Глава 2
Каждый человек полон красоты

Зелёный двор с хоккейной коробкой, помойками, песочницами, ржавыми качелями, газонами и куцыми остатками яблочных садов, зажатый между улицами Димитрова, Бухарестской и Альпийским переулком, встречает своих главных героев жаркими объятиями полуденного зноя.

Вы в полном обмундировании бредёте сдавать бутылки: в футболках с самодельными принтами и значками, в зауженных штанах и кедах. У тебя на шее болтаются крутецкие сварщицкие очки, у Дэна цепочка от сливного бачка из общественной уборной. Ага, та самая. Твоя гордость. Пришлось отдать другу, чтобы он легче пережил потерю гитары. И хлеба горбушку и ту пополам. У вас так.

На глазах у вас блестят узкие чёрные очки. Они сразу делают вас другими. Из другого времени. С другой планеты. Панками, насекомыми, роботами, плютиками, весёлыми человечками – кем угодно, лишь бы не сливаться с серой скучной толпой с помятыми усталыми лицами. В руках у тебя авоськи с пустыми бутылками. Те самые верёвочные авоськи Галины Ивановны. В них позванивает ваш легальный заработок: пивные, молочные и винные бутылочки. Лето – поют бутылочки – время есть, а денег нету. Сейчас будут. Надо только до пункта приёма стеклотары доковылять. У Дэна в руках раздолбанная гитара. Не может он с ней расстаться. Гладит болезную. Смотрит на неё влюблёнными глазами. Уговаривает себя:

– Да почти и не разбилась.

– Маманя твоя сегодня была в ударе, конечно, – отзываешься ты. – Я думал, она этой гитарой мне сейчас по башке даст. Жуть.

– Ну не дала же. Это её мудаки всякие на работе так доводят в ЖЭКе. – Дэн любит маму. – Зачем вообще такие работы нужны? Да ладно, отойдёт она. Притараню счас десять кг картошки, и всё будет путём. Это она, кста, из-за песни твоей разозлилась. На фиг такое говно писать?

Ты удивлённо смотришь на Дэна, прикидывая – стебётся он или всерьёз. Да нет же. Это ваша обычная манера общения. Пора бы привыкнуть.

– Не нравится – пиши сам.

– А я и написал уже.

Дэн начинает петь, елозя пальцами по раненым струнам разбитой гитары.

– Мои друзья всегда идут по жизни маршем…

Ага, точно – и остановки только у пивных ларьков. Тоже мне хохмач. Дурак ты, боцман, и шутки у тебя дурацкие.

– Это же «Кино»!

Дэн ржёт как полный придурок и показывает тебе длинный (но не такой, конечно, как у Джина Симмонса) язык.

– Кино, вино и домино! Всяко лучше, чем твоё говно!

Ты пытаешься пнуть нахалёнка ногой в кеде. Дэн уворачивается, отбегает. Детский садик на прогулке!

Навстречу вам идут три расфуфыренные старшеклассницы на выданье: химия, мини-юбки, каблучищи, килограммы косметики. Как ни странно – совершенно незнакомые вам девки.

Дэн подпускает их поближе и голосит:

– Ой, Энди, смотри, какие жабы страшные!

Девчонки злятся. Через румяна и белила проступают красные пятна праведного гнева:

– Сами-то какие! Пугала огородные!

Проходят мимо вас, крутя налаченными когтиками у висков. На самом деле они не страшные, а смешные. Но вы ещё смешнее.

Вы с Дэном хохочете, показывая друг на друга пальцами.

– Пугала! Огородные! Страшилы купчинские!

А ведь точно. Пугала и есть. Только вас никто не боится.

– На дело идёте? – Не очень понятно, чего больше в этом вопросе – глумления или восхищения. Это Андрюха Садов из второй парадной высунулся из окна на восьмом этаже, чтобы поприветствовать вас. Можно помахать ему в ответ. А можно и не махать, сохранить важный вид. Андрюха – малышня. На год тебя младше.

– Я в чешский «Луна-парк» у СКК устроился на работу с июля по сентябрь. Там жаб крутейших будет до фига и больше. Не хочешь вписаться? – говорит тебе Дэн.

– Чё-то не очень, – отвечаешь ты, морща нос.

Не объяснять же ему, что ты в августе собрался с отцом в турпоездку по Грузии. Ведь застебёт же нещадно.

Но Дэн понимает твой отказ по-своему.

– Ну да, ты же всё сохнешь по своему Объекту. Неоромантик, бляха-муха. Что, так и не дала до сих пор?

Ты угрюмо молчишь. Типа уходишь в себя. Объект – слишком личная тема, чтобы обсуждать её всуе. Даже с Дэном. Твоя любовь. Первая и, естественно, несчастная. Во всяком случае, муторная и непонятная. Ты и сам не особо понимаешь, чего ты от неё хочешь. Но требуешь понимания твоему непониманию. Понятно?

– Энди, ау! Не спи – замёрзнешь! Ты говорил, у Объекта день рождения скоро?

– Ну да. Через неделю. А тебе-то что?

– А давай-ка ей в подарок песню запишем. А ещё круче – альбом твоих песен запишем и ей посвятим! От такого подарка ни одна жаба не устоит.

У Дэна практический ум. Он привык все проблемы решать быстро, без размазывания соплей. И вроде как он действительно переживает за тебя. Настоящий друг.

– Альбо-о-о-м? – удивлённо тянешь ты. – Какой на хрен альбом, Дэн? У нас и группы-то нет. Можно было бы с «Тво степс» записать, но они же тебя выгнали.

– Да пошли эти козлы. – Серые глаза Дэна темнеют от обиды. – Сами они играть не умеют. Фанаты Антонова и Кузьмина. Гопорокеры. Долбят всякую муть. Ник ваще в наши телеги не въезжает ни разу. А мы с тобой соберём группу и запишем реальный панковский альбом. Кайф?

– Кайф! – Кайфовое слово «кайф». Его ещё Чехов употреблял, между прочим. А ещё от него куча кайфовых словообразований: по кайфу, кайфовать, кайфный, кайфоломня. – А как группу назовём?

Вашу светскую беседу прерывает прокуренный баритон:

– Здорово, Андрюха! Чё, забурел вконец? Со старыми друзьями не здороваешься?

У последней парадной твоей девятиэтажки деловые гопники назло жаре в ватниках с красивыми надписями шариковой ручкой «АС/DC», «LeviS» и «Puma» и в модно подрезанных и подвёрнутых кирзачах возятся с перевёрнутым мопедом. Что-то подкручивают там, подмазывают. Один из них, с перебитым острым носом, машет тебе перемазанной маслом рукой с гаечным ключом. Ты отвечаешь ему с фальшивым воодушевлением:

– Привет, Бита! Как там брат?

Бита расплывается в довольной улыбке:

– Ништяк. Всё чики-пуки. Отдыхает брат. А вы всё хиппуете, я смотрю.

Ага, хиппуем. Местной урле слово «панк» ещё неведомо. Может, оно и к лучшему? Когда вы заворачиваете за угол дома и выходите на Альпийский, обогнув старый дзот, дежурящий тут ещё с войны, Дэн всё-таки решает полюбопытствовать:

– Хиппуете? Это что за друг такой? Первый раз вижу.

Ты вяло отмахиваешься:

– Таких друзей за хуй да в музей. Бита-младший. Месяц назад из колонии вернулся. А старший срок мотает. Мужику в лифте всё лицо бритвой изрезал ни за что. Просто так, сука, изрезал. И меня всю школу тряс у мороженки. «Двадцать копеек есть? Давай сюда».

Дэн негодует:

– Гопота несчастная! А давай так группу и назовём? «Гопники»! Будем всех злить. Представь себе: сегодня в клубе – «Аквариум» и «Гопники». «Кино» и «Гопники». «Чайка Джонатан Ливингстон» и «Гопники»! Ха-ха-ха – это гопники, они мешают нам жить! Круто же?

Круто, конечно, но ты же не совсем дурак соглашаться на первое, что пришло в безумную голову Дэна. Правильно назвать группу важнее, чем альбом записать. И ответственнее, чем назвать ребёнка. Сколько групп погибло, даже не родившись толком, из-за своих тупых названий. А сколько промучилось с ними всю свою несчастную жизнь? Тут нужен долгий, серьёзный, научный подход. Филологический анализ. Психологическая экспертиза. Таргет-группы, опрос населения. Народный референдум, наконец! Жаль, что вся эта терминология тебе пока незнакома. Но ты находишь более весомый аргумент.

– Нет, нет, не покатит, это не панковское название, – отважно не соглашаешься ты. – Панковское должно из двух слов быть. Обратимся к классике – Народное ополчение, Отдел самоискоренения, Министерство страха, Автоматические удовлетворители, Ебущиеся тела, наконец. Как-то так.

– Из двух слов, значит? Так давай её «Каждый человек» назовём, – накидывает Дэн. – Ну у тебя же есть стишок такой.

– Так он же хипповский! – недоумеваешь ты. – Каждый человек полон красоты, каждый человек – дети и цветы. Каждый человек – прекрасное созданье. Каждый человек – основа мирозданья… Какой тут панк-рок?

– Ага! Прав был твой дружок гопник. Хиппуешь, плесень!

Дэну весело, собаке. А ты задумчиво молчишь. Крутишь в голове варианты названий. Но, похоже, зря. Твой друг уже определился, всё решил и не хочет отступать. Не любит он долго мять говно. Дэн останавливается, встаёт перед тобой, кладёт крепкую руку тебе на плечо и начинает орать и трясти тебя аки грушу:

– Знаешь что, Энди? Мне пофиг! Текст хипповский! А группа будет панковская! Как там у тебя? Каждый человек – вершина мирозданья? «Каждый человек» – отличное название! А сокращённо «КЧ». Кач, Энди, кач! Качнём этот сраный мир! Лёд тронулся, лёд тронулся, господа присяжные заседатели!

И вот попробуй возрази ему. Бутылки в авоськах празднично звенят благовестом. Похоже, вы только что назвали свою группу.

Глава 3
Просто гениальное всё

На Альпийском переулке, что тянется средь купчинских равнин аж до платформы «Проспект Славы», рядом с вашими домами и двумя школами – итальянской и английской – стоит центр притяжения местного населения, культурная мекка микрорайона – типовой торговый центр. Кроме самого магазина продуктов (в котором этих продуктов почти и нет – зато есть кубинские сигары в деревянных коробках и ром) в чудесном здании разместились химчистка с прачечной и даже подростковый клуб, где репетируют «Тво степс». Ну и, конечно же, с обратной стороны в подвале есть пункт приёма стеклотары.

Но в такую-то жару в первую очередь к этому храму манит пивной ларёк. Когда завозят пиво, это святое место не бывает пусто. Даже в разгар рабочего дня. У ларька очередь страждущих. Рядом с ними мирно беседуют добродушные купчинские ханыги с кружками пива в руках. Некоторые счастливчики сгруппировались по трое, оккупировали пустые ящики из-под стеклотары, разложили на них «Правду» и «Известия», нарезают жирную степную колбасу или копчёную ставриду и мутят ерша. У них своя мода, свой непобедимый суровый стиль – затёртые кепки из кожзама, белые майки-алкоголички, синие и чёрные треники с оттянутыми коленками, жёлтые стоптанные сандалеты на несвежих носках, руки синие от наколок, железные зубы в щербатых ртах и мёртвые, но всё ещё весёлые чёртики в испитых глазах. Они уже полностью познали ту самую жизнь, которую вы с Дэном только начинаете юзать, и вполне могут поделиться с вами своим важным опытом. Особенно если вы протянете им дружескую кружечку пива. Каждому молодому человеку в этом жёстком мире нужен добрый и мудрый наставник.

Вам с Дэном ужасно хочется как можно скорее сдуть пену с большой ребристой кружки и охладить бушующие чувства знатной горечью, щедро разбавленной фирменной невской водицей. Но сначала нужно отстоять очередь в пункт приёма стеклотары. К счастью, она гораздо меньше, чем очередь за пивом. Народ сдавать бутылки стоит смирный – пацанва да пенсы. Пацаны смеются, глядя на вас, а пенсы хмурятся. Но вы давно уже привыкли к подобному вниманию. Зачем ещё быть яркими?

Не проявляет интереса к вашим персонам в очереди только один несчастный тип. Он то ли псих, то ли просто с тяжёлого бодуна – неистово жрёт селёдку, держа целую, переливающуюся на солнце красками рыбину в трясущейся руке. Жадно откусывает огромные куски прямо с чёрными кишками. По лоснящемуся небритому подбородку стекает слюна. Не самое аппетитное зрелище. На облупленной стене, уходящей в прохладный подвал, где спрятался пункт приёма, – крохотные фанатские граффити, начерканные горелыми спичками: хард-группа Пепел, рок-группа Форвард. И вот он – момент истины – толстая загорелая волосатая рука с наколкой-якорем из маленького окошечка выдаёт вам ваши трудовые жёваные рубли и звонкие копейки.

Уставший от долгого бездействия и утомлённый жарой, Дэн просыпается:

– Ну чего, чувачина? По кружечке? Отметим великий момент создания группы?

И вы снова встаёте в очередь. Теперь за пивом. Пиво – это не просто тонизирующая синька, это сакральный напиток плютиков, это – свобода. Жёлтое вожделенное море. Ты посвятил ему уже несколько поэм. Вот, например, отрывок из новенькой – с пылу с жару, как говорится. И где же им ещё поделиться с другом, как не в очереди за пивчанским.

 
Пивные моря не наносят на карту,
они в наших думах живут,
и плещутся жёлтой волной они в марте
и в августе вновь окунуться зовут.
Пивные моря населяют селёдки,
варёные раки, лещи и снетки,
в глубинах клокочут источники водки
и тухнут утопшие наши братки.
 

Дэн одобряет твой очередной шедевр. Для этого и нужны друзья. А вот и вожделенный момент счастья. Дождались! Кудрявая злая тётка-крановщица выставляет вам наполовину пенные кружки с волшебным зельем. Вы отходите в тенёк и одухотворённо сдуваете пену. Гремят победу небесные фанфары. Самое время сдвинуть кружки.

Но тут из-за ларька, как черти из преисподней, на вас выскакивают два ярких весёлых скомороха, оглушительно гнусавя:

– Эй, эй, эй! Мужики, подождите нас! Помогите музыкантам! Налейте пивка! Ленинградский рок-клуб! Аквариум, Зоопарк, Кино, Пикник! Тво степс, твою мать!

Странная парочка. Даже несколько комическая. Один – огромный, мосластый с длинными немытыми лохмами, в заплатанном пиджаке поверх майки, штанах от школьной формы и отцветающим фингалом на пол-лица. Но при всём этом весьма харизматичный и артистичный. Его небритые щёки, поросшие жёсткой щетиной, разъехались в весёлой издевательской улыбке. Есть в его совершенно славянских чертах, ещё детских, но уже слегка подёрнутых алкогольным разложением, что-то очень трогательное, родное, такое, что прямо ух – и в прорубь с головой. А ещё из них, из этих скуластых черт, как это ни странно, издевательски выглядывают Элвис Пресли с Полом Маккартни. Это Ник. Бывший одноклассник Дэна, бессменный вокалист «Тво степс» и по совместительству местный демон, буян, гуляка и ухарь.

Второй, явно младше, тоже волосатый. Худой и невысокий. Яркой семитской внешности: чёрные кудри, неуёмный нос и сияющие счастьем и горем одновременно, карие печальные маслины глаз. Печальные, несмотря на радостную улыбку идиота. Одет бедно, но чисто. Даже светлая бежевая рубашка поглажена. Хотя ворот уже чёрный. Жарко. В руке эмалированный жёлтый бидон. Оба чувака уже изрядно нетрезвые. Стоят вплотную к вам, жадно вцепившись глазами в ваше кровное пиво.

Ты редко пересекаешься с Ником, но он друг твоих друзей и тебе интересно всё, что с ним связано. Личность-то по местным масштабам легендарная. А вот Дэн что-то совсем не рад этой встрече. И всеми силами пытается это показать. Видимо, от волнения он вместо приветствия заглатывает треть своей кружки (чего там осталось-то после ухода пены). И демонстративно рыгает на непрошеных гостей. Рыгает и изрыгает:

– Блин, Ник! Да ты совсем охуел. Ничего мы вам не нальём! Вы меня из группы выперли, гитарасты сраные. Отлить могу, конечно, но через часик.

Ник обиженно надувает толстые губы. В его глазах искреннее непонимание, как можно быть таким козлом.

– Дэн, ну ты чё, с дуба рухнул? Ты же сам знаешь, что со сложными партиями не справлялся. Нам же лажать нельзя, пойми, блядь, мы ж в «Рок-клуб» вступаем. Я-то чё? Я всегда за тебя был. Вспомни, блядь, кто тебя на гитаре играть научил.

– Хреново научил. – Дэн совершает ещё один решительный глоток.

Но долго смотреть в обиженные собачьи глаза Ника просто невозможно. Дэн с неохотой даёт ему отхлебнуть из своей кружки. В один присест Ник допивает всё, что там оставалось.

Ты не вмешиваешься в отношения бывших друзей. Себе дороже. Вместо этого ты изучаешь второго персонажа, выбравшего в качестве жертвы твоё пиво. Где-то ты его видел. Эти упорно пробивающиеся усишки на детском бледном лице и длинные пальцы Паганини.

– Эй, а я ведь тебя знаю. Ты из нашей школы. Из седьмого класса! Ник, да ты точно охерел. Малышню спаиваешь?

Ник довольно вытирает пену с губ, смотрит на тебя оценивающе, словно только заметил, снисходительно улыбается, но всё-таки удостаивает тебя ответом. И звучит ответ вполне благодушно и дружелюбно. Вот что пиво волшебное делает с людьми:

– Это Рецептор. Наш юный гений, блядь! Играет теперь у нас на клавишах. Мы же только с репы. Энди, у тебя там, кстати, текстов для нас не завалялось?

Рецептор (интересно, это кликуха или фамилия) всё так же упрямо гипнотизирует пиво в твоей руке.

– Я уже в восьмом, между прочим, – бормочет юный гений.

Но ты его не слышишь. Перевариваешь вопрос Ника. Ничего себе, чувак! Слава твоя бежит впереди тебя. Сам Ник просит твои тексты. Вот так! Охренеть можно. Но главное тут не охреневать. Хорошо, что рядом с тобой верный друг.

– Отвали, Ник! Текстов лишних нет. Самим нужны, – грубит Дэн, оставшийся без пива. – У нас с Энди тоже теперь своя группа. «Каждый человек»! Панк-рок будем рубить!

– О, панк-рок! Прэлестно! Одобряю.

Говорит Рецептор, протягивая руку за кружкой, и ты сдаёшься. Юноша всасывает в себя живительную влагу так жадно, будто скитался пару дней по пустыне.

А добряк Ник сияет очередной улыбкой. Хотя, может, это прошлая доходит до своего настоящего размера.

– Так вы теперь панки, значит. А я-то думаю, чего вы обвешались, как ёлки новогодние. Ну-ну, блядь! Флаг вам в руки. Барабан на шею.

– Ну нет, всё-таки, наверное, мы не панки. Какие в СССР могут быть панки? Только Хряк. А мы ростом пониже и говном пожиже. – Что-то вдруг тебя потянуло в сомнения и самоуничижение.

– Точно, – решает поддержать тебя Дэн. – Не панки мы. Мы битнички. Или нет даже – плютики!

– Плютики, значит? Клёво, – радуется Ник. – А мы с Рецептором тогда ультрики!

– Кто-кто? – в один голос изумляетесь вы с Дэном.

Рецептор довольно отдувается, покончив с твоим пивом:

– Ультрики! Мы ультрики! Хиппи, пацифисты, панки – вчерашний день. Ультрики теперь главные. За нами будущее.

Юное дарование протягивает руку Нику, и они начинают кривляться, тряся руками, пуская волну и изображая в безумном танце паралитиков известных им одним новомодных ультриков. Похоже на нелепую пародию на брейк-данс. Сквозь чуваков будто бы пропустили нехилый разряд тока. Рожи у них при этом такие забавные, что от смеха удержаться просто невозможно. Ультрики в гостях у плютиков. Пивная вечеринка на свежем воздухе вполне удалась. Хотя какая это вечеринка. День только начинается. И Ник об этом отлично помнит.

Закончив трястись, он по-дружески приобнимает тебя за плечо и заговорщицки вещает своим медовым баритоном: