Филиппинская столица. День второй

Наутро я проснулся, собрался и пошёл гулять и фотографировать Манилу. Дождь исчез, и солнце всё вполне благополучно освещало. Рюкзак я оставил на хранение у сикхов. К слову сказать, и эта часть жизни у них продумана; охранник принял мой рюкзак, а мне выдал номерок.

Манила. Город-гигант. За два дня мне удалось лишь протестировать его, чуть прикоснуться. Для подробного изучения такого города требуется, без шуток, не меньше месяца, и целая группа энтузиастов, выискивающих самое интересное. Так, как мы исследовали Каир, когда мы создали там «Дом для всех» и жили в нём, и каждый рассказывал, что ещё прикольного он нашёл в городе. Ведь большинство жителей филиппинской столицы, как и любой другой столицы, сами никогда не бывали в большинстве мест своего города. Да и я в Москве не был в большинстве мест – всё кажется, что потом успеется, что родной город никуда не убежит…

Первым делом я отправился в местный «Кремль» и на «Красную площадь». Кремль тут называется «Интрамурос», легко перевести – «то, что замуровано внутри». Но Кремль не особо впечатлил, он не такой роскошный, как московский, хотя в нём есть тоже главный древний собор и старинные здания. Но интрамурическая стена ниже московской кремлёвской, и в ней никто из вождей не захоронен.

А вот «Красная площадь», мне кажется, в Маниле интересней нашей. Она очень большая – примерно 700 на 350 метров, но не это главное её достоинство. Здесь есть большая объёмная карта Филиппин, выполненная из цемента в большом бассейне, размером примерно 50 на 50 метров – все крупные и средние острова показаны, с рельефом, горы всякие. Только смотреть сложно – разве что птичкой полетать над этой инсталляцией, ведь с «берега» можно и не понять, что это Филиппины в миниатюре. Не знаю, сколько островов из 7100 представлены на этом макете, может быть, даже все представлены, но разглядеть мелкие нет никакой возможности: мостиков над картой не предусмотрено, ходить по ней тоже нельзя.

Кроме бассейна «Наша страна в миниатюре», на «Красной площади» есть большой флаг с почётным караулом, статуи и бюсты павших борцов за свободу Филиппин (аналог наших бюстов у Кремлёвской стены), а также монументы гражданам, которых казнили, прежде, колонизаторы на том самом месте (у них тоже в старину главная площадь содержала «Лобное место»). А самое интересное – уникальный памятник расстрелу Хосе Рисаля (Jose Rizal), самому известному филиппинскому поэту, писателю, учёному и (мирному) борцу за независимость. Испанские колонизаторы расстреляли писателя в самом конце 1896 года, а спустя сотню лет, на том самом месте построили очень интересный памятник расстрелу – я никогда подобного не встречал.

Памятник расстрелу сделан с большой подробностью и натурализмом и включает не меньше пятидесяти объёмных металлических фигур, изображающих ход событий непосредственно до и после расстрела и сам процесс. Вот Рисаля ведут на казнь (в натуральную величину), вот уже почти привели, а вот и сама расстрельная композиция (в увеличенном размере, фигуры вдвое от человеческого роста) – солдаты в первом ряду стреляют, сзади во втором ряду стоят с ружьями наготове или просто тусуются, какой-то начальник отдаёт приказ «пли!», размахивая почему-то саблей (сабля, правда, уже отломана, народ мстит колонизаторам), священник стоит с Библией и чётками в руках, вот какие-то ещё бездельники, может быть адвокаты, родственники или ещё кто-то. А вот и сам Рисаль, уже расстреливаемый, в пиджаке и галстуке, с руками связанными за спиной, уже падает, но ещё не упал, и в его спине (его расстреливают в спину) возникли дырочки. Всё это сделано документально, потому что сохранилась фотография расстрела этого опасного гос. преступника – 1896 год, уже почти цивилизованная эпоха. Кстати, в ночь перед казнью сей поэт-революционер-полиглот сочинил последнее стихотворение, считающееся лучшим произведением всей филиппинской литературы.

А вот поодаль статуи, уже в меньший рост, на тему «Из искры возгорится пламя» – распространяют учение Рисаля, приведшее к филиппинской революции и к смене оккупантов (испанцы поменялись на американцев, а окончательная «незалежность» пришла только после ВОВ).

Внимательно осмотрев памятник расстрелу, я продолжил хождение по городу, по его центральной части. Покатался на метро, линии сделаны по одной схеме, поезда нескольких типов чередуются на каждой линии. Милиционеры во многих местах, предостерегают меня от фотографирования – и в метро, и на ж.д.вокзале пытались отвадить меня от фото. Да, тут везде много полиции, и в отличие от некоторых других тропических стран, они суетятся: на входе в каждую станцию метро, в каждый магазин каждого должны обыскать и ощупать. Чтобы покопаться в багаже пассажира, менты и ментихи используют не металлоискатель, а деревянную палочку, которой тыкают в вещи – не бомба ли? Но копают не очень тщательно, можно пронести что угодно. И на входе в торговые центры, большие магазины, рестораны, банки – полицейские с этими же палочками, как в Китае для еды, но побольше.

Я захотел познать вид и действие ФЖД – Филиппинской железной дороги. Когда-то протяжённая, сейчас она имеет лишь краткое пассажирское движение. С центрального ж.д. вокзала я нашёл лишь пригородные поезда на Алабанг (28 километров на юго-восток) и один-одинёшенек вечерний поезд на Бинан (39 километра), наутро – обратно. Неужто сорока километрами ограничилось всё железнодорожное движение в стомиллионной стране? И эти пригородные, все в городской агломерации, – как четвёртая линия метро, не более того.

Итак, я направился на железную дорогу – где она была ближе – и просто пошёл по рельсам в черте города. И, о чудо! Рельсы были в активном использовании! По ним ездили туда-сюда ручные тележки на подшипниках! С жужжанием ехали десятки этих тележек, на коих сидели пассажиры, до десяти человек на одной, крытых большим зонтом! А мужик-«водитель» вручную толкал каждую из тележек, бежал сзади и подталкивал транспортное средство.

Дорога была тут двухпутная, не электрифицированная. По правым рельсам ехали вперёд, по левым назад, и ещё десятки самокатных скамеек и их хозяев стояли боком вдоль путей, ожидая своей очереди, клиентов, или часа «пик»! Когда же требовалось сменить направление, «водитель» брал тележку на плечи и переставлял её. Каждая тележка была деревянная, как большая двусторонняя скамейка на подшипниках.

Так я шёл два перегона по железной дороге, и мимо проскакивали, со скоростью 5—10 км/ч, эти тележники. Попадались и платформы электрички. В одном месте был момент неудобства. Шёл я через реку по ж.д.мосту, по шпалам – мост не охраняется. И тут тележки покатились с обоих сторон. А дорожки пешеходной нету, ни справа, ни слева – только шпалы и рельсы, а в речку сигать не хочется. Ну, как-то проскочил вокруг тележек, даже и поснимал малость.

Это всё я двигался по участку, где есть и пассажирское движение. За время это прошло и два «официальных» пригородных дизель-поезда. В таком случае тележники делают просто – пассажиры сходят на землю, и тележник уносит своё транспортное средство с дороги, а потом возвращает. Поезд, гудя, распугивает всех ж.д.рикш, но через минуту опять звуки езды начинаются – вся линия опять пришла в движенье.

Остановка у них, у тележников, по требованию, и можно выйти в любом месте. Пока я шёл, многие предлагали подвезти или устроить спецрейс для меня (железнодорожное рельсовое такси на человеческом двигателе!), но я отказывался.

Так, пройдя пару перегонов, я пофоткал ж.д.рикш и вернулся на обычные улицы. В храме сикхов забрал свой рюкзак и поехал в сторону, указанную мне Мануэлем – на ночлег к нему. Мануэля я ранее не видел, но Дима Кондратьев, живший у него, нарассказал ему обо мне много хорошего. «Поеду, значит, подтверждать свою хорошесть, – подумал я. Надеюсь, интернет у него будет, еда и прочее».

…Мануэль, 23-летний учитель английского языка, встретил меня на автостанции городка Мабалакат, в районе аэропорта (куда я прилетел вчера). До его места жительства пришлось ехать ещё на двух джипни, а потом идти пешком. Я имел уже подробные инструкции, но даже и с ними найти самому нужный дом непросто. Застройка вокруг была вся частная, в среднем двухэтажная; нижний этаж – всюду лавки или магазинчики (место работы); второй этаж – жилой. Номера домов отсутствуют, названия улиц – тоже не везде. Так выглядел почти весь город Ангелес, за исключением нескольких больших современных супермаркетов и церквей.

Дом Мануэля оказался небольшим, тесным, и при этом в нём обитало довольно много людей – родители Мануэля, его братья и родственники, все в возрасте от 10 до 50 лет. Подземная комнатка Мануэля была такой, что мне во весь рост не выпрямиться в ней – в потолок упираюсь головой и даже носом. Сам Мануэль меньше меня ростом на целую голову. Как и многие люди, он теоретически интересуется путешествиями, но никуда не путешествует, не хватает якобы денег, а реально – не хватает активности и энтузиазма.

На ужин в семье поели обычный рис без всего (хватит вкусничать, наелся ведь уже сегодня у сикхов). Но присутствовали в квартире и буржуйские признаки. Компьютер в комнатке был (переносной ноутбук с медленным инетом), кондиционер морозил окружающий воздух (чрезмерно – «тропический понт холодного воздуха»), вентилятор вентилировал, а Мануэль был очень рад тому, что притащил меня, и задавал разные вопросы. Я показывал книги и фотографии и подарил «ПВП» на английском. Уснул, завернувшись в спальник и во всю имеющуюся одежду, в перекондиционированной подземной комнатке Мануэля.

В «городе ангелов»

Название города Ангелес, вероятно, происходит от ангелов, которые и основали город. Здесь имеется ангельский университет, ангельская мэрия и довольно много ангельцев. Нас это не должно удивлять – у них есть Ангелес, в США есть Лос-Анжелес, а у нас в России даже круче – Архангельск. Так что у нас не просто ангелы, а архангелы. Ну это так, лирическое отступление.

На примере своего «хоста» Мануэля я ознакомился с бытом случайно выбранной филиппинской семьи. Жили они в частном доме, как и большинство филиппинцев. Домик имел полтора этажа – можно было бы назвать его двухэтажным, но крыша у него была не выше российской крыши первого этажа. Лицевой частью дом был обращён к улице, и на ней была целая выставка старых холодильников, стиральных машин, кондиционеров, и другой бытовой техники, которая в этом доме чинилась и продавалась. Скупка сломанных вещей, их ремонт и продажа и составляли, по-видимому, основной доход семейства. Клиенты в лавке не толпились, так что работа была не очень напряжная – может изредка кто зайдёт, приценится, и если повезёт, приобретёт.