– Март еще не наступил, рановато. Ну… а мне, пожалуй, пора, – сказала она, засмеявшись и смущенно выстукивая сапожками снег из-под подошв.

– Пожалуй.

– Вот тебе твой шарф. – С этими словами Люся обмотала его голову шарфом, как носят платочки бабушки.

– Эй, это за что?

– За Фосю, – ответила девушка игриво, чувствуя, что ей будет не хватать этого запаха.

– Ладно, Люся, не урчи, – усмехнулся он в ответ, впервые назвав красавицу по имени.

– Ну, было приятно.

– Ага, – согласился он.

Пока она чеканила каждый свой шаг по ступенькам вверх, он думал, и внутри него натягивались жгуты. Канаты и веревки. Перед тем как достать из своего рюкзака ключи, она обернулась. И дело вовсе не в том, что за дверью ее ждали вечно пьяный папа и мама, постоянно требующая от дочки психологической поддержки, а в том, что здесь, в холодном подъезде, ей было интересно открывать в себе мир новый, узнавая чужой.

– А чего не уходишь?

– Кто понял жизнь, тот не торопится.

– Забавно. У нас… что-нибудь еще намечается?

– Скажем, сегодня ближе нас двоих больше никого и нет.

– А номер чего не спрашиваешь? – спросила она оценивающе и с надеждой.

– Зачем? – ответил он, заметив, как она расстроилась. – Теперь я знаю, где ты живешь. Так что…

– Буду ждать, – просветлела она, послушная и счастливая.

– Спасибо, – поблагодарил он и зашагал вниз, заметив собственную улыбку. Ништяк. Подобный кайф он испытывал, когда ему было двадцать.

Тогда он учился на инженера и гулял с Варварой, девушкой с рыжими волосами и веснушками. Она носила джинсы и слушала Дэвида Боуи, тогда как он предпочитал «Зоопарк» и «Кино», но им было хорошо вместе. Позже Варя уехала на несколько лет со своим дядей в Анапу, где тот имел политический вес и пригрел ей местечко. Подобный стратегический ход задевал Колю в морально-этическом смысле – казалось, что она выбрала бабки и удобную жизнь вместо любви и обыденности, предала. Он назвал ее решение уехать с дядей лицемерием. Как бы то ни было, влюбленные, не договорившись между собой, разминулись, и затем Варя исчезла из его жизни. То ли дядя не одобрил музыкальные вкусы Вареньки, то ли еще что, но, когда Николай смирился с потерей любимой и собирался сколотить карьеру, она вернулась.

Он повстречал ее на автобусной остановке, с иной прической, но все тем же колким взглядом и пофигистической улыбкой. В сопровождении скользящих мимо трамваев и хохота ребятишек, которым в недалеком будущем выпала карта стать героиновыми наркоманами 90-х, эти двое взяли шампанского и пошли гулять по крышам Лиговского проспекта, встречая ГКЧП вместо рассвета. Романтика!

Новость о том, что девушка, которую он некогда любил, избрала путь профессиональной шлюхи, стала последней каплей их былой любви, выпитой, как та бутылка шампанского, оказавшейся аперитивом к закату Советского Союза. Тем вечером молодого человека не интересовало ничего: ни он сам, ни будущее его изнасилованной страны, ни тем более какую музыку теперь слушает Варвара, ставшая совсем другой. С той поры на полотне ночных небес поблекли все звезды. Хулиганы выцарапали на нем слово из трех букв, порвав фиолетовую красоту на тряпки.

Нельзя было сказать, что он ожесточился, нет. Скорее, стал безразличен ко всему. Поэтому, когда на заводах перестали платить деньги и еще до того, как народ стал платить по счетам спиртом на крови, а Ельцин положил голову на рельсы (ой, этого так и не произошло), Николай ушел в криминальный бизнес. Семьей он так и не обзавелся, значит, рисковать нечем. Он участвовал во многих встречах, сделках и разборках, и если чем-то мог похвалиться, то лишь тем, что никого не убивал за все эти шальные годы. Девяностые, на его взгляд, оказались парадоксальным временем, где никому нельзя было верить, и в то же время честное слово ценилось настолько, что за вранье убивали…

Ковыряя снег на пути к брошенной четырехколесной старушке и отдаляясь от новой подруги, Николай думал, что люди могут чувствовать друг друга на расстоянии. Реально. Быть вместе в мурашках по спине, вызывающих улыбку, даже когда на улице прохладный осенний дождик. Такая связь может быть непонятна другим людям именно потому, что она касается двоих, переживающих со-бытие здесь и сейчас. По дороге домой в замерзшей машине он вспоминал момент из давнишнего сентября, в котором они с Варей были вместе, строя планы на светлое будущее. В том отрезке памяти его девушка находилась дома у своей бабушки, а он закосил от лекции только лишь для того, чтобы позвонить любимой из телефонной будки. Он шел по городской площади, мимо всех этих мальчиков на велосипедах, разъезжающих с радостным свистом; женщин с сетками, полными продуктов; работяг, спешащих скрыться во двор, дабы поиграть с собутыльниками в сику. Вдруг поднялся ветер, хотя ранее светило солнце, а после начался дождь с запахом осени.

Открыв дверь будки с телефоном-автоматом, который во времена, когда никакого Интернета не было и в помине, мог стать прекрасным проводником для влюбленной пары, он улыбнулся, предвкушая беседу. В те дни люди еще не были пресыщены средствами связи, которые бессмысленны, когда между людьми она давно уже потеряна. Раздались хрустящие щелчки диска, сопровождавшие набор номера, – звук, по которому он скучал сейчас, когда повсюду мобильники, и вскоре Варечка взяла трубку. И сразу его спину обдало приятным теплом, словно они пребывали в объятиях. Каждое слово и вздох на той стороне были для него знакомыми, не требующими расшифровки. Они общались пять минут, договорившись, что на выходных он к ней приедет, и те выходные стали лучшими в их совместной жизни. Они были особенными, оба знали это.

Бережно хранил он внутри себя впечатление, в котором витали запахи апельсиновых корок, что сушила бабушка Вари. Тот сентябрь был холодным, и Николай натопил печь. В кухне тикали здоровые часы с кукушкой, и на вылетающее мимо них в трубу время студентам было наплевать. Они были счастливы и не сомневались, что так будет всегда. На долгие годы вперед (счастья не бывает много – в тот момент получил свою долю авансом) Коле запомнилось ее слегка смуглое тело, цвет кожи которого в отсветах белесого пасмурного неба напоминал кофе с молоком. Он восхищался ее аккуратной грудью, прикасался губами к ее сосочкам, а она нежно и игриво смеялась, в шутку его отталкивая. Он любил ее и думал, что, сколько бы времени ни прошло, она останется прекрасна. В этой комнате, в этом времени, в его голове и сердце. Когда они занимались любовью, это было… вроде землетрясения, в эпицентре которого каждой своей клеточкой чувствовал Коля девушку на себе: ее дыхание, прикосновения. Тот момент, помноженный на вечность, составлял всю его жизнь, позволяя чувствовать собственное бессмертие.

Выходя из телефонной будки, он почувствовал внутреннее обновление. И радуга, освещающая его дорогу в общежитие, являлась признаком того, что жизнь прекрасна, а происходящее насыщенно смыслом. Чего он не смог понять, – это как человек, которого он так хорошо когда-то знал, сделал выбор в пользу проституции? Что ее к тому побудило: легкие деньги или желание проучить дядю? Стремление пойти против системы или осознание, что или бабки всерьез, или любовь всерьез? Но почему тогда она не вернулась к нему, о чем думала? Ответов на эти вопросы он так и не нашел. Зато нашел, что, если люди перестают быть верными друг другу, они перестают существовать. Поэтому все оставшееся время он осознанно проводил один, оставаясь верным самому себе. До тех пор, пока не сбил Фосю, которая Люся. Люсиль? Почему вслед за Варей, потерянной еще пятнадцать назад, мужчина подумал об этой девушке?

За эти годы, прожитые день за днем, ему стало ясно видно, что найти своего человека можно где угодно: в соседней квартире или во дворе на другом конце города. В коридоре института или закоулках коммунальной квартиры. Всегда – когда вы к этому внутренне готовы, и никогда – там, где вы этого ждете. Собственно, как и с пулей, которая может прилететь весьма неожиданно для тех, кого она застигла врасплох: в чужих квартирах, клубах, магазинах. А когда таковых несчастливцев слишком много, и все они являются твоими товарищами, – тогда приходишь к мысли, что главное – вовремя съехать, иначе ты следующий. Он верил, что все относительно, и если тебе постоянно везет, то маятник обязательно качнется в обратную сторону. Поэтому, заработав денег на машину и квартиру, Николай был таков – не собирался доходить до черты, за которой вляпается так, что будет не отмыться. Возможности хапнуть были, но он не хотел потерять то, что имел, – свою свободу. А на жизнь хватало.

Он вел автомобиль, размышляя о юной красавице: пошла ли она к тому парню? потратила ли пять тысяч? вспоминает ли о нем? Он чувствовал, что да, вспоминает. Расстояние не мера, иначе почему случается, что люди, буквально очень близкие друг к другу ощущают, что совершенно чужды?

Люся… В конце концов, пока выбор не сделан, все возможно. Лежа в ванной, дарующей расслабление, он вспоминал сегодняшние догонялки. Авария – не самый лучший повод для знакомства, но ведь и Фося не пыталась ему понравиться, так?

– Надо было оставить тебе шарфик на память, а то мало ли, – произнес он, внутренне обращенный к своей сегодняшней спутнице.

Тело отдыхало после насыщенного дня, пока душа очищалась от слоя льда, грязи и песка, являвшихся метафорой для всего, что впитала за последние несколько лет. Николай чувствовал себя свободным, словно не было ни затонувшей подлодки «Курск», ни ужасающего теракта 11-го сентября 2001, ни прошлогоднего захвата школы в Беслане (как же они проглядели?), столь же вероломного в череде событий, выпачкавших душу в мазуте.

Вся эта гадость из его прошлого – личного и коллективного – оказалась растворена в горячей воде, будто пыль, протертая влажной тряпкой. Глаза закрыты, ведь это не мешает видеть все, что на самом деле нужно разглядеть. Светлый образ Люси, согревающий его мир внутренним огнем. Коля был у себя дома – здесь, ощущая, что он сейчас там – с ней.

Значит, маятнику личного одиночества пора бы совершить колебание в противоположную сторону. Относительность – странная штука.

26.09.2016 06:00,

Санкт-Петербург

· Известный профессиональный скейтбордист из США. Родился 12 мая 1968 года.