминалась очень ясно: шикарные волосы. Ее Величество могла завернуться в них целиком, было бы желание. А от блеска ее локонов слепли глаза, как поют менестрели.

Я ахнула:

– Цфат хотела волосы, как у королевы, и поэтому пошла на кражу?

– Да. И она преуспела. Ты помнишь ее прическу? Тоже ведь ничего так. И, по свидетельствам очевидцев, волосы отросли за пару месяцев. Очень интересно, не находишь?

Я уселась во второе кресло – фиолетовое – и подтянула ноги к груди. Так мне лучше думается.

– Получается, из-за этого баргест явился к Цфат? Дриада вместе с гребнем заполучила частицу королевской энергии и стала как бы «своей», сошла за срединника?

Куратор довольно кивнул:

– Умничка. Да, как всегда, все дело в унни. У каждого существа – муравья, человека и бога – есть свой энергетический отпечаток, и магические твари ориентируются в первую очередь на него. Ну, что ж, дело закрыто. Иди во дворец.

Полынь вручил мне предписание на арест и наручники, а потом, как ни в чем не бывало, залез на подоконник, накрылся пледом и углубился в изучение каких-то документов.

Я растерялась:

– Погоди. Но ведь это не такое страшное преступление – украсть старый гребень! Может, не надо ареста?

– Так. – Куратор вздохнул и со значением посмотрел на меня. – Я скажу это только один раз, но запомнить ты должна навсегда. Шолох – правовое государство. Наказание за нарушение закона у нас неизбежно. Это, считай, основа основ. Любой должен понимать: пошел на преступление – поплатишься. Иначе люди станут надеяться: ой, а вдруг не поймают, а вдруг пожалеют… Нет. Мы поймаем и не пожалеем. Иначе все покатится в тартарары. И можешь не волноваться – Цфат грозит всего лишь дюжина дней тюремного заключения, потом – свобода и никаких записей в трудовой. Дело и впрямь пустяковое.

– Хорошо, – кивнула я. – Мысль про неизбежность наказания мне нравится.

Говоря это, я скрестила пальцы за спиной.

– Вот и я люблю порядок, – кивнул куратор и небрежно бросил на пол прочитанный документ.

Наверное, тоже пальцы скрестил.

* * *

– Нет! Не надо! – шарахнулась от меня дриада, когда я выдвинула ей обвинения.

– Мне очень жаль, Цфат. Но вы пробудете в тюрьме совсем недолго. Это как в угол встать – неприятно, но не смертельно. – Я обошла побледневшую парикмахершу и достала наручники.

Когда они оказались на запястьях Цфат, пришло время побледнеть мне… Праховы наручники запирались волшебством: чтобы открыть их, нужно было приложить магический замок к татуировке Ловчего.

Тресни эта земля окаянная!

Уже при самостоятельном проходе во дворец у меня возникли трудности из-за отказывающегося сиять изображения. В итоге гвардейцы согласились пропустить меня по обычному значку. («Это новая татуировка, господин. Ей нужно время, чтобы активироваться».)

Но завязанные на магию наручники! Такого подвоха я не ожидала.

Цфат оглянулась и узрела мою обескураженную рожу над неработающими наручниками. Изображение медведя на них – символа тюрьмы – едва слышно похрапывало в ожидании, пока его разбудят должным образом.

Дриаде потребовалась доля секунды, чтобы оценить обстановку. После этого парикмахерша пнула меня, распахнула дверь в коридор и помчалась прочь, поскрипывая сочленениями.

Я, проклиная все на свете и потирая колено, заковыляла вслед.

Наша гонка по дворцу напоминала смешные истории в картинках из воскресных журналов. Дриада бежала молча, сосредоточенно, искала выход. Я прыгала за ней на одной ноге с дикими воплями «Вы арестованы!».

Прахово колено, кажется, выскочило из сустава. Я еле тащилась, а дриада, наоборот, скакала, как горная козочка.

Из комнат начали выглядывать любопытствующие. Они не спешили помочь. Первое правило настоящего шолоховца: при чрезвычайной ситуации не вмешивайся, запоминай как можно больше – потом расскажешь всем в округе и станешь звездой.

Наконец, мне улыбнулась удача в лице пухленького поваренка. Он выходил из кухонных дверей с огромным подносом наперевес. Выйдя, повар узрел мчащуюся на него Цфат. Бедолагу это так напрягло, что он сразу же упал – без чьей-либо помощи, просто от неожиданности.

Постольку поскольку поваренок был в теле, а поднос – в тарелочках, узкий коридор оказался перегорожен. Дриада с разбегу врезалась в это добро, споткнулась и тоже упала. Сверху до кучи напрыгнула я.

Преступница была повержена!

Избавлю вас от утомительного пересказа последующих событий: того, как мы с гвардейцами производили арест, как я вытаскивала голову поваренка из кастрюли, где оная застряла, как счищала с плаща-летяги остатки спагетти и со скрежетом зубовным вправляла колено…

Почуяв во мне новичка, стражники самовольно позвали на подмогу Ищейку. Так сказать, от греха подальше – пусть проследит за неразумной Ловчей.

Это была вчерашняя девушка.

При свете дня Андрис Йоукли выглядела очаровательно: мягенькая и розовенькая, как персик. Смешные очки ныряльщика все так же были при ней, на роли ободка для густых, подстриженных «каре» волос.

Андрис, и глазом не моргнув, помогла мне правильно заполнить бумаги об аресте и отмыть плащ. Она заразительно хохотала, когда я рассказала, как смешно гонялась за Цфат, и тем самым облегчила мой стыд. В конце Ищейка похвалила меня и радушно повторила приглашение обращаться за помощью, если возникнут «неловкости».

Мы, считай, подружились.

На прощание я попросила ее отправить ташени для Полыни:

«Цфат под арестом. Ее волосы до самых корней измазаны в смеси для ирисок. В тюрьме обреют – расчесать это невозможно. Баргест был прав, предсказывая несчастье».

После этого я с чувством выполненного долга пошла на улицу. В садовом лабиринте вдруг сообразила: я же во дворце, эй. И время, кажется, обеденное – законный перерыв! А один прелестный молодой человек как раз звал меня к себе на чай…

Любую грань между добрым совпадением и судьбой я трактую в пользу судьбы – так приятнее.

А потому, набравшись смелости, я остановила патруль стражников:

– Подскажите, как мне найти покои принца Лиссая?