Еще несколько месяцев я спускался в подземное хранилище Истины – Храм знаний, как величал его мой ребе. Там, при свете чудесного фонаря, забыв обо всем, я проводил дни и ночи, в изучении исписанных свитков. Выносить их на поверхность учитель строго запретил. Я читал и не мог оторваться и лишь рука учителя, гасившая свечу, и его голос, врезавшийся в мои мысли, заставляли меня прерываться на еду и сон.
Скоро я дошел и до глиняных табличек – скрижалей, испещренных мелкими символами, зачастую совершенно не понятных.
«Это язык наших праотцов… Можно сказать перволюдей!» – слушал я объяснения ребе, – «Многие символы уже потеряли смысл, значение их не смог разгадать даже мой учитель, но нет тайн для посланцев Божьих! На тебе Его печать и Ты должен понять, о чем хотели поведать потомкам Патриархи нашего народа! Вот видишь, тут в углу одной из табличек, стоит печать – это оттиск кольца первого патриарха».
Еще несколько лун я посвятил изучению глиняных скрижалей. Я общался со скрижалями, как с живыми людьми и они, словно в благодарность, открывали мне свои тайны. Откуда-то пришло понимание замысловатых закорючек, выдавленных в глине. Они поведали мне о том, как начался род человеческий и как ангелы, прельстившиеся на человеческую плоть, научили людей всему, что сами знали и умели, а затем предались утехам плоти, безудержно потребляя человеческие ресурсы и самих людей. Как от этого Бог пренебрег своими детьми и хотел их уничтожить, но сохранил малую часть – тех кто не присягнул «павшим», тех, оставшихся верными Закону, от которых и произошел сегодняшний род человеческий. И многобожие, почитаемое языческими народами – не что иное, как сохранившаяся память о безумном преклонении детей Божьих перед «падшими», предателями единого Бога!
Когда все труды Патриархов были мной исследованы, я смог поведать обо всем учителю. Своими рассказами о прочитанном, я привел его в восторг.
«То, что ты узнал рассказывается великим Шломоном19, как легенды нашего народа, но теперь я знаю, что все это правда! Я велю нашим странствующим братьям донести эту новую истину до народа Израэля, все должны узнать, что это правда!»
И помолчав – добавил: «Я надеюсь, что ты, как новый Избранный, сохранишь в тайне это место?»
«Не сомневайся, ребе!» – поклонился я ему.
Однажды, после утренней молитвы и трапезы меня позвали к вратам, где под недремлющем оком Баруха ждал высокий, хорошо одетый, юноша, с темнеющим пушком на лице. Я в нерешительности остановился – кто это?
– Эмил! – воскликнул молодой человек, – Ты не узнал меня?
Мой недоуменный взгляд был ему красноречивым ответом.
– Я же Йоан! Брат твой!
Старый Барух недовольно покосился на нас.
– Добрый чэловэк! – положил он руку на плечо Йоана, – Ты сказал, что хочэшь учиться истинной мудрости и сказал, что за тэбя есть каму порючиться, но я вижу, что ты салгал минэ!
Я смотрел на пришельца, назвавшегося моим братом. И вспоминая наше единственное знакомство, с удивлением и радостью узнавал в нем знакомые черты.
– Подожди, брат Барух! – остановил я намерение одного из наших старейшин выставить Йоана за ворота, – Я не узнал своего двоюродного брата! За что должен просить у него прощения, ведь виделись мы с ним еще детьми!..
Я сделал шаг к Йоану и порывисто обнял его.
– Привет тебе, мой брат!
– Ну, наконец-то, Эмил! – заключил он меня в ответные объятья.
– Ладно, я вижу вы искрэнны! – сказал старый привратник, отступив от нас на шаг и расплываясь в улыбке, – Проводи своего брата к старейшим братьям, Эмил, и пусть ему дадут место в Общем доме…
Пока мы шли к старейшинам, я успел рассказать Йоану о порядках, установленных в Общине, и как следует себя вести с братьями и старейшинами.
Йоана, как нового послушника, поселили возле двери, в Общем доме, и нам было просто выходить во двор, что бы поговорить, не мешая остальным братьям отходить ко сну.
– Я вижу, ты здесь уважаемая личность! – начал Йоан, когда мы устроились с ним на крыльце, под слабеющими лучами заходящего солнца.
– Об этом потом, расскажи лучше, как там наши? – попросил я его.
– Ну-у-у, – протянул Йоан, разгладив складки ткани на своих коленях, и хитро посмотрев мне в глаза, – У тебя теперь есть еще одна сестра и четверо братьев!
– Здорово! – чуть не задохнулся я от радости, – Когда отец собирал меня сюда, моей сестренке шел только первый год, а теперь…
– Да, – мечтательно сказал Йоан, – Они приезжали к нам на прошлый Пейсах20! Ита уже взрослая Мириям ищет ей жениха, Рахиле только двенадцать лет, еще у тебя есть братья Йеуд, Шимон, Иаков и совсем маленький – Ишур…
– Хорошо! – прервал я его, – А как поживают твои родители, как Елизавета, здоров ли Захария?
После этих вопросов Йоан сник.
– Отец покинул нас в прошлом году… – сказал он, отводя глаза.
– Как!? – вскричал я.
– Господь призвал своего служителя, чтобы он воссоединился со всеми коленами своего народа… Почти сразу после Пейсаха, – сказал мой брат, и голос его предательски дрогнул, – Мама здорова и передает тебе пожелания также здравствовать.
– Тогда скажи мне, брат, – спросил я его после недолгой паузы, – Почему ты пришел сюда, а не занял полагающееся тебе место среди левитов?
Йоан погрустнел еще сильнее и замолчал, угрюмо уставившись в одну точку перед собой.
– Ты знаешь, – сказал он задумчиво после затянувшегося молчания, – Я был посвящен в коэны, в Храме, еще при отце… Но в течении тридцати дней я не мог заходить в Дом Господа, я же держал траур, а она…
Брат замолчал, угрюмо глядя перед собой.
– Кто, она, ты о ком, Йоан? – тронул я его за плечо, уже догадываясь, о ком он.
– Мама… Она не стала соблюдать эвель21. Тридцати дней еще не прошло, а я увидел ее с одним молодым левитом, он частенько заходил к нам в гости, когда отец еще был жив…
Я не нашелся, что ему сказать на это. Слова утешения, после принесенных Йоаном радостных вестей о моей семье, никак не приходили в голову. Между тем, брат продолжил.
– Я не могу больше служить в Храме, мне не дает покоя нечистая мысль об измене матери! В моем доме поселился чужой человек, мне стало противно находиться там! И поэтому, я решил прийти сюда…
– И тебе здесь все рады! – уверил я его.
……
«Я слышал, к тебе пришел брат? Ты обрел брата среди братьев, я рад за тебя!» – сказал учитель, на следующий день.
«Да, ребе, он из Вифлеема, из рода цадукея Захарии…»
«Я знаю, какого он рода!» – прервал мои объяснения учитель, улыбнувшись одними глазами, – «Он останется в Общине и станет одним из лучших. Я хочу, что бы он помог переписать все, что тебе удалось прочесть на скрижалях».
«Я передам ему твою волю, ребе!» – заверил я учителя.
«Это не моя воля, Эмил, просто я знаю, что так надо… А еще я знаю, что он возглавит Общину, но не нашу…»
– Ты пророчествуешь!? – воскликнул я вслух.
«К концу жизни все становятся ближе к Богу, а я всю жизнь оставался праведником, что значит всегда приближался к Нему», – учитель сделал паузу и продолжил, – «Путь праведности всегда милее Господу, чем любые другие. И всех, кто идет им Он вознаграждает своими дарами… Запомни это, мой добрый мальчик!»
«Не сомневайся, учитель!» – воскликнул я мысленно.
«Завтра ты не пойдешь на работу со всеми, а приведешь ко мне Йоана. Вы спуститесь в наш кладезь мудрости и займетесь переписью скрижалей. То что запечатлено там, должно быть доступно потомкам!»
Йоан был потрясен оказанной ему честью, а еще больше он был поражен амфорами полными древних манускриптов. Когда же, устроившись на ступенях между амфор, что бы писать под мою диктовку, увидел откуда я собрался ему диктовать, он чуть не выронил из рук кисть и не пролил краску.
– Эмил! – воскликнул он, – Неужели ты понимаешь язык древних?
«Я и сам был удивлен этому!» – ответил я мысленно по привычке, как учителю.
– Это невозможно, где ты мог научит… – воскликнул он, – Стой! Ты же сейчас не произнес ни слова, но я четко слышал, что ты сказал мне!
«Успокойся, брат! Попробуй и ты отвечать мне также, хранящаяся здесь мудрость не приемлет шума человеческой речи…»
«Эмил?»
«Да, Йоан, мы можем так разговаривать, как и с учителем!»
Справившись с первым шоком, Йоан, в свете двух фонарей, усиливающих свет огня внутри них, приготовился писать.
«И стал я свидетелем страшных беззаконий, творившихся на земле», – начал я читать первую скрижаль с замысловатым отпечатком в углу глиняной таблички, – «И обратился ко мне во тьме ночи ангел Господень, Ной, сказал он мне…»
– Невероятно! – перебил меня восторженный голос Йоана, – Теперь я понимаю, почему наш Аарон сделал тебя своим учеником, ты Машиах22!
– Тш-ш-ш… – Приставил я указательный палец к губам.
«Давай сделаем то, для чего мы сюда пришли».
«Да, Машиах, как скажешь!» – поклонился мне сидя Йоан.
«Ты ошибаешься, брат», – урезонил я его, – «Давай все-таки продолжим!»
Учитель с нескрываемой радостью принял весть о том, что и Йоан может общаться с нами на равных, но еще большую радость у него вызвал факт, что все скрижали, наконец, были переведены на наш язык.
«Дети мои!» – обратился он к нам, – «Вам еще придется помочь мне, старику. Принесите сюда мешок песка и широкую амфору».
Когда все было сделано, учитель отпустил Йоана наверх и обратился ко мне.
«Эмманул! Тебя ждет еще одно испытание…»
«Да, ребе!»
«Тебе предстоит пройти самое трудное – испытание крепости твоей души, ты испытаешь страх и ненависть, любовь и нежность, одновременно. Тебе многое откроется внутри себя и, может быть снаружи!»
Учитель пристально посмотрел на меня, силясь понять по моему лицу готов ли я к такому.
«Я готов, ребе!» – ответил я не отводя взгляда.
«Завтра мы придем сюда, сразу после утренней молитвы. Ты будешь поститься и читать Тору в оригинале, оставленном нам самими Патриархами. Четыре дня! Ты будешь готовиться к своему главному испытанию!»
«Эта пещера не простая!» – рассказывал я Йоану, услышанное от учителя, – «Почти всем, кто остается там дольше, чем на одну ночь, Господь посылает откровения самого разного толка».
Теперь нам было проще общаться, так-как никто больше не мог нас слышать. Всем любопытным братьям казалось, что мы как обычно, сидим на крыльце Общего дома после вечерней молитвы и трапезы, и любуемся заходящим солнцем.
«И на сколько ты будешь заключен там?» – поинтересовался брат.
«Учитель сказал, что мне выпала честь остаться там столько же, сколько находился и он, целых сорок девять дней!» – с гордостью ответил я.
Йоан погрустнел, глядя на заходящее солнце.
«Семь седмиц… Какой долгий срок… Я не смогу видеть и слышать тебя, мой брат».
«Но ведь ты будешь общаться с нашим Аароном, он будет тебя учить!» – попытался успокоить я его.
«Ты знаешь, после того, как мы закончили перепись скрижалей, мне все время кажется, что должно произойти, что-то очень страшное…»
«Не надо думать о плохом, Йоан! Учитель рассказывал, что почти все, кто проходил через это испытание, получали откровения Господа и становились старейшинами. А кто не получал ничего – возвращался обратно, сюда, ко всем братьям, и потом был волен покинуть Общину или стать странствующим книжником…»
О проекте
О подписке