Боясь, что снова разрыдается или, что хуже того, ляпнет какую-то резкость, которая приведет к разрыву их отношений прямо здесь, на улицах Парижа, во время их романтического предсвадебного путешествия, Лиза, заметив сбоку первую попавшуюся лавку, решительно направилась туда.

– Хочу зайти туда! – заявила она и, даже не удосужившись посмотреть, что это за магазинчик, толкнула тяжелую стеклянную дверь.

И попала в совершенно иной мир.

* * *

Магазинчик оказался антикварным: прямо с порога на нее уставились глаза двух каменных львов. Рядом возвышался огромный тускло-золотистый Будда. А чуть поодаль было что-то жуткое, с песьей головой, в египетском стиле.

Зная, что слова, которые могли разрушить их отношения, все еще вертятся на языке, Лиза, услышав у себя за спиной треньканье колокольчика (Степа, конечно же, последовал за ней), устремилась куда-то внутрь антикварной лавки.

Похоже, они были единственными посетителями, да и хозяина не видно. Нырнув, словно прячась от Степана (хотя почему, собственно, словно – так и есть, она пряталась от него) за огромный резной шкаф, Лиза устремилась куда-то дальше, мимо изящных кресел в стиле рококо, столиков с малахитовыми столешницами, портретами, пейзажами и натюрмортами в тяжелых рамах.

Куда глаза глядят.

– Лизок, ты где? – раздался голос Степы, кажется, даже несколько испуганный. – Отзовись!

Девушка, понимая, что поступает по-детски, двинулась вперед и, не думая подавать голоса, наткнулась вдруг на черную, бархатную, с красной окантовкой занавеску. Девушка протянула к ней руку, но та вдруг раздвинулась, и перед ней очутилась крошечная, крайне элегантно одетая дама с короткими седыми, асимметрично подстриженными волосами.

– Добрый вечер! – произнесла она на чистейшем русском, правда чрезмерно грассируя букву «р». – Как я могу вам помочь?

Уставившись на нее, Лиза не знала, что и сказать, и только выдавила из себя:

– Добрый вечер…

Но отчего-то на французском.

Дама, задвинув крошечной рукой, больше похожей на птичью лапку, правда, в драгоценных перстнях, за собой занавеску, улыбнулась:

– Удивляетесь, вероятно, отчего я приветствую вас по-русски? Ну, потому что ко мне частенько заглядывают ваши соотечественники. Хотя в последнее время мне приходится брать курсы китайского. Туристические потоки меняются…

Лиза рассмеялась, а дама, жестом хозяйки предложив ей двинуться по антикварной лавке, продолжила:

– Однако у меня, несмотря на мой возраст, чуткий слух. Я слышала, как вы и ваш спутник переговаривались на русском. Поэтому и позволила себе обратиться к вам именно так. Или вы предпочитаете французский?

Последнюю фразу она произнесла на безупречном французском, причем с явным парижским выговором.

– Вероятно, мне бы неплохо освежить свои знания французского… – произнесла Лиза, вдруг в ужасе понимая, что сделала досадную грамматическую ошибку.

Дама, улыбнувшись, продолжила на русском:

– Ах, ваш французский прелестен! Кстати, ваш спутник ищет вас. Кажется, он только что налетел на одного из сфинксов!

До Лизы донесся глухой звук удара и чертыханья Степы.

– Ваш муж? – произнесла дама, и Лизы быстро ответила:

– Нет, мой друг!

И смолкла под проницательным взглядом хозяйки антикварной лавки.

– Понимаю. По этой причине я ни разу не была замужем. Ах, разрешите представиться меня зовут мадам Барбара, и вы находитесь в моем антикварном салоне здесь, в Сен-Жерве, о чем, однако, как я предполагаю, вы уже успели догадаться!

Снова послышались чертыханья Степы, и мадам Барбара произнесла:

– Подыщите что-либо для себя, дорогая! То, чем вам очень хочется обладать и что вы никому другому не отдадите! А я проведаю вашего мужа, извините, друга. Потому что он только что налетел на второго сфинкса!

Исчезнув столь же внезапно, как и возникла, мадам оставила Лизу в одиночестве. До нее донесся журчащий голос хозяйки антикварного салона, смех Степы, и, поняв, что этим двоим есть о чем поговорить, Лиза продолжила свои изыскания.

Ну да, наверное, не только в антикварной лавке, но и в жизни в целом все сводится к тому, чтобы подыскать то, чем очень хочется обладать и что никому другому отдать не пожелаешь.

До Лизы снова донесся смех Степы, который напропалую кокетничал с пожилой хозяйкой антикварного салона, и девушка задумалась о том, относится ли она к этой возрастной категории.

Ответа она дать не могла – или, вероятно, даже не хотела, – и Лиза отправилась как можно дальше в чрево антикварного магазинчика, не желая слышать обрывки разговора Степы и мадам Барбары.

Он только что сделал ей двусмысленный комплимент?

Обогнув массивный гранитный саркофаг (господи, неужели есть люди, которые приобретают такое?), девушка заметила витую лестничку, которая уходила вниз, куда-то в подвал. На стене вдоль лестницы висели офорты и миниатюры – Лиза поняла, что подвал тоже доступен для посетителей, и спустилась вниз.

Там царил полумрак, со всех сторон что-то тускло посверкивало, громоздилось, топорщилось, скалилось. Выбор в антикварной лавке был огромный – однако, несмотря на то что на глаза ей попалось множество дивных и даже явно драгоценных вещиц, ни одна из них не привлекла внимания Лизы. И не вызвала желания обладать этим и никому не отдавать!

Осторожно опустившись в резное, явно старинное, с потрепанной обивкой, но в целом отлично сохранившееся вольтеровское кресло, в котором – кто знает? – два с половиной столетия назад мог сиживать сам знаменитый философ, пописывая своего «Кандида», Лиза перевала дух, чувствуя, что на нее накатывает усталость.

И не только из-за того, что они большую часть дня были на ногах, а в предыдущую ночь мало спали. Но и оттого, что сверху до нее снова донесся голос Степы, который рассказывал парижской мадам какую-то милую шутку. Ну да, он наверняка ее очаровал, как Степа всегда умел всех очаровывать.

И ее саму.

Возможно, от этого она и устала: быть им очарованной.

– Но где же Лиза? – услышала она громкий голос своего друга и будущего мужа.

Или уже не будущего мужа?

Девушка сжалась в комок, боясь, что мадам вместе со Степой спустятся сюда, в подвал антикварной лавки, и это нарушит ее затворничество.

– Думаю, она нашла то, что ее заинтересовало, и то, что она никому не захочет отдавать! – ответил мелодичный голос мадам Барбары, а Степа, как всегда самонадеянный, заявил со смехом:

– Ах, она ведь уже нашла меня, разве ей кто-то еще требуется?

Опасаясь, что они вот-вот спустятся на подземный этаж и обнаружат ее, Лиза осторожно поднялась из вольтеровского кресла, осмотрелась, желая отыскать место, в котором можно отсидеться хотя бы последующие десять-пятнадцать минут, двинулась в сторону стоявших стайкой комодов, за которыми скрывалась крылатая мраморная богиня, резонно полагая, что там ее никто не потревожит, пока она приходит в себя и размышляет над правильным решением…

Хотя что такое это самое правильное решение?

…И вдруг увидела на стене, в обрамлении прочих женских портретов, ее. Свою тезку. «Мону Лизу».

* * *

Остановившись словно вкопанная, Лиза уставилась на картину без рамки. Конечно, это была копия «Моны Лизы», причем, судя по всему, копия неплохая, однако испытавшая на себе воздействие времени и от этого потемневшая, походившая даже отчасти на икону.

И все равно это была она.

Лиза подошла вплотную, всматриваясь в светлое пятно лица Моны Лизы. За спиной, в отличие от оригинала, рассмотреть какой-либо ландшафт было практически невозможно: так от времени потемнели краски. Лиза протянула руку, желая дотронуться до картины, но все не решалась сделать это.

– Кажется, вы нашли то, чем желаете обладать и что никогда не отдадите, – раздался у нее за спиной голос, и Лиза подпрыгнула от ужаса. Мадам Барбара, склонив седую голову, смотрела на нее.

– Хотите взять ее в руки? Что же, обычно я не позволяю, однако для вас сделаю исключение.

Она сняла картину и передала ее Лизе. Та, держа ее бережно, словно ребенка, всмотрелась в лик дамы, на устах которой играла знаменитая улыбка.

– Копия конца семнадцатого или начала восемнадцатого века, причем весьма талантливая. Конечно, заметны различия со всемирно известным оригиналом, да и энергетика совсем не та, однако в ней определенно что-то есть. Я рада, что вы выбрали именно ее. Точнее, если уж на то пошло, она выбрала вас.

– Она выбрала меня? – произнесла эхом Лиза, и мадам Барбара подтвердила свои слова кивком:

– Да, она. Поверьте моему опыту: не мы выбираем наши талисманы, а они нас! Ведь у каждого из нас есть в жизни свой талисман, не так ли?

Лиза пожала плечами, и мадам ахнула:

– У вас нет талисмана? Ну, теперь он у вас появился. Это творение неизвестного художника, думаю, итальянской школы, который во всем стремился подражать Леонардо, но так и не достиг даже десятой доли его мастерства.

– А у вас талисман есть? – спросила Лиза, и хозяйка антикварного салона, усмехнувшись (став на мгновение похожей на Мону Лизу), ответила:

– Я же сказала: у каждого!

Лиза осторожно провела пальцами по тусклой, испещренной трещинами поверхности картины.

– А теперь и у вашего мужа, извините, друга. Он обнаружил прелестный сервант эпохи Третьей империи и уверен, что он станет украшением вашего семейного гнездышка. Не хотите ли взглянуть?

Лиза отрицательно качнула головой – нет, взглянуть на прелестный сервант эпохи Третьей империи, который к тому же должен стать украшением их семейного гнездышка, она не желала.

По той причине, что этого семейного гнездышка у них еще не было, но Степа намеревался в самое ближайшее время, еще до их свадьбы, разумеется, озаботиться его обустройством.

До их свадьбы…

– А она… продается? – спросила тихо Лиза, и мадам Барбара залилась серебристым смехом:

– В этом и заключается мой бизнес! Здесь продается все, за исключением моего талисмана, однако он не выставлен на всеобщее обозрение. Значит, вы хотите приобрести эту милую копию «Моны Лизы»?

Лиза с самого начала, вероятно, как только увидела это тусклое, потрескавшееся, для других ничем не примечательное полотно, приняла решение: она никому его не отдаст.

– Наверняка она… дорогая? – произнесла девушка, и мадам Барбара развела руками в перстнях.

– Ну, это также является частью моего бизнеса. Однако если я вижу, что клиент нашел свой талисман, то не препятствую их воссоединению. Зачастую даже и себе в убыток.

Лиза вздохнула: ну да, сразу понятно, что за триста евро не отдаст. Она совсем не разбиралась в произведениях искусства и понятия не имела, сколько могла стоить такая вот копия «Моны Лизы», пусть и не такая уж старинная, пусть и выполненная неизвестным художником, пусть и в плохом, неотреставрированном состоянии.

Но это была ее «Мона Лиза» – ее талисман.

– А разве в жизни есть что-то дешевое? – одарила ее сентенцией хозяйка антикварного салона, упорно не желая называть цену. – Пока поразмыслите на досуге, сколько вы готовы заплатить за вашу «Мону Лизу», а я вернусь к вашему другу. Думаю, ему тоже требуется помощь!

Лиза, продолжая держать в руках картину, вернулась к вольтеровскому креслу, опустилась в него и, рассматривая свой талисман, с досадой подумала о том, что хозяйка, верно распознав в них молодых русских, к тому же состоятельных, заломит несусветную цену.

Еще бы, в этом, несмотря на весь шарм, обходительные манеры и ауру таинственного, и заключался ее бизнес.

Три тысячи евро? Пять? Десять?

Но стоит ли платить такую сумму за плохую копию всемирно известного шедевра? Лиза снова провела кончиками пальцев по изображению Моны Лизы, а потом осторожно перевернула тонкую деревянную доску, на которой была увековечена дама эпохи Ренессанса.

Обратная сторона была еще более темная, чем внешняя, кажется, даже закопченная. По краю доски Лиза разглядела геометрический узор.

Ну да, это и есть ее талисман – только вот как она объяснит это Степе, который, судя по всему, тоже отыскал свой.

– Лизок, ну ты где? – донесся до нее голос Степана. – Куда ты пропала?

Пришлось покинуть свое убежище и подняться к нему. Степан, то и дело откидывая со лба свой черный локон, в шутливой форме вел жесткие торги с хозяйкой антикварного салона.

– Вот, посмотри, это же для нашего дома будет в самый раз! – Он указал на нечто громоздкое, сверкающее, золоченое. – А вот если еще и эти креслица добавить, будет просто шик да блеск!

Шик да блеск, это уж точно. Лиза сделала вид, что рассматривает прелестный сервант эпохи Третьей империи, а также стильные креслица.

Может, и неплохо, может, даже очень хорошо, но это Степино, а никак не ее.

– С учетом того, что это придется отправлять в Москву, я не могу больше снизить цену… – заявила мадам Барбара, в серебряном голосе которой вдруг прорезались стальные нотки, а Степа, снова откинув со лба черный локон, заявил:

– Но если мы возьмем еще вот эти креслица и, думаю, вот этот секретер, то ведь сможете?

Тактика Степы всегда заполучать в итоге то, что он хотел, используя напор и обаяние, Лизе была отлично известна.

Отлично.

– А ты что скажешь, Лизок? – обратился он к ней, явно желая, судя по тону, получить подтверждение собственной правоты. – Если это комбинировать с яркими цветами и ультрасовременной техникой, будет просто отпад, не находишь?

Вероятно, так и было, Лиза, прижимая к груди, впрочем, осторожно, «Мону Лизу», свою «Мону Лизу», взглянула на все это мебельное великолепие.

– У вас ведь на этот счет имеется свое мнение, не так ли? – спросила мадам Барбара, словно приободряя ее, а Степа, подойдя к ней и взяв девушку за руку, произнес:

– Будет очень круто, доверься мне, Лизок! Ты же знаешь, что у меня на такие вещи просто нюх…

Да, на такие вещи у Степы в самом деле просто нюх…

– А ты что там откопала? Подержанную стиральную доску, что ли? – произнес он со смешком, указывая на «Мону Лизу», которую девушка другой рукой прижимала к груди. – Это что такое, какая-то антикварная дребедень? Господи, Лизок, и зачем тебе такой ширпотреб, пусть и двухсотлетней давности!

Он буквально вырвал у нее «Мону Лизу», ее «Мону Лизу», бросил на нее критический беглый взгляд и заявил, вручая ее мадам Барбаре:

– Ну да, конечно, «Мона Лиза»! Еще только копии «Незнакомки» и «Девятого вала» в нашем семейном гнездышке не хватало. К тому же копии плохой и еле видной. Нет, этого мы брать точно не будем!

Мадам Барбара, принимая картину, произнесла:

– Думается, мадмуазель придерживается по этому поводу иной точки зрения…

Степа, взглянув на Лизу, взял ее за плечи и достаточно сильно тряхнул.

– Лизок, ты что, плачешь? Ну, извини, конечно, если эта стиральная доска тебе так дорога, мы обязательно ее возьмем. Обязательно!

И, повернувшись к мадам, произнес:

– Добавьте ее к тому, что я выбрал. Сколько вы хотите за нее? Двести евро?

Мадам, сжав губы, процедила:

– Двести тысяч евро!

Степан, расхохотавшись, заявил:

– Отличная шутка! Ну да, за такую стиральную доску двести тысяч евро – самая подходящая цена. И это при том, что любой мало-мальски одаренный художник на Монмартре сваяет такую за пятьсот евро. Ладно, поэтому так и быть: пятьсот. Сами знаете, что за большую сумму у вас ее никто никогда не купит. Иначе бы уже давно купили!

Да, торговаться Степан умел – и добиваться своих целей любыми путями.

– Двести тысяч евро, месье, и не центом меньше! – провозгласила мадам Барбара. – Желаете заплатить кредиткой или банковским переводом?

Уставившись на нее, Степан резко бросил:

– Не понимаю, что на вас нашло. Мы готовы купить вашу рухлядь, причем за солидную сумму, а вы отпугиваете клиентов. Тысяча евро – мое последнее слово, хотя эта стиральная доска не стоит и десятой доли!

– Это не стиральная доска! – выкрикнула молчавшая до этого Лиза и не решилась добавить: «Это мой талисман».

Вот именно, ее. И купить его могла, соответственно, только она сама.

А не как, водится, Степа.

– Это ваше последнее слово? – произнес Степан уже без малейшего налета шарма. Мадам Барбара кивнула, и молодой человек, сухо попрощавшись, направился к выходу.

– Лизок, мы уходим!

Лиза растерянно посмотрела на мадам Барбару, державшую в руках ее «Мону Лизу».

– Обо мне не беспокойтесь. Да, это бизнес, но его правила определяю я сама. И могу позволить себе ничего не продать или разочаровать клиента. К тому же такого, как ваш будущий муж. Который, как я надеюсь, все же останется вашим другом…

Она протянула Лизе ее «Мону Лизу» и сказала:

– Она ваша.

Девушка отшатнулась.

– Но двести тысяч евро – это непомерная сумма. Даже если бы она у меня и была, я бы не стала…

С порога антикварной лавки донесся нетерпеливый голос Степана:

– Лизок, я жду тебя на улице! Я голоден, давай зайдем сейчас в ресторан. Не заставляй меня бесцельно ходить по улицам!

Мадам усмехнулась:

– Это для вашего друга я называла такую несуразную цену. Вам же я ее продам за, скажем… Восемьсот тридцать четыре евро! Да, именно за эту сумму.

Лиза, вынув кредитку, сказала:

– Да, хорошо.

Мадам Барбара лукаво улыбнулась:

– Могли бы для приличия поторговаться. В этом ваш друг весьма преуспел. Однако запла́тите потом, потому что он вас ждет. Но картина вам продана. Думаю, если вы заберете ее сейчас, то все закончится тем, что ваш друг выбросит ее в Сену. Поэтому возьмете ее в любой удобный для вас день, тогда же и заплатите. И, так и быть, я сделаю вам десятипроцентную скидку!

Не веря своим ушам, Лиза стала благодарить хозяйку антикварного салона, но та прервала ее:

– Это не более чем бизнес. Рада, что вы нашли свой талисман. Только вы должны знать, что не всякий приносит счастье. Мой, к примеру, только одни горести…

– Лизок, я ухожу! – послышался голос Степана, сопровождаемый треньканьем колокольчика.

Мадам Барбара, поставив «Мону Лизу» на прелестный сервант эпохи Третьей империи, которому так и не суждено было оказаться в Москве, в их семейном гнездышке, чем Лиза расстроена ничуть не была, проводила девушку до выхода.

– Кажется, и новые клиенты подоспели, – заявила она, и Лиза тоже увидела черный «БМВ», из которого выходил коренастый бритоголовый мужчина с насупленным выражением лица, невысокая девица с явно перекачанными силиконом губами, в мехах и непомерных бриллиантах, с крошечной собачкой в сверкающем (неужели в стиле «новых русских» из анекдотов «лихих девяностых» действительно бриллиантовом?) ошейнике и с идиотскими розовыми бантиками, а также высоченная, стильно одетая блондинка в очках в оранжевой оправе, с крайне брезгливым выражением пресного лица.

– Сегодня у меня «русский день»! – заявила мадам, раскрывая перед Лизой (или перед новыми клиентами, которые направлялись в ее лавку?) стеклянную дверь.

– А где вы научились так говорить по-русски? – спросила ее напоследок Лиза, и мадам усмехнулась:

– Воспитавшие меня тетушки были русские. В честь одной из них, Варвары, меня и назвали, правда, на французский лад. Я жду вас!

Лиза, направившись к намеренно стоявшему поодаль Степану, услышала, как мадам приветствует новых клиентов опять же по-русски:

– Добрый вечер, мадам и месье! Рада вновь приветствовать вас у себя в салоне…

* * *

– Ну, вырвалась наконец от этой старой мегеры? – спросил ее Степан несколько напряженным тоном. – Она что, пыталась тебя увещевать? Хотела, чтобы я вернулся? Еще бы, потеряла на нас такую кучу денег!

Лиза ответила:

– Думаю, она с лихвой компенсирует на новых клиентах, которые только что прибыли.

Степан хмыкнул:

– Если она будет заламывать такие идиотские цены, то тоже ничего не заработает. И, вообще, у меня создалось впечатление, что старушка того. Когда я с ней беседовал, она мне явно глазки строила.

Лиза была уверена, что ничего такого и в помине не было, однако понимала: Степану надо вывалить на кого-то свое разочарование.

Ну и на кого же, если не на нее!

– Ладно, давай забудем об этом! И, вообще, это была твоя