Громко хохоча, в холл вошел стилист президента, Луи-Огюст. Он тотчас бросился к своему подопечному:

– Ах, месье президент, этот противный ветер растрепал ваши чудесные волосы! Позвольте мне, месье президент!

Милена чуть заметно (насколько позволяли инъекции ботокса) скривилась – она невооруженным глазом видела, что этот не особо талантливый субъект наглым образом копировал стиль и манеру поведения одного воистину гениального человека, единственного хорошего, ныне, правда, уже покойного друга Милены, который когда-то и помог ей начать карьеру модели.

Делберт безропотно вручил себя заботам стилиста, который, вытащив из своего чемоданчика расческу и бутылочку лака для волос, стал колдовать над прической президента.

– К ужину соберется вся семья! – произнес Делберт, так и не посмотрев на Милену.

– Вся семья и так в сборе, – заметила она тихо, на что муж злобно ответил:

– Твоя, дорогая моя, быть может, в самом деле в сборе. Но не моя! Приедут Делберт и Уинстон. А также Эйприл с Шэрон.

Делберт был старшим, а Уинстон – младшим сыном от брака с ужасной югославкой: обоим было уже порядком за тридцать. Эйприл являлась второй дочерью Делберта от брака с Шэрон, голливудской актрисой. Шэрон, в отличие от ужасной югославки, была особой весьма сносной, относившейся к Милене как к предмету обстановки, потому что предпочитала всегда говорить только об одном: о себе, своей карьере и интригах голливудских боссов, упорно не желающих распознать ее актерский талант и сделать из нее «звезду».

– Джереми тоже подлетит, – произнесла серебряным голоском Злата, появляясь вместе с нянькой, которая несла на руках двух прелестных заспанных близнецов. – И мама приедет. Ты ведь не против, папочка?

Милена сжала кулаки. Неужели эта ужасная югославка тоже заявится сюда? И Злата, эта интриганочка, конечно же, уже все устроив, теперь испрашивала у отца разрешения, прекрасно зная, что он его даст.

А вот у нее, своей мачехи и номинальной хозяйки поместья, Злата спросить разрешения так и не удосужилась.

– Ясна тоже приедет? – произнес Делберт. – Отлично!

Злата, повернувшись к Милене, пропела:

– Ты ведь не против, милая моя?

Конечно, Милена была против, да еще как, однако она понимала, что теперь не может возразить.

– Разве мое мнение имеет значение, если Делберт сказал «да»? – ответила в тон ей Милена, и Злата скривилась.

Милена же сладко заметила:

– Твоя матушка прибудет одна или вместе со своим новым мужем? Ах, извини, как я могла запамятовать: она с ним уже развелась. Однако там ведь имелся этот манекенщик, ее любовник… Нет, постой, она его выгнала после того, как застукала в постели со своим же шофером…

Злата, хмурясь, заявила:

– Мама прибудет одна!

Делберт же, сопровождаемый Хантер Рогофф, тем временем принимал подобострастные приветствия от выстроившихся длинной шеренгой слуг – Милена же, подобный смехотворный ритуал ненавидевшая, проскользнула к спрятанному в глубине холла лифту. Наконец-то она могла принять ванну и прийти в себя!

Когда дверцы лифта закрылись, оставив ее с сыном наедине среди хрусталя, позолоты и мрамора, Тициан произнес:

– Папа явно не в настроении…

Милена, потрепав сына по голове, заметила:

– Поэтому прошу, не перечь ему и не заводи его намеренно.

Сын, столь же упрямый, как и отец, пожал плечами.

– Но ведь я не виноват, что папа постоянно искажает факты. Впрочем, он всегда их искажает. Иначе бы он не был Делбертом Грампом, пятьдесят четвертым президентом США.

Милена, быстро нажав кнопку экстренной остановки, привлекла к себе сына и перешла с английского на герцословацкий:

– Мой мальчик, запомни, что мы обязаны твоему отцу всем. Он человек своеобразный, однако не стоит его злить.

– Мама, а ты с ним счастлива? – спросил вдруг Тициан, и Милена внезапно ощутила, что к глазам подкатили горячие слезы. Нет, она не имела права расплакаться, только не сейчас, только не при сыне, только не от этого вопроса…

Сын, обняв Милену, зашептал:

– Мамочка, не плачь, прошу тебя! Я тоже его ненавижу, хотя в то же время люблю. Он ведь все же мой отец… Однако он ужасный человек. Он не ценит тебя, абсолютно не ценит! Думаешь, я не знаю, как он пристает к своим симпатичным помощницам и щиплет за задницы юных официанток. И это на приемах, когда ты стоишь в метре от него!

– Мой мальчик, прошу тебя… – Милена все же разрыдалась, думая только об одном – если ее увидят с зареванным лицом слуги или агенты секретной службы, то кто-то из них тотчас донесет об этому Делберту. А тот ужасно не любил, когда его жена – вне зависимости от порядкового номера – прилюдно плакала.

Тициан же, обняв ее, продолжил:

– Разве я не прав, мамочка? Думаешь, если я по большей части молчу и ничего не говорю, то не понимаю, что происходит вокруг меня и что за человек мистер президент, который, по странному стечению обстоятельств, является моим отцом?

– Мой мальчик, прошу тебя… – повторила Милена, чувствуя, что слезы застилают глаза и бегут по щекам. Да, выглядеть она будет ужасно – нельзя, чтобы кто-то увидел ее в таком состоянии. Нельзя!

– Мамочка, он не только не любит тебя, он тебя не ценит! Ладно, вероятно, так во многих семьях, однако почему он ведет себя так вызывающе? Вот сейчас, в самолете, он схватил за грудь стюардессу, а сотруднице секретной службы сделал такой напичканный непотребностями «комплимент» по поводу ее спортивной задницы, что другая бы на ее месте вчинила бы ему иск в сто миллионов – и выиграла бы дело!

Милена молчала, зная, что все, о чем говорит сын, чистая правда. То, что Делберт схватил на «борту номер один» какую-то официантку за грудь, ускользнуло от ее внимания, однако она слышала те ужасные пошлости и сальности, которые муж отпускал в адрес молчавшей и не смевшей возразить ему молодой агентши, явно не знавшей, как вести себя в подобной кошмарной ситуации, когда к тебе пристает сам президент США.

– Я поговорю с Грэгом, пусть допускает до охраны Делберта только мужчин… – залепетала Милена, а сын заявил:

– Мамочка, не в этом же дело! Не в этом! И ты прекрасно это сама понимаешь. Я не могу уже терпеть, как он постоянно тебя обижает. Как он пренебрегает тобой. Как он унижает тебя. Как он…

Милена обняла сына и прошептала:

– Мой мальчик, мне очень жаль, что ты оказался замешанным в наши с Делбертом проблемы.

– Мама! Проблема даже не в том, как Делберт ведет себя с тобой и другими женщинами. И даже не в том, какую кошмарную политику он проводит. Ведь мое предложение обвинить Старую Ведьму в связях с Москвой было чистой воды сарказмом. Однако Делберт принял это за чистую монету. Как и все эти абсолютные нули, подхалимы и карьеристы, которые его окружают. Они тотчас ухватились за эту идею, которая в итоге может стоить Делберту президентства. Впрочем, тогда наша страна будет избавлена от худшего в ее истории правителя…

– Не говори так, прошу тебя! – произнесла в ужасе Милена, а Тициан, усмехнувшись, ответил:

– Но ведь это так? Думаешь, я не читаю проклинаемую Делбертом либеральную прессу и не соглашаюсь с тем беспощадным правдивым анализом, которому они подвергают его так называемую смехотворную политику? И проблема не во всем этом, как я тебе уже говорил. Проблемой является сам Делберт! И меня не удивит, если рано или поздно кто-то решит эту проблему устранить…

Милена взглянула на себя в зеркало и ужаснулась – если ее увидят в таком виде, то пиши пропало. Она взяла себя в руки и произнесла:

– Как бы то ни было, мой мальчик, но он – твой отец…

– Может, нет? – с надеждой спросил Тициан, смотря на мать. А затем, смутившись, произнес: – Извини, мамочка, но ты уверена, что…

Милена поцеловала подростка в лоб и, рукой начесывая волосы на лицо так, чтобы скрыть следы слез, проговорила:

– Ты забываешься, мой дорогой. Это не тот вопрос, который сын, даже такой умный, как ты, может задавать своей матери, даже такой глупой, как я!

Тициан, еще больше смущаясь, пробормотал:

– Мамочка, я не хотел… Просто… Просто это было бы важно в случае, например, вашего развода. Тогда бы у него не было права требовать единоличной опеки надо мной, потому что он не является моим биологическим отцом. А то, что родила меня ты, сомнению не подлежит.

Недовольная своим отражением Милена вздохнула, открыла сумочку, вытащила солнцезащитные очки, надела их, а потом извлекла из одного из отделений тонкий шелковый платок. Элегантным жестом обвернув его вокруг головы, она осталась более или менее довольной и сочла, что крайне похожа на Жаклин эпохи ранних семидесятых.

– Мой дорогой мальчик, это не то, о чем матери обычно говорят со своими пятнадцатилетними сыновьями…

– Но не все матери пятнадцатилетних сыновей замужем за такими людьми, как Делберт! – заявил Тициан.

В этом сын был, безусловно, прав. Но, как ни крути, не могли же все быть замужем за 54-м президентом США.

– Мамочка, ты у меня такая красивая, – застенчиво произнес Тициан. – И далеко не глупая! Поверь мне, Злата на самом деле глупее тебя, просто она хитрая. И замужем за Джереми, который готов ради достижения своих целей идти по трупам. А его цель – определять политику США, а со временем, кто знает, и всего мира, не занимая никакой выборной должности. И это у него, надо признать, неплохо получается уже сейчас.

Нажав кнопку и снова приведя лифт в движение (долго оставаться в застрявшей между этажами кабине было недальновидно и, более того, крайне опасно: в «Зимнем Белом доме» у всех стен, в том числе и стен лифта, имелись уши), Милена произнесла:

– Мальчик мой, я тебя прошу – не иди на конфронтацию с отцом. Да, он твой отец, хочется тебе этого или нет. И он мой муж!

Двери лифта распахнулись, выпуская на этаж, на котором находились апартаменты Милены и ее сына. Делберт же обитал в противоположном крыле псевдофранцузского замка.

– Мамочка, ты так и не ответила на мой вопрос – счастлива ли ты? – произнес Тициан, и в этот момент около кабины лифта возникла одна из горничных – конечно же, молодая, конечно же, с большой грудью, конечно же, темнокожая. Делберт установил критерии отбора прислуги в свое флоридское поместье.

– Добрый день, мэм! Добрый день, мистер Грамп! – произнесла она, приветствуя их.

Милена машинально поправила очки и с досадой отметила, что свой последний вопрос Тициан задал громко и, что ужаснее всего, на английском. И что горничная наверняка его услышала.

– Добрый день! – произнесла Милена, не утруждая себя тем, чтобы вспомнить, как зовут эту особу. Вместе с сыном она прошествовала мимо замершей около лифта и явно что-то выжидавшей служанки. Показалось ли ей – или на губах этой особы застыла тонкая понимающая ухмылка?

Милена знала, что и в «Зимнем Белом доме», и в настоящем Белом доме в Вашингтоне сотрудники и прислуга считали ее гордячкой и снобом. И это только потому, что она никогда не звала никого из них по имени и не вела с ними ненужных разговоров.

Нет, никакой гордячкой или снобом она не была, просто она боялась вступать в какие бы то ни было отношения с абсолютно чужими людьми – кто сказал, что она должна вообще чирикать с этими личностями, половина из которых доносила обо всем ее мужу, а другая половина сплавляла пикантные подробности из жизни президентской четы оппозиционным либеральным СМИ?

Вот и сейчас, похоже, горничная услышала то, что для ее ушей не предназначалось.

Милена проводила сына в его комнату и, удостоверившись, что за дверью никто не маячит, произнесла по-герцословацки:

– Прошу тебя, не перечь отцу. И не говори о том, что проблема – он сам.

Падая на большую софу и вытаскивая из-под нее очередной номер комиксов, Тициан проговорил:

– Мамочка, но ты же сама знаешь, что он и есть проблема. Но любую проблему можно устранить. – А потом, взглянув на нее, добавил: – Поэтому повторяю в третий раз, мамочка, ты с ним счастлива?

Милена никогда не пыталась анализировать свои отношения с Делбертом с точки зрения того, счастлива ли она с ним или нет. Когда она вышла за него, он был миллиардером, владельцем строительной империи. И даже если она его не любила (а надо признать, она его не любила), было бы – если использовать любимое словечко Делберта – сущим идиотизмом отвергнуть его предложение о замужестве.

Теперь же он являлся президентом США, одним из самых могущественных лидеров в мире.

Какое отношение имел к этому вопрос о личном счастье жены президента?

– Забудь об этом! – произнесла она, а Тициан, кладя ноги к ярких кроссовках на софу, подытожил:

– Следовательно, нет. Что же, мне это важно знать для дальнейших шагов.

Милена вздрогнула. Она желала узнать, что имеет в виду сын, но в этот момент дверь распахнулась, и в комнату Тициана вошел отец-президент. За ним семенил прибывший другим самолетом пресс-секретарь Белого дома Стивен Маккиннон, толстяк со свиными глазками.

– Сын! Я рассказал Стивену о твоей гениальной идее обвинить Старую Ведьму в связях с кремлинами. Он с тобой поговорит, чтобы разработать стратегию…

В комнату заглянула и Лоретта, заявившая:

– Но Делберт, вообще-то, это моя прерогатива заниматься пиаром.

Стивен, выпятив в подражание шефу нижнюю губу, сказал:

– Ничего, Лоретта, была твоя, стала моя! Мы с Тицианом отлично друг друга понимаем. Так ведь, приятель?

Стивен выставил ладонь, явно ожидая, что Тициан ударит по ней, однако подросток, листавший комиксы, и не подумал это сделать. Пухлая рука Стивена повисла в воздухе, а Лоретта, цокая каблуками и выставляя напоказ все изгибы своего роскошного тела, облаченного в алый шелк платья, подошла к софе и опустилась на подлокотник. Ее когтистая рука хищницы легла на макушку Тициана.

– О, с Тицианом мы ведь тоже друг друга отлично понимаем? Так ведь, мой сладкий?

Милена отлично знала – глава пиар-штаба Лоретта вела непримиримую войну с пресс-секретарем Белого дома Стивеном, и теперь каждый из них, желая увеличить собственное влияние на Делберта и потопить конкурента, пытался заручиться расположением его младшего сына.

– Классные сиськи! – громко заметил Тициан, уставившись на нависавшие над ним буфера Лоретты, и та, обычно не склонная к подобной реакции, смутилась и зарделась. Отец-президент оглушительно расхохотался и, подойдя к сыну, хлопнул его по плечу.

– Сразу видно – мой отпрыск! Настоящий Грамп! Ладно, Тициан, поговори с ними обоими, может, придумаете что-то хорошее для очернения Старой Ведьмы!

* * *

Милена вздохнула и вышла из комнаты сына, понимая, что он последует приказанию отца и будет дурачить недалекого Стивена и прожженную Лоретту, причем никто из них не догадается, что мальчик морочит им голову.

В одном Делберт был прав: сразу видно, что Тициан – его отпрыск. И Милена не знала, стоит ли этим гордиться или бояться этого.

– Злата сказала, что ты недовольна приездом Ясны, – произнес муж, когда они оказались одни в длиннющем коридоре.

Ага, дочурка успела уже настропалить отца и втюхать ему свою версию событий. Впрочем, она была недалека от истины.

Милена знала, что раньше Делберт и его первая жена, эта ужасная югославка, на протяжении нескольких лет вели настоящую «войну роз», однако это осталось в далеком прошлом: ведь развелись они уже больше двадцати лет назад. Теперь же они сделались лучшими друзьями, а Делберт был благодарен этой ужасной югославке за то, что она подарила ему двух сыновей и любимицу-дочку: больше отпрысков, чем вторая и третья жена вместе взятые.

– О, это совсем не так! – тихо проговорила Милена. – Просто я хотела знать, прибудет ли Ясна одна или со своим очередным молодым любовником…

Милена заметила, как исказилось лицо Делберта. Несмотря на тот факт, что он уже четверть века как развелся с Ясной и сам был после этого дважды женат, не считая бесчисленных интрижек, его бесил тот факт, что его бывшая заводила себе бойфрендов, причем с каждым годом все моложе и моложе.

– Ясна приедет одна! – пролаял супруг, а Милена добавила:

– Чудно. Я буду очень рада ее видеть. И кстати, Злата тебе уже сказала, что она готовит тебе сюрприз?

Она сделала паузу, зная, что Делберт тотчас пожелает узнать, какой именно. Так и произошло. Муж повернулся и уставился на Милену.

– Сюрприз! Какой такой сюрприз? – произнес он, на что Милена, изображая растерянность, ответила:

– Ах, похоже, я выболтала чужой секрет. Нет, нет, я больше ничего сказать не могу!

Делберт приблизился к ней и, выпятив нижнюю губу, заявил:

– Я не только твой муж, Милена, но и твой президент! Ты голосовала за меня, так что ты обязана, просто обязана сказать мне, что за сюрприз готовит мне Злата!

Милена внутренне усмехнулась. Злата и ее Джереми хотели обставить визит этой француженки в лучших традициях шпионских романов и осуществить все втайне, дабы Делберт ни о чем не догадался. А тут такая незадача!

И вообще, если бы Делберт только знал, что на выборах она голосовала не за него, а за Старую Ведьму, то, разумеется, тотчас бы подал на развод. Нет, сделала Милена это не потому что поддерживала политику Старой Ведьмы, а исключительно по той причине, что страстно желала ей победы и проигрыша мужу: иначе ей предстояло лишиться уютной нью-йоркской жизни.

Но ее голос против не помог, и Делберт все же стал президентом.

– Так какой сюрприз? – требовательно спросил муж, а Милена засюсюкала:

– Ах, лучше спроси ее сам… Ну хорошо, я тебе, так и быть, скажу, ведь ты в самом деле мой президент… Джереми и Злата пригласили эту самую… ну, как бишь ее зовут… Ту, что ноги свои не бреет… Француженку! А, Марианна дю Прэ!

Делберт дернулся и на секунду замер, громко втягивая носом воздух.

– Пригласили? Без согласования со мной? Президентом?

Милена вздохнула:

– Ты же знаешь, как Злата тебя любит. И Джереми, конечно, тоже чтит тебя как политического лидера нашей великой страны. Возможно, они только хотят сделать тебе приятное… Очень приятное…

Взор Делберта на мгновение затуманился, и Милена подумала, не вспоминает ли он акт животного совокупления, которому предался тогда с этой француженкой в Овальном кабинете.

Неужели ему было так с ней хорошо?

– Сделать приятное… – процедил Делберт, а Милена тихо добавила:

– Наверняка! Ведь дети так тебя любят! Правда, не забывай, что эта француженка все же безнадежно проиграла свои президентские выборы, а ты их триумфально выиграл. Так стоит ли тебе встречаться с политическими неудачниками? Это может бросить на тебя тень. Ведь все эти незначительные европейцы только и норовят погреться в лучах твоей славы, Делберт. Так и эта парижанка, не бреющая свои ноги…

Делберт снова резко втянул воздух (что было признаком крайнего раздражения) и произнес:

– Точно не идея моей Златы, это все малыш Джереми устроил. Я с ним еще поговорю, когда он приедет.

Милена еле сдержала улыбку. Похоже, зятю-манипулятору впервые предстоял неприятный разговор с тестем-президентом.

– Конечно, конечно, я уверена, что Злата тут ни при чем. Она ведь и так занята все время своими чудными близнецами. Когда не пытается дать тебе советы… – подлила масла в огонь Милена и невинно поинтересовалась: – Так какой будуар приготовить для нашей высокочтимой французской гостьи? Салон маркизы де Помпадур?

В «Зимнем Белом доме» в самом деле имелась крайне безвкусно обставленная комната с таким претенциозным названием.