Анжела возразила:

– Что за чушь! Наслушался этих бредней и веришь им. Вроде бы такой умный, энциклопедию наизусть почти всю знаешь, а веришь таким страшилкам, которые кто-то с дурной целью запустил.

После чая Валька все же решился и попросил взять почитать роман Жюля Верна, за которым он давно охотился, и несколько книжек Агаты Кристи на английском.

– А тебя что занимает? Тоже романы? Библиотека в самом деле плохая, жена-покойница у меня подбирала, да и дочка, когда жила тут, читать обожала…

Анжела взяла в руки журнал «Дискавери».

– Ага, вот оно что! Неплохой выбор. Когда за границу ездил, покупал себе, потому что уж снимки невероятные. Мне такие точно никогда не сделать…

– За границу ездили? – оживился Валька. – А куда?

Дом Демидыча они покинули уже под вечер, нагруженные разнообразными дарами, в первую очередь книжно-журнальными.

– Тут автобус до города ходит, но вас на мотоцикле отвезу!

Водил Демидыч мотоцикл с люлькой, в которой устроилась Анжела, весьма лихо. Доставив их к дому Вальки, старик сказал:

– Сказал же, что на следующей неделе внуки мои приезжают, так что заходите, а то им компания нужна, с дедом им скучно…

Валька радостно закивал, явно желая перечитать со временем всю библиотеку Демидыча, а Анжела, прижимая к груди пачку журналов «Дискавери», отмолчалась.

Ну да, ведь на следующей неделе их здесь уже и не будет.

Потому что им снова придется бежать куда глаза глядят.

Ну, или куда доставит их очередной поезд дальнего следования.

Только вот почему они все время в бегах?

Все очень просто – потому что мама убила человека. И, надо отметить, очень хорошо сделала, что убила.

…А ведь начиналось все так многообещающе! Мама, окончив институт с дипломом библиотекаря, ни дня по специальности не работала. Ну, не вышло: сначала (от сына ближайшего соратника Фиделя Кастро – ну, или от кого-то иного) на свет появилась Анжела, а спустя восемь лет, от студента аспирантуры из Камеруна, который жениться на русской подруге явно не намеревался и быстро отбыл на родину (это, кажется, соответствовало действительности) – Никитка.

Жили они к тому времени в общежитии железнодорожников, к которым мама ни малейшего отношения не имела, но, будучи весьма общительной особой, сумела заполучить пусть и одну, но зато двадцатипятиметровую комнату!

Обитали они в одном крупном городе на Волге – мама, учившаяся в Москве, с большим удовольствием там и осталась бы. Анжела до трех лет жила с ней, но потом им в одночасье пришлось покинуть столицу.

По официальной версии, потому что мама нашла очень хорошую работу в регионе. А по правде – потому что она, работая барменшей в каком-то злачном заведении на Садовом кольце, то ли ввязалась в некую криминальную историю, то ли стала свидетельницей того, чего ей лучше было бы не видеть.

В общем, вернувшись ночью в общежитие (и в Москве это тоже было от железнодорожников – словно перст судьбы указывал им в сторону железнодорожных касс, посещать которые им предстояло в грядущие годы регулярно), мама заявила, что они переезжают.

Переехали они сначала в один город, потом во второй, оказались затем в том самом, крупном, на Волге. Обосновались, пустили корни, мама даже в самом деле работала в библиотеке – только не по своей специальности, а в ночном клубе, который расположился на одном из сдаваемых библиотекой под прочие нужды этажей.

Там она и познакомилась с отцом Никитки, который, учась в Москве, приехал в провинцию собирать материал для своей диссертации, так и не написанной.

Мама вскоре заявила подрастающей Анжеле, что у нее появится братик (даже до УЗИ она не сомневалась, что будет мальчик, и оказалась права). А, помимо этого, отчим, вернее, добрый хороший отец.

Патрик, с широкой белозубой улыбкой, почти без акцента говоривший по-русски, в самом деле был добрым и хорошим – и, кажется, отцом не только Никитки, а не самого маленького количества детей, как Анжела узнала из разговора на крайне повышенных тонах, которые вели мама и Патрик.

После этого Патрик исчез: как из города, так и из их жизни, мама долго горевала, все надеясь, что он вернется, потому что его она, кажется, искренне любила.

Но Патрик так и не вернулся, а мама ушла из ночного клуба и устроилась в самую лучшую гостиницу города администратором.

Впрочем, и там она продержалась только до декретного отпуска, а когда вернулась вместе с Никиткой из роддома, то заявила, что будет заниматься бизнесом.

Слово она свое сдержала, сетевой маркетинг на первых и даже вторых порах шел отлично, вероятно, даже слишком, потому что неплохие дивиденды мама вложила в выглядевшую крайне респектабельно компанию, обещавшую сумасшедшие годовые.

Кто-то их и получил, в первую очередь руководители сей незатейливой, но великолепно раскрученной (известными актерами по ТВ и говорливыми дикторами по радио) финансовой пирамиды, сбежавшие с миллиардами обманутых вкладчиков куда-то в теплые края.

И хотя из этих теплых мест им в итоге пришлось переместиться в места не столь отдаленные, миллиардов таки и не нашли, но неунывающая и фонтанирующая идеями мама завела к тому времени свое личное бюро знакомств для дам, желающих выйти замуж за иностранца.

В действительности (и подраставшая Анжела знала это точно) мама сама желала отыскать для себя богача, красавца и просто душку, желательно с замком и титулом, откуда-нибудь из Италии, Франции, быть может, Германии или Австрии или на худой конец Испании.

Даже на Грецию или Португалию согласилась бы.

К тому времени они из общежития переехали на съемную квартиру, пусть и не самую шикарную, зато в центре города. Мама всегда говорила, что пусть будет небольшая, но в центре: это производит впечатление.

На кого? На ее многочисленных поклонников или желавшими стать таковыми, которые время от времени наведывались к ним домой. В зависимости от поклонника, его статуса и намерений в отношении оного со стороны мамы требовалось исполнять роль то отличницы, то тихой девочки, то шебутной, то вообще пойти часика на два с братиком погулять.

Маме делали предложения руки и сердца, причем не раз, в том числе и иностранцы. Но все было что-то не то: то молодой и без денег, то старый – и тоже без денег. То вроде и нестарый, и с деньгами, но зато с пятью детьми от трех бывших, которым он платил алименты.

То есть в итоге, как ни крути, все же опять без денег.

Прижимая к себе дочку и сына, мама не скрывала от них своих меркантильных планов.

– По любви у меня появилась ты, а потом Никитка. Я совсем не против еще одной любови, большой и чистой, но предпочитаю солидный счет в иностранном банке. А лучше в двух или трех. Ну и недвижимость, само собой. И автомобиль, причем у меня будет свой.

И это при том, что водительских прав у мамы не было, однако водить она кое-как все же умела: научил один из поклонников, майор ГАИ.

Никитка-то был слишком юн, чтобы понимать разглагольствования мамы, а вот Анжела уже смирилась с тем, что рано или поздно они обзаведутся отчимом, возможно, даже иностранным.

И что мама родит еще малыша, не исключено, не одного – значит ли это, что она их с Никиткой будет любить меньше?

Мама заявляла, что что бы ни произошло, они будут у нее единственными на свете, но Анжела прекрасно знала, что у мамы все было единственным – и новая работа, и новая квартира, и новый город.

Ну и новый ухажер из тех, которых мама предпочитала звать хахалями.

Впрочем, в тот раз все было иначе. Заглянув с утра на кухню (мама вновь работала в гостинице, только уже не в лучшей в городе и не администратором, а всего лишь горничной), где Анжела сама жарила себе яичницу, собираясь в школу, родительница заявила:

– Я нашла своего суженого и вашего нового папу! Я его нашла! Не человек, а золото!

Анжела насторожилась, потому что обычно мама весьма скептически относилась к своим хахалям, начиная с их недостатков, которых обычно было намного больше, чем достоинств.

Но не придала этому особого значения, решив, что через недели три-четыре все, как водится, само собой рассосется.

Не рассосалось.

Мама представила им свою неземную любовь – и Анжела была вынуждена признать, что в этот раз она, кажется, не прогадала.

Хоть обычно (но далеко не всегда) мама специализировалась на выходцах из Африки или Южной Европы, ее избранником оказался среднего роста спортивный блондин с ярко-голубыми глазами.

– Артур, – представился он, подавая Анжеле руку.

Никто из маминых хахалей ей руку до этого не подавал: или трепали по голове, или по щечке, или даже по коленке.

Один, когда мама не видела, даже стал щупать ее грудь, за что был укушен в свои шаловливые пальчики и, протяжно подвывая, с позором бежал из их квартиры.

Хотя, кажется, тогда они жили в комнате в общежитии (и даже не железнодорожном, а от пищевого техникума).

На руке у Артура Анжела заметила солидный перстень-печатку с замысловатым вензелем.

– А вы, кажется, Анжела? – произнес он глубоким голосом, а Анжела поняла, что начала млеть.

Хотя бы потому, что он был первым, кто обратился к ней на «вы»!

Артур оказался крайне солидным бизнесменом, причем не просто состоятельным, а невероятно состоятельным.

Они посетили его загородный дом, который, впрочем, оказался настоящим дворцом. Располагался он даже не в тех элитных поселках, где проживали лучшие люди города, а на территории местного природоохранного объекта, в сосновом бору, с выходом с одной стороны к озеру, а с другой к реке.

В зоне видимости располагалась загородная частная резиденция местного губернатора, с которым Артур был на короткой ноге.

Где и как они познакомились с мамой, история умалчивала, во всяком случае, для Анжелы. Мама делала туманные намеки, однако каждый раз разные.

– У него не одна фирма и даже не две. И даже не пять. А двадцать девять! Ты только подумай, дочка, двадцать девять! У него собственный холдинг. И он не женат!

Артур, как узнала из газет и местного телевидения Анжела, был одним из ведущих бизнесменов региона и имел закадычных друзей среди руководителей города и области.

– Мы переезжаем к Артуру! – заявила мама через очень короткий срок после того, как представила своего ухажера (уже не хахаля) дочке и сыну.

– У каждого из вас будет своя комната! Отдельная! А если захотите, даже этаж! Артурчик вас любит как своих собственных!

Так оно и было: у Анжелы появилась своя комната, обитая розовыми обоями, обставленная розовой мебелью, с гигантскими мягкими игрушками во всех углах.

Тоже розовыми.

У нее от этой розовости несколько свело зубы, потому как комната Никитки ей понравилась гораздо больше: серые и синие тона, собственный гоночный автомобиль, на котором можно было гонять по коридорам дома-дворца или на газоне.

И никаких тебе мягких игрушек, которых Анжела терпеть не могла.

Но говорить этого Артуру она, естественно, не стала: она не хотела обидеть человека, которого так любила ее мама.

Первые дни в собственном дворце были похоже на сон. Последующие тоже, однако волшебная сказка превратилась в страшную, а в финале в кошмарную.

Началось все с того, что Артур настоял: работать маме не надо. Та не имела ничего против, тем более трудиться горничной в гостинице ей было уже не с руки, но Артур даже не позволил ей попрощаться с коллегами, хотя мама хотела – хотя бы, чтобы похвастаться перед ними своим счастьем.

– Нет, это лишнее.

– Но, милый, я уже пригласила их в ресторан, они все же мои коллеги, хотя и бывшие. Они неплохие, я только на часок…

– Нет!

Затем выяснилось, что покидать дворец маме можно только в сопровождении водителя или охранника Артура – но ни в коем случае не одной.

А когда мама захотела спонтанно отправиться в СПА-салон, она просто не смогла покинуть загородный дом.

Запрещено выходить наружу было не только маме, но и Анжеле, не говоря уже о Никитке. Впрочем, мальчик так был увлечен своим новым жилищем и личным детским автомобилем, что ничего не замечал.

А вот Анжела очень даже отметила, что мама выглядит не только напуганной, но и подавленной. Да и ей самой было не по себе: еще бы, в школу ей возвращаться запретили.

– Но, милый, ей же нужно учиться дальше, в конце концов, она обязана ходить в школу.

– Пойдет в лучшую частную гимназию. Пока утрясаются формальности, пусть сидит дома.

– Но, может быть…

– Нет!

А когда однажды утром, спустившись по лестнице в столовую, Анжела увидела маму, в розовом халате с меховой оторочкой, с новой, столь шедшей ей, прической – и с большим фингалом под глазом, она, обняв ее, спросила:

– Это ведь он?

Засуетившись, мама стала уверять, что нет, что это она ночью в душе поскользнулась…

– Это ведь он, – сделала вывод Анжела и подала маме трубку радиотелефона.

– Звони в милицию!

– Дочка, ты что, я делать это не буду! Артур хороший, просто… просто он не любит, когда ему перечат…

– Ночью в душе, мама?

Мама упорно не хотела ставить никого в известность, тогда Анжела решила, что сама позвонит в милицию.

Но гудков в трубке не было.

Когда Артур вернулся домой, мама встретила его в изящном вечернем платье, сверкая украшениями, которые он ей подарил.

Так он хотел.

И с фингалом во всю щеку.

Как ни в чем не бывало Артур поцеловал ее в щеку и заявил:

– Выглядишь потрясающе, дорогая.

Затем был ужин в столовой за огромным столом, и мама щебетала, делая вид, что ничего не произошло и ведя речь о сущих пустяках.

После ужина Артур удалился к себе в кабинет, чтобы продолжить работать, и Анжела, решившись (заходить в кабинет Артура было строго-настрого запрещено), постучала в дверь.

Ответа не последовало.

Она постучала еще раз.

Так как ответа снова не было, он зашла – и увидела, что в гигантском, обшитом дубовыми панелями кабинете с массивной аляповатой картиной какого-то сражения, кажется, Бородинского, никого нет.

Но куда же делся Артур?

Она вдруг заметила, что одна из книжных полок, в действительности являясь тайной дверью, стоит приоткрытая.

Анжела подошла к ней – и услышала сдавленные стоны и крики. Она похолодела, не зная, что и делать.

В этот момент из-за полки на нее шагнул Артур, на красивом лице которого застыла странная гримаса.

Его рубашка была расстегнута, грудь вздымалась.

– Извините… Я не хотела мешать… – пролепетала Анжела.

Прикрыв дверь-полку, Артур ответил:

– Не извиняю. Входить в мой кабинет, и это общеизвестно, никому нельзя. Ни при каких обстоятельствах. Поэтому не извиняю.

И вдруг безо всякого предупреждения ударил Анжелу по лицу тяжелой узкой ладонью.

Девочка вскинулась, хватаясь за щеку и ощущая, как у нее в ушах зазвенело.

Артур же, переменившись, своим обычным любезным тоном заметил:

– Ты хотела со мной поговорить? Чем могу помочь?

Кажется, он на полном серьезе полагал, что она поведет с ним нормальную беседу после того, как он ударил ее по лицу.

Анжела выбежала прочь и бросилась к маме.

Она застала ее в будуаре, где доминировали перламутровые тона: так захотел Артур.

Сидя перед зеркалом в золоченой оправе, мама, все в том же нелепом вечернем платье и с бриллиантовым колье на шее, расчесывала длинные волосы и беззвучно плакала.

Ринувшись к ней, Анжела запричитала:

– Мамочка, нам надо отсюда уехать, как можно быстрее…

Ахнув, мама взяла ее за подбородок.

– Дочка, что случилось? У тебя на лице такой ужасный кровоподтек… Откуда?

Анжела сквозь слезы ответила:

– Ночью в душе поскользнулась, мама!

Дверь в будуар распахнулась, и это несмотря на то, что Анжела точно помнила: она закрыла дверь изнутри на ключ.

На пороге стоял Артур, как всегда безупречный и абсолютно невозмутимый.

Значит, у него были ключи от будуара мамы – вероятно даже, от всех комнат его волшебного особняка, вдруг превратившегося в замок злого колдуна.

– Ты ударил мою дочь? – произнесла мама дрожащим голосом. – Ты же обещал, что не тронешь ее…

Артур приблизился к ним.

– Она нарушила правила. Это заслуженное наказание. Я никогда не причиняю никому боль без причины.

Схватив расческу со столика, Анжела бросилась на Артура, но тот рукой легко перехватил ее запястье и сжал его стальной хваткой.

– Я могу его вывихнуть или даже сломать, но делать это не буду. Сейчас не буду. А в другой раз сделаю.

Анжела безоговорочно поверила его угрозе.

Отпустив ее, Артур любезно произнес:

– А теперь иди спать.

– Но я не хочу…

– Иди спать!

Мама быстро произнесла:

– Дочка, прошу тебя, иди спать!

Анжела вышла прочь, однако не отправилась к себе в спальню, а притаилась в коридоре. Через минуту-две из будуара вышла бледная, заплаканная мама, сопровождаемая Артуром.

Анжела проследила, что он отвел ее в кабинет. Выждав несколько минут, она подошла к двери, из-за которой не доносилось ни звука.

Приоткрыв ее немного, Анжела увидела часть стола. Она распахнула дверь шире.

В кабинете никого не было.

Она уже знала, куда делся Артур, на этот раз вместе с мамой. Полка-дверь в этот раз была закрыта, и Анжела попыталась сдвинуть ее, однако тщетно: какие бы книги она ни вытаскивала, какие бы завитушки на резьбе ни нажимала, полка с места не сдвигалась.

Мама была там, в этом подвале – вместе с Артуром.

От мысли об этом у нее пошли мурашки по телу.

Понимая, что в логово ее нового папочки она не проникнет, Анжела поднялась в комнату к братцу.

Никитка уже спал, мерно посапывая с улыбкой на личике.

Ну, по крайней мере, хоть кто-то счастлив в этом ужасном замке.

Анжела уже провалилась в сон, когда вдруг ощутила, что кто-то схватил ее за руку. Распахнув глаза, она увидела Артура, зависшего над ее кроватью.

– Я имею возможность отслеживать ваши передвижения по дому. Поэтому я увидел, что ты вошла без разрешения в мой кабинет в первый раз. Как, впрочем, и во второй. За первое непослушание ты была наказана. И я сообщил, какое наказание тебя ждет за второе. Я пришел привести его в исполнение.

И он с ужасным хрустом повернул ей запястье.

Приехавший по вызову самого же Артура врач, не сказав ни слова и не задав ни единого вопроса, сделал Анжеле, которая все еще была не в состоянии осмыслить произошедшее, укол обезболивающего, наложил гипс и отбыл.

Все это происходило в гостиной на первом этаже и казалось сюрреалистичным. Артур, сломавший ей запястье (врач, явно профессионал своего дела, моментально определил это), теперь, практически как родной отец, заботился о ней, даже лично приготовил чай (прислуга на ночь не оставалась) и положил ей руку на плечо, пока доктор колдовал над вспухшим запястьем.

Ужаснее всего была даже не боль, даже не обида, а именно эта пудовая рука, покоившаяся на ее плече и словно прожигавшая ее.

Мамы не было, и это заботило Анжелу больше всего. Что он с ней сделал?

Когда врач отбыл восвояси, Анжела спросила:

– Где мама?

Артур, усмехнувшись, ответил:

– Мама занята, но к утру освободится.

Анжела закричала:

– Где мама? Мы немедленно уезжаем отсюда…

Артур схватил ее второе, здоровое, запястье.

– Не надо мне перечить. Иначе придется понести наказание. Я могу сломать и это тоже. Или второй раз уже сломанное. В конце концов, подумай о своем милом братике…

Анжела в ужасе закрыла глаза.

В плену у кого они оказались?

Похоже, у крайне богатого, влиятельного и столь же сумасшедшего субъекта, который получал удовольствие от…

От боли других людей.