Все прошло как во сне, ибо я попала, как Золушка, в совершенно иной мир, мне незнакомый и, как я сразу почувствовала, враждебный. Только незримое присутствие мамочки помогло мне выдерживать шестнадцатичасовой рабочий день, крики режиссера, наставления Ольги Кирилловны, холодный кофе, сигаретный дым и истязания, которым подвергали меня стилисты и визажисты.
Впервые глянув на свое изображение на экране компьютера, я обомлела – неужели роковая красавица, более похожая на девушку Джеймса Бонда, которая была передо мной, и есть я, скромная студентка первого курса провинциального университета Арина Винокурова? И тем не менее там была в самом деле я.
И если вначале мне казалось, что, приняв участие в одной-единственной кампании, я сразу вернусь обратно домой, то вскоре я поняла – обратной дороги нет. Тот, кто считает, что профессия фотомодели является приятным времяпрепровождением, просто кривлянием перед фотографом, в том числе в эротических позах, в перерывах между посещением суши-бара, итальянского ресторана и презентациями, жестоко ошибается. Работа буквально адова, а сам модельный бизнес – настоящая преисподняя. Только мне, юной наивной грешнице, которую угораздило свалиться в бурлящий котел со смолой, мог служить утешением тот факт, что сатана в подземном мире был женского полу и звался он – Ольга Кирилловна Травникова. Попади я под крыло иного агентства и иной директрисы, неизвестно, как бы все сложилось. Ольга Кирилловна обладала поразительным чутьем, и она умела делать «звезд», безошибочно разглядывая в девочках-куколках будущих сверкающих бабочек-махаонов.
Обитали мы с мамой где-то на задворках Москвы. Никакой шикарно обставленной квартиры или безумно дорого номера в отеле недалеко от Красной площади у меня не было, да и деньги за участие в рекламной кампании были не бог весть какие. Но в то время, конечно, полторы тысячи долларов были для нас настоящим крезовым богатством, хотя ведь и помучиться пришлось две недели самым жутким образом.
И все же я ощутила себя в сказке, когда увидела расклеенные по столице плакаты со своим лицом, когда впервые увидела рекламный ролик, крутившийся по телевидению. Как так могло получиться, что я вдруг в одно мгновение превратилась в лицо парфюмерного концерна?
Самое удивительное, что вскоре меня начали узнавать на улице. Особым ориентиром служили мои роскошные рыжие волосы – редкость среди манекенщиц, предпочитающих быть блондинками или жгучими брюнетками. Но Ольга Кирилловна объяснила мне секрет моей популярности и того, что люди узнавали меня даже без грима и роскошного платья.
– Красавица, все очень просто – у тебя, в отличие от девяноста девяти процентов манекенщиц и моделей, имеется индивидуальность. Это может вознести на вершины славы и богатства, но может и низвергнуть тебя в бездну отчаяния и криминала. Однако в любом случае решение принимаешь ты.
Фразу о том, что решение принимаю я, мне приходилось слышать из уст Ольги Кирилловны еще очень много раз, хотя в подавляющем большинстве случаев решение принимала все же она. Но я поняла: она имела в виду следующее – в нужный момент, который является судьбоносным (а чтобы распознать это, требуются особый дар и быстрая реакция), следует принять верное решение, ступить именно на ту дорожку, которая, если ставка сделана на нужную карту, рано или поздно приведет в твое личное королевство у самого синего моря.
– Почти все плывут по течению, ибо считается, что по-иному нельзя, – добавила как-то Ольга Кирилловна, – а вот ты с характером, поэтому можешь переломить ситуацию. Только смотри, чтобы тебе не вышло боком, красавица!
За первой кампанией последовали другие, причем мне одновременно пришлось пройти курсы повышения квалификации и научиться тому, что должна уметь любая модель – правильно двигаться по подиуму, правильно поворачивать голову, правильно играть на публику, правильно позировать фотографу, – и массе других вещей, вроде бы не таких уж и сложных – по сравнению с общим языкознанием, – но жизненно необходимых. Хорошо, что у Ольги Кирилловны имелись свои собственные специалисты, которые, используя безжалостные приемы и пропагандируя железную дисциплину, прививали нужные навыки.
Университет пришлось бросить – учиться в родном городе и одновременно жить и работать в Москве было нереально. Отец моему решению противился, но к тому времени мне уже исполнилось восемнадцать, да и зарабатывала я раз в десять больше, чем он. И не без моей помощи родители приобрели новую квартиру, где у каждой из моих младших сестер было по собственной комнате.
Гламурный мир, конечно, затягивал. И все же Ольга Кирилловна была права, когда определяла мой характер: можно было успокоиться и на достигнутом, продолжить плыть по течению, подцепить себе богатого или даже очень богатого мужа – благо, что в столице подобных типов пруд пруди, однако мне хотелось большего, я мечтала о карьере за границей. Нет слов, Москва – это хорошо. Но кто сказал, что я не доросла до Парижа или Нью-Йорка?
Языки, к которым была неравнодушна с детства, я не забрасывала. Английским-то я и так владела на весьма приличном уровне, а плюс к нему начала брать частные уроки французского и итальянского, помня о том, что все же мировые метрополии моды находятся как раз во Франции и Италии. Несколько раз я летала на работу за рубеж и быстро убедилась в том, что конкуренция в Европе не меньше, чем в России. И все равно поставила перед собой цель – пробиться и там. Но только каким образом?
Как-то, во время одной из поездок, я оказалась на приеме, весьма скучном и занудном, как и большинство подобных мероприятий. Модели служили приправой, вернее, приманкой для пожилых и богатых политиков, финансистов, промышленников. Там и сям попадались представители так называемой «золотой молодежи». Я знала, что присутствовать на вечеринке было необходимо – такое условие поставила Ольга Кирилловна, – однако сама определяла, чем именно я буду там заниматься. Было бы проще пареной репы подцепить себе состоятельного любовника или даже мужа, но я уже давно приняла решение, что пока не добьюсь успеха на подиуме за границей, ни о каком замужестве не может быть и речи. Нарожать детей, трястись над каждым лишним граммом или вовсе растолстеть, при каждой новой морщинке со всех ног нестись к пластическому хирургу и в конце концов понять, что семейная жизнь с миллионером или миллиардером далеко не нирвана, можно успеть всегда. Так зачем начинать это в восемнадцать лет, если можно подождать?
Поэтому, дабы улучшить свои познания в итальянском, я извлекла миниатюрное издание «Государя» Никколо Макиавелли и, спрятавшись в укромном уголке, в мягком кресле за колонной, принялась изучать сентенции прозорливого флорентийца, не потерявшие своей актуальности до сих пор.
Я так увлеклась пассажами политической библии эпохи Возрождения, что не заметила, как передо мной оказался невысокий мужчина с длинными волнистыми черными волосами и ухоженными усами и бородкой в стиле мушкетеров. Этот тип был мне хорошо известен, хотя бы и не лично, – звался он Жан-Полем Годо и был одним из ведущих парижских кутюрье, главой целого концерна, специализировавшегося на выпуске предметов роскоши.
– Мадемуазель, какое необычное сочетание! – произнес он, всплескивая брюссельскими кружевами, прикрывавшими тонкие кисти рук. – Глупый прием – и греческая нимфа, читающая Макиавелли на языке оригинала!
Я только легко улыбнулась – очень часто, чтобы произвести впечатление, стоит лишь таинственно улыбаться и многозначительно молчать.
– Впрочем, я ошибся! Вы отнюдь не греческая нимфа, а французская королева, – тут же поправил сам себя Годо.
– Вы мне льстите, – ответила я в том же духе. – Прямо-таки французская королева? Надеюсь, не Мария Антуанетта? Ее судьба меня не прельщает!
– Нет, не греческая нимфа и не французская королева, а римская богиня! – воскликнул патетически модельер, на что я ответствовала, поднимаясь:
– Римская богиня? Только какая именно – Юнона, Венера или Диана?
И еще до того, как Годо смог найтись с ответом – его как раз окликнул один из великосветских друзей, – я ускользнула. Итак, начало было положено, ржавые шестеренки странного устройства под названием «Судьба» завертелись, скрипя, но со все возрастающей скоростью.
Кто любимый автор Годо, некогда изучавшего пару семестров в университете политологию, я почерпнула из интервью, в которых мэтр распространялся о своих литературных увлечениях. А о том, что Годо будет на приеме, я узнала от Ольги Кирилловны. Остальное – ловкость рук и никакого мошенничества. «Государя» я действительно прочитала, хотя бы и на русском, а вот на Годо мне удалось тогда произвести неизгладимое впечатление. Ну да, скажите на милость, так ли много в подлунном мире моделей, читающих на языке подлинника политический трактат пятисотлетней давности, причем во время весьма разнузданной вечеринки?
Годо и стал первой ступенькой лестницы, которая привела меня на Олимп, вернее, на парижский подиум. В интервью он не скрывал, что в его жизни две пламенные страсти – мода и политика. Поэтому, чтобы попасть в первую, я решила начать со второй.
Расчет оказался верным, и рыбка клюнула на приманку. Годо лично позвонил мне следующим утром и пригласил на ужин – к себе в квартиру, занимавшую целый этаж и располагавшуюся на одной из тихих и безумно дорогих улочек, примыкавших к Елисейским Полям. Это было подлинной сенсацией, ведь Годо славился тем, что никогда и никого не приглашает к себе в парижскую квартиру, которая является для него своего рода крепостью, за исключением горстки самых преданных и много раз проверенных друзей. В прочие же свои обиталища – а у Годо имелись виллы, особняки и шале в различных уголках мира – он если и приглашал кого-то из модельного мира, так исключительно смазливых и готовых на все юных манекенщиков, к которым питал непреодолимую страсть. Но чтобы позвать на ужин женщину! Да, это было премьерой во всех отношениях!
Я основательно подготовилась к ужину, опасаясь, что меня уличат в афере. Но ничего подобного не случилось, потому что первое впечатление было уже произведено и Годо видел перед собой то, что хотел видеть. Я смеялась шуткам его пожилых друзей, ввернула несколько раз в подходящий момент латинские цитаты и высказывания Черчилля, не налегала, в отличие от прочих собравшихся, на дивное красное вино, выращенное на виноградниках мэтра в Бордо, и к концу вечера получила то, на что так надеялась, – предложение принять участие в предстоящем показе коллекции высокой моды Жан-Поля. Причем добиться возможности вышагивать по подиуму в его Доме моды я могла бы и иными путями, не такими изощренными, но ведь я сумела выторговать себе право быть там не в качестве одной из многих десятков безликих и по большей части безымянных статисток, а предстать в качестве королевы бала.
Так я стала музой Годо и оставалась ею вплоть до его трагической гибели, так до конца и не проясненной. Трех лет мне хватило с лихвой, чтобы значительно укрепить свои позиции и суметь удержаться на плаву после ухода в мир иной моего покровителя.
Центр моей деятельности переместился из Москвы в Париж, а чуть позже в Нью-Йорк. Ольга Кирилловна уже стала мне не нужна, но я не забывала директрису модельного агентства «Калипсо» и поддерживала с ней связь. Однако теперь не она требовалась мне, а я ей как бесплатная реклама и доказательство того, что простая русская девчушка может стать новой звездой в мире моды.
Деньги у меня водились и раньше, но с появлением в моей жизни Жан-Поля Годо, а вместе с ним и заказов от множества косметических и парфюмерных фирм (равно как концернов по производству готового платья и ювелирных бутиков), я наконец-то смогла стать полностью независимой в финансовом плане. А занимать третью позицию в списке самых высокооплачиваемых топ-моделей не так уж плохо!
Отец давно признал свое поражение и свою неправоту: еще бы, ведь его старшая дочь стала миллионершей! И выходить замуж за старого плешивого миллионера ей для этого вовсе не понадобилось.
Оставалось только продолжать работу над имиджем, постепенно подбираясь к вершине модельного Эвереста. Впрочем, восхождение к вершинам славы и богатства таило в себе и опасность – ведь частенько, достигнув цели, люди начинают скатываться вниз. Отпраздновав в конце марта свой тридцатый день рождения, я задумалась о том, что же делать дальше. Рано или поздно мне придется уходить из модельного бизнеса, и уж лучше сделать это по собственному желанию, на пике славы, чем дожидаться, когда модельеры начнут предпочитать тебе молодых конкуренток, а косметические концерны решат не продлевать с тобой договор на рекламу.
Конечно, всегда можно покинуть мишурный мир фальшивых улыбок, больших денег и первосортного кокаина и коротать свой век где-нибудь на юге Франции, на собственной вилле, воспитывая детишек. Не такая уж, ей-богу, плохая перспектива.
Но чтобы появились детишки, требуется муж – негоже быть матерью-одиночкой. Так в мою жизнь и вошел Виктор Максюта, в убийстве которого меня теперь подозревают. Не скрою, до него были и другие мужчины – я не вела жизнь монахини и предавалась эротическим приключениям, но в меру, ибо скандал мог навредить моему имиджу и нанести удар по моей благонадежности, а тем самым – по моим финансам. Но в отличие от всех других Витя был для меня самой большой любовью и одновременно самым большим разочарованием.
Познакомилась я с ним во время съемок рекламного ролика ювелирного салона – его новым владельцем являлся именно Виктор Геннадьевич Максюта. Его фамилию я слышала, но не видела причин настаивать на личном знакомстве с олигархом. А вот он, оказывается, был прекрасно в курсе того, что новую коллекцию бриллиантов и сапфиров буду рекламировать именно я, посему и возжелал познакомиться со мной. Отказать я не могла.
Максюта не произвел на меня отталкивающего впечатления – ему было лет сорок пять, но выглядел он моложе, следил за своей внешностью и фигурой, и хоть лицом не вышел, однако компенсировал это нахрапистостью и грубоватым юмором. В общем, типичный образчик нувориша.
У Вити имелась супруга, с которой он прожил душа в душу больше двадцати лет, а также великовозрастная дочурка. С женой он находился в тот момент в состоянии войны, так как разводился с оной. По примеру одного из своих приятелей-олигархов он хотел сделать все по-тихому и поставить публику перед свершившимся фактом, помахав свидетельством о расторжении брака. Но не тут-то было!
Витя при всех своих то ли пяти, то ли семи миллиардах евро, заработанных в поте лица при грабеже, перепродаже и выдаивании нефтеперегонных, алюминиевых и сталелитейных заводов, был, мягко говоря, весьма прижимистым субъектом, во всяком случае, в отношении того, что касалось его семьи, его прислуги и его подчиненных. О, на своих-то хобби – яхтах, почтовых марках, сверхскоростных автомобилях и чертовом футболе – он денег никогда не экономил, а вот законную супружницу Лидию Васильевну и дочурку Таечку держал в черном теле, если в отношении семьи олигарха справедливо подобное высказывание. Нет, на воде с сухарями они не сидели и в секонд-хенде не отоваривались, а жили под Лондоном, в приличном поместье. Но за всеми расходами своих женщин Витя строго следил, и если по какой-то причине месячный лимит – в десять тысяч фунтов! – оказывался исчерпанным до истечения срока, то никогда, ни при каких обстоятельствах он не подбрасывал им лишнюю копейку, вернее, лишний пенни.
А с разводом получилась вот какая штука. Сразу несколько желтых изданий опубликовали фото Вити, целующегося с молоденькой итальянской моделькой, и процитировали высказывание Максюты: мол, девица – новая супермодель, и если это не соответствует пока действительности, то он сделает из нее таковую.
Лидия Васильевна, по профессии экономист, уже давно замышлявшая оттяпать у мужа часть – лучше всего половину! – его гигантского состояния, тотчас подала на развод, взяв себе в адвокаты ту самую хваткую особу, которая представляла интересы при делах подобного рода принца Чарльза и сэра Пола Маккартни. Витя же огорошил весь мир заявлением, что является вовсе не миллиардером, а всего лишь навсего миллионером – его состояние не превышает десяти миллионов. Из чего следует, что даже при самом благоприятном раскладе Лидия Васильевна не сможет получить больше пяти «лимонов» в фунтах. Естественно, на спокойную старость хватит сполна, но ведь одно дело пять миллионов, а совсем другое – пять миллиардов!
Началась юридически-судебная кутерьма, закончившаяся мировым соглашением, вообще-то тайным, но все же просочившимся в прессу. Согласно оному, при разводе Лидия Васильевна получала от мужа порядка сорока миллионов, плюс поместье под Лондоном, плюс пакет акций одного из предприятий мужа.
Более же всего терзало сердце и душу миллиардера то (об этом я знаю не понаслышке, а от него лично), что у него нет наследника. Дочка-то двадцати двух лет имелась, но Таечка была особой, к жизни не приспособленной, анемичной, интересовавшейся то ли кельтской археологией, то ли древнеисландским эпосом, и о том, чтобы передать ей со временем бразды правления финансово-промышленной империей, не могло быть и речи. Да и Таечка внешностью сильно походила на Лидию Васильевну, а о своей бывшей жене Витя не хотел и вспоминать, называя ее «мегерой» и «климактеричкой».
Ему требовался сын, а чтобы оный появился на свет, была необходима новая жена – молодая, красивая и без претензий. Я на такую роль не подходила. Поэтому, недолго выбирая, Максюта остановил свой выбор на той самой молодой итальянской модельке, с целования с которой весь сыр-бор и начался. Звали модельку Эстефания, и она оказалась даже не итальянкой, а испанкой, отчего-то проживавшей в Риме. Но все же Витя продолжал встречаться со мной – он всегда был бабником!
Виктор планировал устроить пышную свадьбу, дабы пустить всем пыль в глаза, а заодно нанести еще одну душевную рану экс-супруге. Именно с этой целью он решил праздновать бракосочетание не где-нибудь, а в замке герцога Уэстмондорского. Замок, возведенный еще предками герцога, опустошавшими набегами вместе с королем Ричардом Львиное Сердце Святую землю, находился аккурат супротив поместья Лидии Васильевны, что значило: во время веселья будет невозможно не услышать музыку, не увидеть фейерверк, не внять перезвону церковных колоколов. Да, таким он и был, покойный Витя, – мелочным, злопамятным и настырным. Одним словом, отнюдь не джентльменом.
Но до свадьбы, как хорошо известно, просто-напросто не дошло – Вите перерезали горло, а первой и единственной подозреваемой в совершении этого жуткого преступления стала я. Еще бы, ведь я, супермодель Арина Винокурова, была пассией злосчастного олигарха.
Можно задаться вопросом: почему я вообще завела роман с Витей? Но тогда следует подчеркнуть, что вовсе не я, а он завел со мной роман. Собственно, я не имела ничего против: Максюта был мне симпатичен, в какой-то момент мне казалось даже, что я его люблю. Хотя до свадьбы у нас в любом случае не дошло бы – я узнала отрицательные черты характера Виктора и приняла решение, что придется с Максютой расстаться. Да и делать мне предложение он не собирался – его устраивало наличие молодой, глупой и полностью зависимой от него невесты. Такие женщины ему и требовались – женщины, которыми можно помыкать и управлять.
Я же к разряду оных не принадлежала, что Витю злило. Но я пришла к выводу, что лучше синица в руках, чем журавль в небе. К чему мне статус супруги миллиардера, если деньгами все равно будет заправлять Виктор, а на меня будет возложена обязанность сопровождать его на приемах и рожать ему детишек? Против приемов я ничего не имела, а вот дети... Несмотря на свои тридцать лет, я еще не ощущала себя готовой к тому, чтобы стать матерью. И, честно говоря, не думаю, что вообще заведу когда-нибудь потомство – в конце концов, мой род не вымрет, так как две младших сестры уже вышли замуж и произвели на свет по сыну и дочке. Я же сполна наслаждалась жизнью и занималась совершенствованием своей карьеры.
О проекте
О подписке