Верка не послушалась мудрого совета ученого человека. Огурцы ей и в собственном огороде осточертели. Забрала документы из института, и бездумно побрела вдоль широкой улицы Ленина, славного города Брянска. Дел у нее никаких не было, зубрить учебники не надо. В высшее учебное заведение для нее путь закрыт, об этом ей сказал мудрый преподаватель, и она ему, хоть и горько признаться в этом, но поверила.

Как не парадоксальна ситуация, как в таких случаях говорят умные люди, но Верка вдруг почувствовала необычайную легкость во всем своем пышном теле. Ее охватило радостное веселье, от освобождения ставшей ненужной зубрежки, и опостылевшего родительского надзора.

Внутри нее все пело и ликовало. В ней расправляла крылья буйная молодая сила. Еще ни разу не было Верке так хорошо, как сейчас будучи независимой, и свободной.

Девчонка не имела представления, как будет жить дальше, но твердо уверена: в деревню, в родительский дом ни ногой. Знала – там, для нее приготовлены материнские упреки и отцовский ремень за провал в институте.

Праздно шатаясь по широкой городской улице, где девчонке буквально все нравилось: красивые витрины многочисленных магазинов, яркие рекламные щиты на домах, нарядные прохожие, Верка страшно завидовала всему этому великолепию. Здесь было все, чего душа не пожелает, не то, что у них в деревне.

На широком, во всю стену окне красивого здания, несостоявшаяся студентка усмотрела бумажку, прилепленную на внутреннюю сторону стекла. Та гласила: в парикмахерскую «Артемида», приглашается ученица мастера. Подняв голову кверху, девушка обнаружила красивую надпись, подтверждавшую, что окно принадлежит этой самой «Артемиде».

«Дай-ка зайду, – мелькнула в мозгу шальная мысль. До этого Вере не приходилось проявлять инициативу по устройству собственной судьбы. Разве что сование в институт, мимо которого она благополучно пролетела, как фанера над Парижем.

А вдруг меня возьмут ученицей? Я ведь с детства любила крутить на голове кренделя из волос. У меня это неплохо получалось. Всем своим одноклассницам сделала на выпускной вечер прически. Те только ахали вместе со своими родителями», – рассуждала бывшая абитуриентка, стоя у красивого, высокого окна.

«Артемида» оказавшись мужской парикмахерской, стала началом жизненного Веркиного пути. Без проблем ее приняли на работу, оформили трудовую книжку, все чин чинарем, а парикмахерша Ада Лямина предложила новенькой свободную койку, в снимаемой ею комнате, где Верка и зажила настоящей, взрослой жизнью.

Девчонка оказалась хваткой и способной к парикмахерскому ремеслу. Спустя полгода была поставлена к креслу для самостоятельного обслуживания клиентов.

Новоиспеченная парикмахерша колдовала не над женскими лохмами, а над мужскими, короткими волосами. Но и здесь Вера показала себя заправским мастером.

Внешняя, роскошная привлекательность, ее красивая полнота «Данаи», высокий рост делали, как минимум ее, года на три старше. Отчего клиенты теперь чаще чем требовала того стрижка, появлялись в салоне с желанием усесться в кресло к привлекательной мастерице.

Это забавляло Веркиных товарок и хозяйку салона. Дескать, та, приманивая клиентов, увеличивает им прибыль. Хотя все понимали, что скорее не Веркин профессионализм заманивал мужиков в их салон, а ее соблазнительные до времени расцветшие роскошные телесные формы. Да и лицом не обижена.

С нею начали заигрывать. Девка только посмеивалась над комплиментами клиентов, не позволяя им лишнего, а если мужик становился слишком назойливым, умела поставить нахала на место.

Однако, когда очередной клиент, явно пытался ее обольстить мужской галантностью, о которой она отродясь не слыхала, «Данаю» охватывало незнакомое ей доселе приятное томление. Конечно, она не была дурочкой, понимала, от чего такое происходит с нею, старалась всеми силами отгонять от себя желаемое, но запретное чувство. У нее еще не выветрились в мозгах наказы матери и отцовский ремень.

Однако зов рано созревшей плоти, отсутствие родительского надзора, свобода самостоятельной жизни, и молодой организм не устоял перед сладкими речами красивого клиента. Тот как бы невзначай нежно касаясь ее пальцев державшие ножницы, говорил, что она особенная, не такая как все. Что она красива, привлекательна. Ей нравились такие речи, она хотела быть не такой как все. И сладкоголосому клиенту удалось сбить с панталыку наивную дурочку.

Растаяла девчонка от соблазнительных речей очаровательного клиента, и тот стал ее первым любовником. Верка начала приводить молодого красавца к себе на квартиру, иногда оставлять на ночь. Потом оказалось, что красавчик женат, а ведь романтическая дуреха считала, коль мужчина побывал с нею в постели, то непременно должен на ней женится.

Поняв, что жениться тот не собирается, начисто выбросила его из своей постели, как и из собственной головы.

Раскаяние и сожаление длились недолго. Молодой организм бунтовал и требовал своего, а сопротивляться бушующей плоти у Верки не хватало, ни силы воли, ни ума, да и желания отказывать себе в приятном, откровенно говоря, тоже не было. Сладкоголосый демон разбудил в ней женщину. Она уже не могла обходиться без мужчины.

«Не долго мучили печали» и на месте красавчика появился другой салонный клиент, потом следующий, и далее уже без тормозов. Наконец, до Веры дошло, что постель еще не повод заполучить мужчину в законные супруги, хотя как все девушки она тоже мечтала о замужестве.

Понимать-то понимала, однако уже не могла остановиться. Смирившись с тем, что замуж выйти за салонных «ухажеров» нереально, пустила свои постельные взаимоотношения с клиентами на самотек.

Однако сколько веревочке не виться, а финал один. Вера залетела. Естественно ни о каких предохраняющих средствах деревенская дуреха не имела представления. Более того, не имея представления о беременности, дотянула свое состояние до критического срока.

Верка начала замечать, что некоторые одежды на ней стали тесноваты. «Придется немного проследить за своим весом, – рассуждала дуреха. – Как бы я не нравилась мужчинам, а сбросить пару килограмм не помешает».

На ее состояние указала сожительница Ада:

– Ты, подруга, сходи-ка к гинекологу, что-то ты в профиль бугристо выглядишь.

– О чем это ты? – не поняла грешница.

– О том, что ты залетела.

– Чего ты плетешь? От чего это я залетела? Я что замужем, чтобы беременеть? – ни в какие тарелки заявила охотница острых ощущений.

– Значит, по-твоему, беременеют лишь замужние? Нет, Верка, я знала что ты дура, но не до такой же степени, – глядя на наивную простушку, сказала Ада.

В больнице ей заявили: аборт делать поздно. Большой срок беременности. При таких сроках разрешение на прерывание выносит лишь врач, если что-то угрожает жизни самой женщине.

Вера поняла, такую справку, естественно, ей никто не даст. «Догулялась, – честила она себя на чем свет стоит, возвращаясь из консультации. – Дура, я дура. Считала, что беременеют лишь замужние женщины. А ведь мне мамка говорила о «подоле», а я, ее не послушала». И вот он результат, на лицо, вернее на животе, который после посещения, ею врача, стал расти не по дням, как ей казалось, а по часам.

В салоне Верке стало неудобно стоять у кресла. Ее живот упирался в него словно барабан. Однако любителей поухаживать за ней не убавлялось. Под балахонистым сарафаном не посвященному клиенту невдомек, что скрывает под ним пышнотелая красавица.

А когда уже скрывать стало невозможно, хозяйка перевела Веру прачкой, в крохотный уголок со стиральным автоматом. С этим переводом салон имеет двойную выгоду: сохраняет сотрудника и создает экономию, отказавшись от услуг городской прачечной. Вера стирала полотенца, салфетки, пеньюары, халаты и тут же их гладила.

Ни в какой декретный отпуск Вера, естественно, не пошла, так и работала до конца, пока не повалилась у гладильной доски, с криком:

– Умираю!

Не умерла. Родила здорового пацана, весом в три килограмма двести грамм, и ростом пятьдесят два сантиметра. Еще лежа на родильном столе, врачам заявила: от ребенка отказывается. Те тут же связались с ее работой. Прибежали хозяйка с Адой, и пригрозили кукушке всяческими карами, если та откажется от ребенка.

– На что я его буду содержать? – упрямилась шалаболка.

– Будешь работать на две ставки. Днем в салоне, по вечерам через день в прачечной. Пожелаешь, можешь взять полставки уборщицы. Работа не бей лежачего. Везде пластик и металлик. Кроме того, мы коллективом купим ребенку приданное, коляску, кроватку и все остальное, – заверили директорша с Адой.

– А куда я ребенка дену, когда выйду на работу? С собой, что ли буду таскать? – ныла гулена, напрочь отвергавшая только что родившееся дите.

– Няню наймешь, – сказала заведующая.

– А… – только разинула рот «мамаша», чтобы поставить очередную рогатку заботливым сослуживицам, чтобы те вошли в ее положение, и не настаивали забирать ненавистного ей выродка, но те не дали ей слова.

– Все, Верка, кончай базар, – сказала элегантно одетая хозяйка салона, на определенном сленге, знакомом ей с тех пор, как сама, вроде этой потаскушки мотала тряпкой в зачуханной парикмахерской на окраине города. А теперь вон она кто! Бизнес-леди!