– А вот это вряд ли, – произнес молчавший до сих пор Саша Гончаров. О подростке в суматохе, вызванной известием об убийстве Пояркина, совсем забыли.

– Что ты хочешь этим сказать, мальчик? – спросила Вика.

Подросток покачал головой и выбежал из столовой.

– Отвратительно воспитанный ребенок, – заявила Ирэн Аристарховна. – И куда только родители смотрят.

– Не вам об этом судить, – подала голос Ольга Евгеньевна, мать Саши.

Костандилли с неприязнью оглядела всех присутствующих.

– Я не собираюсь никого учить жить. Но учтите, если ребенку во всем потакать, то в итоге он сядет на шею родителям. Пойду отдохну. – Ирэн Аристарховна поднялась из-за стола.

– Здесь никого нет. – Игорь Никольский прикрыл тяжелую дверь, ведущую в подвал. Вместе с Денисом и Лидией Ивановной они осмотрели все закоулки подземелья, раскинувшегося под кемпингом.

– Точнее, молодой человек, мы никого не обнаружили, – сказала Лидия Ивановна. – А это не одно и то же.

– Вы думаете, кто-то скрывается в кемпинге? – поинтересовался Денис.

– Нет, я так не думаю. – Старушка, несмотря на свой почтенный возраст, производила впечатление полного сил и энергии человека. – Мне довелось много повидать в жизни, и, поверьте, уважаемый полковник, который так лихо взял бразды правления в свои руки, прав. Каждый из нас способен на убийство. Я не думаю, что таинственный убийца скрывается в кемпинге.

– Значит, он один из нас, – жестко произнес банкир. – Я уже давно понял, что этот некто специально заманил нас сюда. Дурочка Вика, девица, с которой я приехал, польстилась на глупейшие обещания. Якобы звукозаписывающая фирма из Америки заинтересовалась ее талантом и предлагает ей встретиться со своими представителями в «Серебряной поляне» для обсуждения деталей контракта. Если бы кто-то обратился ко мне с подобной просьбой, я бы просто рассмеялся ему в лицо. Такие сделки заключаются совсем по-другому.

– А если убийца один из нас, – сказал Денис, – то кто именно? Я точно знаю, что ни моя жена, ни я не убивали. Сами посудите, этот Василий нам не сват и не брат, я увидел его первый раз в жизни, когда он встречал меня с Настей на вокзале.

Николай Кириллович Енусидзе раскрыл дверь погреба и щелкнул выключателем. Слава богу, запасов еды хватит надолго.

– Никого нет. – Галина Егоровна никому не доверяла, поэтому перепроверяла каждое из помещений.

До сих пор Гончаров вообще не разговаривал с соплеменниками, так он окрестил тех, кто оказался вместе с ним заложником стихии в «Серебряной поляне».

– Подождите, – вдруг произнес он. – Вы все осматриваете очень поверхностно. Нужно это делать тщательнее.

– Вы что, считаете, что убийца притаился за банками с солеными огурцами? – рассмеялся Енусидзе. – Говорю вам, здесь никого нет.

– Чтобы это выяснить, нужно закончить осмотр всего дома, – упрямо гнул свое Гончаров.

Галина Егоровна поддержала его. Енусидзе не стал возражать.

– Как хотите, – произнес он. – Но мы все равно ничего не найдем.

– Вы уверены? – спросил Гончаров, открывая дверь, ведущую в мини-прачечную. – Или вы уже знаете, что убийца – один из гостей? Николай Кириллович, может, подскажете, кто именно?

Отставной следователь обернулся к Гончарову.

– Не советую вам так со мной разговаривать, – произнес он, прищурив глаза. – Когда сюда приедет милиция, а это рано или поздно случится, я доложу обо всем. В том числе и о своих подозрениях.

– Ради бога, – заявил Гончаров. – Не думайте, что, если вы служили в органах, это дает вам право распоряжаться и командовать. Мы все в одинаковом положении.

Дима Реутов с любопытством заглянул в комнату Кати Вранкевич. Вещей было не так много. Под кроватью никого. Он усмехнулся. Хозяйка предпочитает не пылесосить под кроватями. Но это и хорошо. Надумай кто-нибудь здесь притаиться, непременно чихнул бы. Да и слой пыли не тронут.

Виктор Антонов постучал в комнату к Ирэн Аристарховне.

– Я не собираюсь никого пускать к себе, – сказала та. – Уверяю вас, у меня никого нет. Ни в шкафу, ни в чемоданах.

– Осмотр не будет завершен, пока мы не проверим ее комнату. – Сколышев спустился вниз и вернулся с ключом. – Марина сказала, что этот от номера Костандилли.

– И вы ворветесь к ней без стука? – спросил Реутов. – Тогда я лучше отойду. Она женщина массивная, если захочет, может и покалечить.

Петр Сергеевич хмыкнул и распахнул дверь. Ирэн Аристарховна с черной кружевной косынкой на глазах лежала на кровати. Услышав шум, она приподнялась и сняла повязку.

– Как вы посмели! – закричала она. – Вы ворвались в мою комнату. – Она схватила с тумбочки книжку и запустила ею в Сколышева. Историк ловко увернулся от романа Джеки Коллинз, который норовил попасть ему в лоб, распахнул дверь в ванную, заглянул под кровать и в платяной шкаф.

– Вы хам, мерзавец, я вас по судам затаскаю! – Цвет лица Ирэн Аристарховны сравнялся с нежно-сиреневым неглиже, которое обволакивало ее царственное тело.

– Не кипятитесь. – Сколышев подошел к двери. – Теперь я спокоен. У вас никого нет. Можете продолжать свой сон.

– Какой вывод я могу сделать? – скептическим тоном произнес Енусидзе полчаса спустя. Он знал, что в кемпинге посторонних не обнаружили. – Раз здесь никого нет, значит, в смерти Пояркина виновен один из нас.

– Это давно ясно, – поддержала его Лидия Ивановна.

– И чтобы изобличить убийцу, я попрошу каждого из присутствующих побывать в библиотеке и рассказать мне о том, что он делал ночью.

– Вы считаете, что это поможет? – Никольский с сомнением покачал головой. – Лучше давайте подумаем, как выбраться отсюда в город. Дело милиции искать преступника. Мы с Викой невиновны. Правда, Викуля? Ты ведь подтвердишь, что мы всю ночь были вместе?

– Конечно, Игорек, – ответила та. – Никто из нас не покидал номера. Могу это подтвердить.

– Вот и прекрасно, – заметил Енусидзе. – Значит, двумя подозреваемыми меньше. Катя и Лиза, – обратился он к девушкам, – не забывайте, вы мои помощницы. Будете записывать показания. Итак, кто желает быть первым?

– Мне скрывать нечего, – вызвалась Лидия Ивановна. – Так что разрешите мне, как самой пожилой, первой рассказать о том, что я делала ночью.

Стараясь не замечать в ее словах сарказма, Енусидзе приветливым жестом пригласил Лидию Ивановну пройти в библиотеку.

Марина Пояркина на кухне готовила обед. Ее муж убит, кемпинг отрезан от остального мира, гости развлекаются тем, что ищут убийцу. Это, однако, никак не отменяет ее обязанности накормить всех присутствующих вовремя. Она пожалела, что Василия нет рядом. Он был великолепным поваром. Теперь ей придется взять все на себя.

Она помешала булькающий суп. Хорошо готовить она так и не научилась. Но гости должны что-то есть.

Просторная кухня, которая всегда была предметом ее гордости, теперь страшила Марину. Она обернулась. Нет, никто не стоял за ее спиной с разводным ключом. Девица, машина которой застряла около кемпинга, сказала, что на Василия напали со спины. Как ужасно! Он не успел даже увидеть, кто его убивает.

Марина помешала жарящийся лук. Василия нет. Она все никак не могла поверить в смерть мужа. Его тело лежит в подвале. И кто же это сделал?

Кто-то из гостей, она была уверена. Она слышала, как Ирэн Аристарховна обвинила ее в убийстве, а молодая певичка поддержала ее. Дура! Если бы она и захотела убить Васю, то не в присутствии полутора десятков постояльцев. Скандал теперь разразится необыкновенный. А для ее бизнеса скандал – это самое страшное. Марина не знала, что дальше будет с кемпингом. Вряд ли кто-то захочет отдохнуть в той же гостинице, где произошло убийство. Местные чиновники забудут о «Серебряной поляне».

Отбивные шкворчали. Марина попыталась отодрать их от сковородки – прижарились намертво.

Мысли неизменно возвращались к странному обвинению, прозвучавшему с диска. Неужели Василия убили за то… за то, что они когда-то вместе совершили?

Перед ней сидят три человека. Две миловидные молодые женщины и один пожилой мужчина. Лидия Ивановна вспомнила картинку более чем пятидесятилетней давности. Тогда она тоже предстала перед тремя судьями. Нет, это было слишком давно.

– Лидия Ивановна, не волнуйтесь, пожалуйста, – Катя попыталась успокоить старушку. – Мы только зададим вам несколько вопросов. А лучше сами все расскажите.

– Со мной все в порядке, – Мамыкина говорила чистую правду. – Вчера после ужина, во время которого неизвестный обвинил нас в преступлениях, я поднялась к себе и со спокойной совестью заснула. Мне нечего к этому добавить. Видите ли, – она усмехнулась, – я уже давно вышла из того возраста, когда может найтись свидетель, который подтвердит, что провел ночь вместе со мной.

Лиза хихикнула. Старушка оказалась с чувством юмора. Николай Кириллович не любил, когда смеялись над шутками, которые принадлежали не ему.

– Хорошо, а что вы скажете по поводу предъявленного обвинения? Вы виновны в убийстве?

Лидия Ивановна замолчала. Прошло несколько секунд. Ее взгляд стал жестким, глаза превратились в две льдинки.

– А вы? – вопросом на вопрос ответила она. – Вы, уважаемый товарищ следователь? Я думаю, за время вашей работы вы отправили немало людей и в тюрьму, и в камеру смертников. Вы всегда были уверены, что они виновны?

– Всегда, – слишком быстро ответил Енусидзе. – Я служил и продолжаю служить закону. Думаете, что задача следователя обязательно посадить человека? Я уверен во всех приговорах, которые были вынесены по расследованным мною делам.

Он лгал. Полковник прекрасно знал, что далеко не по всем делам были осуждены виновные. От него требовали быстрого раскрытия громких преступлений. Часто звонил прокурор и предлагал пересмотреть его позицию. Николай Кириллович думал о карьере, о семье, которая годами жила в коммуналке, о дочери-троечнице, мечтавшей о хорошем вузе. И разве стал бы он полковником, если бы проявлял строптивость? Вряд ли. В любом случае люди, которые оказывались перед ним, не вызывали жалости. Воры, убийцы, спекулянты, насильники, фарцовщики, растлители малолетних. Каждый из них получил по заслугам.

Один случай стоял особняком. Тогда Енусидзе отправил на смерть невиновного. Николай Кириллович старался не вспоминать об этом.

– Да, мне пришлось совершить убийство, – произнесла Лидия Ивановна. – И я не собираюсь это скрывать. Человек, которого я убила, заслуживал такой участи, уж поверьте мне. Больше я вам ничего не скажу. Вы можете сообщить о моем заявлении компетентным органам, пусть принимают меры. Мне почти восемьдесят три года. Убийство я совершила в шестьдесят первом. Кто поверит старухе вроде меня? Никаких доказательств, как вы понимаете, не осталось.

– Лидия Ивановна, – медленно произнесла Лиза Татаренко, – вы не сожалеете о том, что совершили?

– Деточка, – Мамыкина снова превратилась в милую старушку, – я сделала это с превеликим удовольствием.

Лида Мамыкина, тридцатилетняя женщина, радовалась наступившей весне. Отступили холода, зацветали яблони. Городок Нерьяновск, раскинувшийся недалеко от Рязани, удивительно похорошел. Грязные сугробы исчезли, по улицам, позвякивая, громыхали трамваи. Стоял май 1949 года.

– Мамочка! – Четырехлетняя дочка Лиды, конопатенькая девчушка, которой восхищался весь двор, ворвалась в комнату. – Мамочка, а Петя – враг народа!

Лида сделала потише радио, по которому целый день передавали одно и то же – громогласные новости об успехах советских рабочих, новых указах и разоблачении очередных наймитов Запада. Лида была неглупой женщиной. Она не могла поверить, что соседи, сослуживцы или руководители страны, которых вчера все почитали и превозносили, вдруг оказались предателями и шпионами.

– Почему ты так решила, Лидочка? – Дочку назвали в честь мамы. – Кто тебе это сказал?

Девочка улыбнулась и важно произнесла:

– Его родителей арестовали. Они плохие. Они хотели убить товарища Сталина.

– Тише, – произнесла Мамыкина и закрыла окно. Во дворе суетилась ребятня, старики играли в домино или читали советскую прессу. Где-то вдалеке играл патефон, звучала бравурная, жизнерадостная мелодия.

Соседки по общежитию уже сообщили Лиде, что Кобозевых взяли ночью. К ним приехало несколько машин, был обыск. Родителей и бабушку забрали, комнату опечатали, а шестилетний Петя, их сын, остался один на улице, как выброшенная собачка. Ему никто ничего не объяснил. Лида видела, как соседи, еще накануне угощавшие Петю пирожками или трепавшие по голове, теперь отворачивались. Двоюродная сестра Кобозевых обещала забрать ребенка. Она, похожая на тень, появилась во дворе, собрала последние сплетни и скрылась, не забрав с собой племянника. Лида украдкой дала мальчику стакан молока и булку. Во дворе было слишком много любопытных глаз и ушей.

– Нам сказали, что его теперь отправят в детдом, – с непонятной радостью сообщила Лидочка. – Он плохой, мама, я его боюсь.

– Он не плохой, дочка. – Мамыкина прижала к себе Лидочку. Как она могла объяснить четырехлетнему ребенку, что Кобозевы ни в чем не виноваты?! Лида уже давно не верила официальной пропаганде. Ее муж-инженер, наоборот, считал Иосифа Виссарионовича гением всех времен и народов. Лида никогда не перечила мужу. Она знала, что раньше сажали за любое неосторожное слово. Теперь брали, даже если ничего не было сказано. Ходили темные слухи о том, что по разнарядке сверху спускают циркуляры, где указано количество людей, которых нужно арестовать. Лида понимала, что изменить существующее положение дел никто, а тем более она не в состоянии. В декабре 49-го товарищу Сталину исполнится семьдесят. Колхозники рапортовали о небывалом урожае, шахтеры выдавали уголь на-гора, в десятки раз перевыполняя норму, а доблестные органы обещали окончательно избавить общество от ренегатов и врагов народа.

– Лидочка, дочка, – Мамыкина поцеловала девочку, – старайся никому не говорить о Пете. Он несчастный мальчик.

– Хорошо, – сказала Лидочка. Она всегда слушалась маму. – Можно, я пойду на улицу?

– Иди, – отпустила ее Лида. Она в задумчивости посмотрела на девочку, которая через минуту присоединилась к ватаге ребятишек, игравших во дворе.

Скоро с работы вернулся муж. Семен отличился на фронте, куда ушел добровольцем, хотя у него была возможность работать в тылу. Дошел до Праги, где и встретил весть о победе. После войны получил назначение в Нерьяновск. Старинный городок, раньше славившийся вишневым вареньем и двумя неописуемой красоты церквами, по распоряжению партии и правительства должен был превратиться в стратегический центр. В Нерьяновске основали несколько заводов, в секретном цехе одного из которых и работал Семен Мамыкин.

– Почему молчит радио? – Муж всегда требовал, чтобы радио работало на полную мощность. Лида покорно включила черную коробку. Полилась речь министра тяжелой промышленности, который рапортовал товарищу Сталину и всему советскому народу о чрезвычайных успехах сталеваров.

– Сегодня арестовали Кобозевых, – произнес, попробовав борщ, Семен. – И поделом. Что про них говорить, одно слово – евреи.

– Сеня, какие же они евреи? – попыталась возразить Лида. – И в чем виноват их сын? Его вышвырнули на улицу. Представь, что такое случится с нашей дочерью.

– С нашей дочерью такое никогда не случится, – Семен был неумолим. – И правильно их арестовали. Говорят, Кобозев в больнице травил пациентов. После великой победы враги нашей страны хотят уничтожить завоевания Октября.

Лида отвернулась. Она не могла слушать постоянные разглагольствования Семена. Она любила мужа, но изменить его была не в силах. Она не собирается возражать ему. Кобозевы, как тысячи других, бесследно исчезли. Через два дня о них никто и не вспомнит, в комнату въедут новые жильцы, о них все забудут.

Вечером, уложив дочь спать и оставив мужа в одиночестве корпеть над чертежами, Лида вышла во двор. Теплый ветерок ласкал лицо, начинало темнеть, в небе загорались далекие звезды. Вдруг Мамыкина заметила сгорбленную фигурку около стены. Подойдя, она поняла, что это сын арестованных Кобозевых Петя.

– Тетя Лида, – прошептал он, узнав ее, – дайте мне, пожалуйста, попить.

– А где твоя тетка? – дрогнувшим голосом задала вопрос Лида. Она не могла смотреть на страдающего ребенка.

– Она обещала, что придет за мной, и не пришла. Наверное, испугалась. Я ее не виню. Она хорошая женщина, сейчас такое время.

Потрясенная Лида погладила мальчика по голове. Ему всего шесть, а он уже узнал самые страшные тяготы жизни.

– Подожди здесь, – произнесла Лида. Она вернулась домой и тайком от Семена, который целиком погрузился в работу, принесла Пете оставшиеся с ужина котлеты. Мальчик с жадностью набросился на еду. Лида размышляла. Его должны забрать в особый детский дом, который населяли отверженные дети врагов народа. О том, что там творится, она не хотела и думать. То ли о нем забыли, то ли власти не торопились, но пока Петя оставался беспризорником. Сразу после войны Лида видела множество оборвышей, которые бродили по улицам. Затем они исчезли, а власть, как обычно, доложила о моментальном решении проблемы беспризорщины.

– Спасибо, – произнес мальчик. – А теперь вам нужно идти. Если увидят, что вы меня кормите, у вас будут неприятности.

– Куда ты пойдешь? – спросила его Мамыкина. Петя отвернулся и заплакал.

Лида прижала плачущего ребенка к груди и попыталась его успокоить. Но чем она могла помочь мальчику, который в шесть лет лишился всего? Не думая о последствиях, она сказала:

– Пошли к нам.

Увидев сына арестованных Кобозевых, Семен побагровел. Лида молча посадила мальчика за стол и налила ему тарелку супа. Муж схватил Лиду за руку и вытащил в общий коридор. Оглянувшись и убедившись, что их никто не слышит, он произнес яростным шепотом:

– Ты что делаешь, идиотка, зачем притащила к нам в комнату ребенка врагов народа?

– Вот именно, что ребенка, – упрямо заявила Лида. – Он ни в чем не виноват. Сын за отца не отвечает. – Она вырвала руку. Семен тяжело дышал, размышляя.