«Подобный прискорбный инцидент вызывает горечь, непонимание и даже негодование – как может служитель господа отказаться от своей высокой миссии, поддавшись мирским соблазнам и женским чарам? Его святейшество папа Лев XIII рассматривает возможность отлучения бывшего епископа от церкви...»

* * *

Бывший епископ, в миру Антуан д’Арбиньяк, вместе со своей женой и падчерицей поселился на вилле недалеко от великокняжеского дворца. Молодой властелин Бертрана, Мишель-Оноре II, проводил политику отделения церкви от государства и покровительствовал сбросившему ризы прелату.

Мари занялась богоугодными делами, открыла столовую для нуждающихся, где те могли получить миску с горячим супом или кружку какао. Вместе с Жаном они планировали очередную смерть – экс-епископ выполнил свою роль, отписал все свое состояние супруге, и никто и ничто не могло помешать Мари после его кончины сделаться чрезвычайно богатой вдовой.

Перед тем как отравить д’Арбиньяка, Мари опробовала различные яды на нищих, которые питались в столовой. Смерть нескольких бродяг не привлекла особого внимания, зато она знала, какая отрава действует быстрее всего и не оставляет следов.

Бывший епископ стал личностью поистине легендарной, люди по-прежнему видели в нем церковного иерарха и почитали едва ли не за святого. Мари, его жена, тяготилась подобной ролью, и более всего ее злило, что Антуан без зазрения совести тратит деньги направо и налево, помогая всем, кто только обращается к нему за помощью.

– Дорогая, – сказал он как-то, – я хочу пожертвовать двести тысяч на обустройство приюта для сирот. Ты ведь не возражаешь?

Мари, чувствуя, что находится на гране обморока, проскрипела:

– Антуан, прошу тебя, хорошенько подумай, прежде чем идти на такой шаг! Двести тысяч – это огромная сумма, поэтому...

– О, ты права, моя любимая жена! – воскликнул бывший епископ. – Сумма большая, но недостаточная! Я пожертвую полмиллиона! Мари, как ты добра и прозорлива! Я каждый день благодарю господа за то, что он послал мне тебя!

Мари была вынуждена наблюдать за тем, как Антуан д’Арбиньяк отписал полмиллиона франков детскому приюту.

– Жан, – торопила она любовника, – так не может больше продолжаться, вскоре он приведет к нам в дом прокаженных и сумасшедших и заявит, что им там самое место! Нам надо немедленно действовать!

Экс-епископ пил на ночь теплое молоко.

– Дорогой, – протягивая мужу стакан, сказала Мари, – вот твой любимый напиток.

Она наблюдала за тем, как Антуан осушил его до дна. А следующим утром она обнаружила в кровати рядом с собой бездыханное тело. Горе подданных Бертрана не поддавалось описанию: все, от мала до велика, скорбели, когда узнали о внезапной смерти бывшего епископа. Врачи констатировали сердечную недостаточность, а Мари со слезами на глазах во время похорон заявила:

– В который раз подтвердилась мудрость, что господь забирает к себе самых лучших в расцвете сил!

Ее ожидания оправдались – ей достались остатки состояния д’Арбиньяка. Мари была разочарована, она получила меньше миллиона. Этих денег хватило на два с половиной года развеселого существования.

Наконец настал момент, когда Жан Лареми, снова просаживавший в рулетку и покер огромные суммы, сказал:

– Мари, у меня на примете есть новый супруг, директор игорного траста. Он очень богатый человек, думаю, после его смерти нам не придется больше заботиться о куске хлеба. Ему принадлежит три самых крупных казино в Бертране, а их ежегодный оборот – многие миллионы франков.

Мари снова отправилась на охоту. Господин директор игорного траста был непоседливым, желчным человечком. Он едва доставал Мари до плеча своей макушкой, увенчанной подозрительно черными волосами, которые оказались париком. Завоевать его внимание было не так-то просто: все пятьдесят пять лет своей жизни он посвятил выстраиванию империи казино, и времени интересоваться матримониальными вопросами у него просто не было. Он всегда куда-то спешил, даже ел на ходу и не мог усидеть на месте более трех секунд.

И все же через полгода отчаянных усилий директор сделал Мари предложение: голоском-стаккато, подпрыгивая и вертясь во все стороны, он заявил:

– Милая, вы должны стать моей женой! Венчание через две недели, займитесь этим, а мне пора!

И он, как шарик в рулетке, укатился прочь. Мари была довольна, на этот раз Жан оказался прав: месье директор был одним из самых богатых людей княжества. Его смерть принесет ей не только изрядное наследство, но и контрольный пакет акций игорного траста, который контролирует самые прибыльные казино Бертрана.

– Мы не успеем потратить все деньги, потому что глупые и охочие до легкой наживы люди будут постоянно оставлять в принадлежащих нам заведениях все новые и новые миллионы, – радовался Жан.

Мари ощутила признаки новой беременности. И опять отцом ребенка был Лареми: у ее супруга не оставалось времени на интимное общение. Мари правильно рассудила, что если директор скончается в то время, когда она будет ходить с большим животом, то это только поможет ей отвести от себя подозрения.

Отравить мужа оказалось нелегко. Он практически не бывал дома, проводя дни и ночи в казино и контролируя безотказную работу созданной им империи развлечений. Поэтому Мари послала мужу кусок торта, нашпигованный строфантином.

Но вместо супруга скончался один из его помощников, который съел торт: у господина директора даже на это не было времени, и он оставил сдобную отраву у себя в кабинете.

Мари возлагала большие надежды на празднование дня рождения мужа, она подсыпала ему в шампанское цианистый калий, но супруг, выслушав тост в свою честь, и не подумал отхлебнуть из бокала, а, поставив его на стол, произнес:

– Милая, я в восхищении от твоих стараний, но мне пора!

На третий раз все получилось. Муж с легким сердечным приступом слег на несколько дней, а заботливая жена кормила его куриным бульончиком. Ложку за ложкой она запихнула в директора игорного траста убойную дозу настойки белладонны. Через два часа Мари в шестой раз сделалась вдовой.

По привычке облачившись в черное и утирая сухие глаза платочком, она выслушивала монолог доктора, который убеждал ее, что симптомы смерти ее супруга не похожи на кончину от сердечного приступа.

– О, если это не сердечный приступ, значит, что-то иное, например, удар или больные почки, – сказала Мари, не сомневаясь, что ей и в этот раз удастся выйти сухой из воды. В конце концов, у нее была обширная практика в области отравлений.

– Я думаю, что это нечто иное, – сказал доктор и добавил: – Например, отравление! Поэтому я не могу подписать свидетельство о смерти вашего супруга, пока не будет произведена детальная экспертиза.

– Ах, какой кошмар! – закатила глаза Мари. – Вы хотите разрезать несчастного! Ведь и так понятно, что его смерть – это результат постоянных перегрузок! Организм просто не выдержал такого ритма жизни!

Появился «кузен» Жан, который взял доктора под руку и сказал:

– Моя дорогая кузина хотела сказать, что полностью поддерживает ваше намерение позволить истине восторжествовать. Но перед тем, как вы отправитесь в морг, господин доктор, не откажитесь ли отобедать с нами?

На свою беду, доктор не отказался. Мари поставила перед ним тарелку с грибным супом (он содержал по большей части бледные поганки) и сказала:

– Приятного аппетита, господин доктор!

Несчастный эскулап скончался за столом, так и не докушав грибной супчик. Мари заявила прислуге, что господину доктору стало плохо.

– Наверняка он принял близко к сердцу кончину моего возлюбленного мужа. Какое горе, какое горе!

Но, несмотря на красноречие Жана, полиция не пожелала довольствоваться таким нелепым объяснением второй смерти в особняке маркизы де Вальтруа в течение одних суток. Мари, на восьмом месяце беременности, металась по вилле, уничтожая улики, пока полицейские совещались в столовой, осматривая тело доктора.

Затем наступило затишье. Мари и Жан перевели дух. Полиция заявила, что доктор, и в этом нет ничего удивительного, скончался от застарелой болезни сердца.

– Ура, дорогая моя! – Лареми похлопал Мари по округлившемуся животу. – Это наше последнее преступление. Ты выйдешь замуж в седьмой раз, и на этот раз за меня. Но учти, милая, я не люблю грибной суп!

* * *

Их арестовали два дня спустя глубокой ночью. Мари проснулась от оглушительного стука и грубого, навевающего ужас крика:

– Немедленно открыть, полиция!

В спальне, где она и Жан нежились под одним одеялом, вдруг возникли облаченные в темно-зеленую форму с золотыми пуговицами чиновники полицейского ведомства. Мари, набросив на себя халат, дрожала от страха. Жан, бледный и с горящим взором, путано объяснял, что зашел к «кузине» всего на минутку, чтобы узнать, «как у нее дела».

– И поэтому вы оказались в кровати у маркизы де Вальтруа? – осведомился с циничной улыбкой один из чиновников и протянул Мари лист бумаги, под которым стояла размашистая чернильная подпись.

– Постановлением генерального прокурора Великого княжества Бертранского вы, мадам де Вальтруа, и вы, месье Лареми, незаконно именующий себя графом де Лареми, подлежите аресту по обвинению в убийстве господина директора игорного траста Доминико Феррата и доктора медицины Лодовико Чичиньоли! Вас надлежит доставить в полицейский участок, где вы будете подвергнуты допросу!

Мари никак не могла поверить, что всему настал конец. Она надеялась: арест окажется ошибкой, их отпустят, и начнется прежняя беззаботная жизнь. Вместо этого ее поместили в тесную вонючую камеру, а затем в течение десяти часов допрашивали пятеро следователей. И только то, что она упала в обморок, прервало истязание.

У Мари случились преждевременные роды, тюремный врач помог появиться на свет еще одной дочери. Ребенка она не видела, его сразу унесли прочь.

– Я хочу видеть мою дочь! – кричала Мари.

Следователь отвечал:

– Если хотите видеть дочь, признайтесь во всех совершенных преступлениях.

– Я не совершала никаких преступлений, – твердила Мари, которая, казалось, и сама уверовала в это. Она никогда не рассматривала то, что делала, с точки зрения закона. Ей просто хотелось получить деньги очередного мужа, и она избавлялась от него, как от надоедливой мухи.

– Не совершали? – изумленно повторил следователь. – А ваш любовник и сообщник Жан Лареми утверждает обратное. Экспертиза показала, что ваш последний супруг, господин директор игорного траста, был отравлен! На днях будет произведена эксгумация тел бывшего епископа д’Арбиньяка, а также второго супруга, банкира Луи Созаро. Касательно кончины вашего первого мужа, маркиза де Вальтруа, у нас имеются показания двух его кузин, которые под присягой подтвердили, что в ночь, когда он испустил дух, они слышали крики и стоны и видели, как вы со служанкой, кстати, позднее кем-то убитой, уничтожали следы преступления. А ваш американский супруг Томас Колчестер? То, что он стал жертвой отравления, хорошо известно, но вы отправили на каторгу и обрекли на мучительную смерть несчастную и ни в чем не повинную, оклеветанную девушку! Кроме того, вы убили доктора, который был готов вскрыть ваши злодеяния. Маркиза, вы – глубоко безнравственная и падшая женщина! У вас есть шанс сохранить себе жизнь, если вы немедленно во всем признаетесь!

Мари, которая находилась в полубессознательном состоянии после тяжелых родов, призналась во всем. Ее перевели в тюрьму, Святую Берту, одинокий замок на голой скале, расположенный на крошечном островке в бухте княжества. Она поняла, что стала знаменитостью: десятки женщин, которые отбывали там наказание за жуткие преступления наподобие мужеубийства, подпольных абортов и проституции, относились к ней с благоговением и небывалым уважением.

Еще бы, ведь это «та самая» маркиза де Вальтруа, «черная вдова», порождение сатаны и убийца восемнадцати человек! Следствие было уверено, что на самом деле жертв куда больше, но доказать это оно было не в состоянии.

Мари встретилась с Жаном на очной ставке: из самоуверенного молодого красавца с черными усами и офицерской статью он превратился в седого, косматого, заросшего клочковатой бородой старика, который твердил, что ни в чем не виновен.

– Это все она, она, она! Убийца! Это она соблазнила меня, с этого все и началось! Она! Поверьте и сохраните мне жизнь! Она заключила союз с нечистым! Уверен, она бы и меня отравила!

Жан указывал на нее трясущимся пальцем с крючковатым желтым ногтем и, пуская изо рта слюни, валил все грехи на Мари. Она так и не поняла – то ли он действительно тронулся рассудком, то ли так убедительно играл роль буйнопомешанного, желая избежать гильотины.

Гильотина – вот о чем шептались в Святой Берте. «Старая мадам» ждет свою подружку – еще никогда доселе в Бертране не казнили женщину. И все шло к тому, что Мари-Маргарита де Вальтруа станет первой, чья тонкая шейка хрустнет под трехсоткилограммовым лезвием.

Мари держалась вызывающе. Она поняла, что терять ей нечего. Она и так вошла в историю, газеты всего мира писали о ней, на Лазурное побережье пожаловало не меньше ста репортеров из сорока стран, чтобы лично наблюдать за грандиозным судебным процессом.

Публика была в восхищении от обвиняемой. Казалось, люди пленены ее многочисленными преступлениями, а по княжеству прокатилась волна отравлений: многие женщины, подражая маркизе, избавлялись от опостылевших супругов, престарелых родителей и несносных соседей.

Мари приняла приговор безропотно. Она знала, что остается последняя инстанция – великий князь Мишель-Оноре, который слывет либералом. Он может помиловать ее и даровать ей жизнь: но что это за жизнь в Святой Берте в течение последующих сорока или пятидесяти лет?

Более всего Мари угнетало то, что она не может видеться с дочерьми. Раньше она не уделяла им должного внимания, но теперь ей хотелось прижать девочек к груди и просто помолчать. Следователи объявили, что она лишается материнских прав, а дети передаются в ведение Министерства социальных реформ.

– Вы не имеете права видеть их, маркиза, – было заявлено ей. – Государство приложит все усилия для того, чтобы девочки обрели новые семьи и навсегда забыли о том, что у них была преступная мать!

После оглашения смертного приговора Мари доставили в Святую Берту и заперли в одиночной камере. Привилегия обреченных на свидание со «старой мадам» заключалась в том, что зарешеченные окна «каменного мешка» выходили на княжество. Мари видела сверкающие дворцы, виллы и казино.

Ведь все это могло бы принадлежать ей! Но вместо роскошной жизни ей суждена смерть. Она не боялась гильотины, ей было невыносимо больно сознавать, что ее дочери, Маргарита и Мари, вырастут без нее и никогда не узнают, кем была их мать. Но, может быть, это и к лучшему?

* * *

Миновало три дня. Ранним утром, когда сизый туман окутал остров и заползал в камеры, а кости ломило от сырости и октябрьского холода, тяжелая железная дверь камеры с пронзительным скрипом распахнулась. Мари всю ночь не могла сомкнуть глаз и задремала только на рассвете.

На пороге возник директор тюрьмы в сопровождении охранников.

– Госпожа маркиза де Вальтруа, вам известно, что сегодня в полдень состоится ваша казнь? Сейчас вам подадут завтрак, а затем помогут одеться. У вас имеется последнее желание?

Мари содрогнулась. Пришла пора умирать!

– Я хочу провести хотя бы пять минут наедине с моими дочерьми, – произнесла она внезапно севшим голосом.

Директор тюрьмы качнул головой и ответил:

– Это невозможно. Однако... Ваши дочери будут присутствовать во время процедуры...

– Нет, я не хочу, не желаю, запретите это! – взмолилась Мари.

– Таково постановление суда, и не в моих силах его отменить, – сказал директор. Он потрепал Мари по плечу и добавил: – Мужайтесь, госпожа маркиза. У вас все еще есть последний шанс – его высочество великий князь Бертранский Мишель-Оноре с супругой будут присутствовать при приведении приговора в исполнение, а это значит, что он в любой момент может остановить казнь и помиловать вас!

Мари подали ее последний завтрак: вместо обычного ржаного хлеба и плохо проваренного зеленого картофеля, перемешанного с рыбьей чешуей и костями, перед ней стояла фарфоровая тарелочка с тремя булочками, мармелад, сливочное масло, сыр «Пармезан» и серебряный кофейник, наполненный ароматным напитком.

На грубый лежак положили накрахмаленное белое платье и черный чепец. Одежда приговоренной к смерти!

– Желаю вам приятного аппетита! – произнес директор тюрьмы и удалился. Железная дверь за ним захлопнулась, и Мари с тоской посмотрела на поднос с завтраком.

Ее последним завтраком. Или все же великий князь Мишель-Оноре помилует ее?

* * *

Коста-бьянкская газета «El Mercurio de Elparaнso», 4 октября 1903 года:

КАЗНЬ МАРКИЗЫ МАРИ-МАРГАРИТЫ ДЕ ВАЛЬТРУА!

БУДЕТ ЛИ ПОМИЛОВАНА ОЧАРОВАТЕЛЬНАЯ ОТРАВИТЕЛЬНИЦА?

«Стоит чудесный день, какой часто выдается на Лазурном побережье в начале октября. Солнце разогнало густой утренний туман, мерно плещется море. Пора отдыха и неги. На сегодня назначена казнь маркизы Мари-Маргариты де Вальтруа и ее сообщника Жана Лареми.

Ваш покорный слуга присутствует на площади подле собора Святого Иоанна: светломраморная громада устремлена в небо, сверкают золотые кресты. Святой Иоанн считается небесным патроном Бертрана и династии Гримбургов – Иоанном звался первый великий князь, коронованный в 1329 году. Площадь в форме морской звезды оцеплена конными полицейскими. Поглазеть на кровавую казнь собралось не менее пяти тысяч человек: если учесть, что население крошечного княжества всего семь тысяч, то можно представить, какое значение предается сегодняшнему событию.

Публика в нетерпении. Я нахожусь в секторе для представителей прессы. Получить пропуск и оказаться свидетелем казни было не так-то просто: можно подумать, что ожидается какое-то важное и памятное событие в истории княжества, а не мрачная и трагическая церемония приведения в исполнение смертного приговора.

Посреди площади расположен деревянный помост, задрапированный черной тканью. На нем возвышается она – «старая дама». Гильотина представляет собой сооружение в виде большого прямоугольника; косое лезвие нестерпимо сверкает в лучах солнца.

Что выражают лица бертранцев? Каково их отношение к предстоящему действу? Разумеется, они полны негодования и справедливого гнева по отношению к маркизе, вина которой полностью доказана и не вызывает ни малейшего сомнения. Казни проводятся два раза в год – поздней весной и ранней осенью. Но еще ни разу на эшафот не поднималась женщина, тем более столь прелестная и титулованная, как маркиза де Вальтруа.

Я вижу радость, сомнение и жалость. Значит ли это, что подданные великого князя Мишеля-Оноре подспудно ждут помилования маркизы? Это не будет означать, что она получит свободу; напротив, ей придется провести остаток жизни в страшной тюрьме-замке Святая Берта.

Великий князь почтил своим присутствием церемонию казни, и это внушает надежду поборникам отмены кровавой церемонии. За три года своего правления (Мишель-Оноре Второй Гримбург-Сфорца д’Анжу Валуа взошел на престол 8 августа 1899 года после кончины своего отца, Виктора Третьего, правившего княжеством без малого пятьдесят лет) он успел доказать всему миру, что способен проявлять милосердие и сострадание и что его правление ознаменовало собой не только начало нового века, но и начало новой эпохи в истории страны. Он часто прибегает к праву помилования, придерживаясь точки зрения, что любой человек, в том числе и закоренелый преступник, имеет право на жизнь и на раскаяние.