И так, с открытой бутылкой в руке пошел он через темную аллею, тускло освещаемую то тут, то там попеременно горящими фонарями. Озираясь время от времени на лавочки – дряхлые, раздолбанные невменяемыми подростками – он исследовал окружающую обстановку на предмет открытия чего-нибудь нового или интересного, поскольку обычная его жизнь давным-давно перестала вызывать в нем это чувство.

Внезапно у подножия одной из лавочек он увидел закрытую бутылку водки. Поначалу пройдя мимо, метров через двадцать Игорь Владиславович поймал себя на недопустимости такого халатного поведения и решил вернуться. Наклонившись над бутылкой, он попервах долго исследовал ее на предмет срыва акцизной марки либо наличия какого-нибудь другого подвоха. Не обнаружив последнего, он протянул руку, чтобы прибрать находку себе, как вдруг неведомая сила – то была протянувшаяся из-под лавочки рука – ухватила его за запястье и больно опрокинула лицом оземь.

Он и сообразить ничего не успел, когда некто в длинном плаще выпрямился над ним во весь рост и железной хваткой развернул его к себе вполоборота. От постоянного пьянства реакции Игоря Владиславовича притупились, и он, забыв, что в таких ситуациях обычно кричат и зовут на помощь, лежал как полумертвый тюк, пока незнакомец, черт которого Сергеев не разглядел (да и не торопился разглядывать) производил с ним какие-то хитрые манипуляции. А может просто времени на это не хватило – уж больно шустро реализовывал задуманное нападавший.

Стянув руки Сергеева за спиной, он вставил ему в рот железную распорку – такими пользуются стоматологи иногда, – и с силой потянул за нее. Тут только главный инженер понял, что то, что с ним происходит, отклоняется от общепринятых представлений о поведении в обществе даже в условиях ночного времени суток. Он засучил ножками, но было уже поздно – нападавший ударил концом железной распорки об угол лавочки с такой силой, что сознание покинуло нашего героя. А в следующую секунду раздался еще один удар, после которого за сознанием последовала нижняя челюсть Игоря Владиславовича.

Память и возможности анализаторов так и не вернулись к нему до самого утра – когда на рассвете он умер от потери крови. А фигура в длинном плаще еще долго игралась с вырванной челюстью – такой игрушки у нее даже в детстве не было. И впрямь занятная вещица…

Совещание у мэра было созвано экстренно и носило закрытый характер. Здесь присутствовали прокурор города, главный врач городской больницы Давиденко, начальник полиции Никитин и еще пара каких-то людей. Николай Иванович пребывал в подавленном состоянии духа и вещал быстро и малоразборчиво:

– Товарищи, у нас ЧП. Город захлестнула волна каких-то… чудовищных убийств… Чудовищных как с точки зрения исполнения, так и с точки зрения выбора жертв – все отборные пьяницы…

– Естественный отбор, – пробормотал Давиденко.

– И что предлагаете? Плюнуть на них?

– Плюнуть нельзя. У меня с этими убийствами персонала ни на «скорой помощи», ни на местах не хватает… Все-таки в масштабах нашего, простите, Мухосранска это действительно ЧП.

– Вот и я о том. Не так, может быть, страшен сам исполнитель, как страшны те негативные социальные последствия, которые эти убийства несут – у Вас не хватает персонала, у начальника полиции – снижена раскрываемость, показатели вниз летят, у прокурора – и того хуже. А в целом представление о нас с вами, товарищи, обо всех складывается весьма удручающее. А последнее убийство… Это ж из ряда вон!

– А почему собственно? – подал голос прокурор. – Такой же пьяница, как и предыдущие, просто при должности. Что еще хуже, на мой взгляд.

– Но это говорит о том, что ареал потенциальных жертв расширился. И что-то мне подсказывает, что скоро убийца перейдет и на несовершеннолетних жителей города…

– Почему Вы так думаете?

– Я же не первый год здесь сижу. И во избежание этого мы должны… объявить в городе комендантский час на ночное время суток для лиц, не достигших совершеннолетия….

В кабинете повисла тишина. Но не та, которая обычно случается на рабочих совещаниях – когда все обдумывают сказанное оратором. А какая-то тупая, безмозглая, словно молчание коров перед забоем.

– Этим мы убьем и еще одного зайца.

– Какого именно? – с напускной серьезностью на лице будто бы проснулся начальник полиции.

– Мы все сможем оправдаться в глазах нашего с Вами начальства. А вернее предупредить возможные выпады в нашем отношении с их стороны.

– Откуда такие выводы?

«Ну и идиот», – подумал Игнашин и добавил в тон раздражительности.

– А оттуда, что скрывать дальше нет никакой возможности. С бомжами еще куда ни шло. Но вот убийство главного инженера градообразующего предприятия соломой не закидаешь. И скоро в Москве все станет известно. Те сразу, естественно, в губернию. А те уж, в свою очередь, к нам. Почему, мол, мер не принимаете? А мы – как так? Принимаем. Вот и комендантский час объявили. И сыскари местные с ног сбиваются ищут супостата… А там…

– Да кстати. Хорошее начало…

– ???

– А что «там»? Глобально-то как решать ситуацию? Делать-то что прикажете?

– А там… или ишак помрет, или падишах сдохнет…

Теперь становится понятно, почему присутствующими владела эдакая мертвенная тишина. Ведь в любом нормальном обществе подобное высказывание градоначальника было бы воспринято как минимум с недоумением. А здесь все с ним безмолвно согласились. Ведь каждому надо было делать свои дела, а эти убийства да внеплановые совещания, ими вызванные, в график свободного времени не добавляли. И потому для участников круглого стола, казалось, годилось даже самое абсурдное предложение – все равно никто из них не хотел (да и не мог) предложить ничего более вразумительного.

Не был исключением и Петр Петрович Давиденко – выходец из комсомольской партийной школы, в лучших традициях которой было «спускать» директивы начальства на подчиненных, дабы долго не нести на своих плечах ответственности за их исполнение (которое чаще всего превращалось в неисполнение). Следуя им, по возвращении от мэра, лекарь собрал заведующих отделениями на аналогичную закрытую планерку, по итогам которой все ее участники вернулись на рабочие места с еще менее живыми лицами, чем вчера.

– Значит, так, уважаемые коллеги, – начал Бородько, войдя в ординаторскую и застав многих своих сотрудников на местах. – Вчерашняя инициатива Заморина так оставаться не может.

– Выгоним его, Олег Алексеич? Правильно, давно пора за такое наказывать, – с вечной улыбкой на лице продекламировал Савченко.

– Не смешно, Денис. Я не о том.

– А о чем? – подала голос Калитина. Сегодня она говорила тише обычного – чутье ей подсказывало, что после беседы с главным добрых вестей от непосредственного начальства ждать не приходится.

– А о том, что вчера вечером произошло еще одно убийство, которое обнаружили только утром. Это, как вы понимаете, также потребовало привлечения дополнительных ресурсов из дежурного медперсонала. Что вносит дополнительные коррективы в график. Теперь дежурить сверх нормы будет каждый из вас. Единственное, чем я могу вам помочь – так это тем, что предоставлю возможность полюбовно определить даты внеурочных выходов. Справитесь?

– К вечеру, Олег Алексеич, – начал было Савченко.

– Нет, – отрезал Бородько. – Сейчас.

Тон заведующего подсказывал присутствующим, что в этот раз он настроен серьезнее обычного.

И это позволило товарищам по несчастью полюбовно разобраться в том, кому и сколько этого несчастья приходится подушно. По общему согласию и собственному героизму львиную долю мужественно принял на себя Максим Заморин. И пить из этой чаши он начал сегодня же ночью.

В ординаторской они сидели вдвоем с Калитиной. Она вечно что-то писала, а Максим играл за компьютером в шахматы, когда на часах пробило десять.

– О, – хлопнул себя по лбу Заморин. – Наташ, время-то десять.

– И что? – та даже головы не подняла. В общем, этого не случилось бы, даже услышь она о начале ядерной войны.

– Через десять минут пивная закроется.

– Ты чего, Заморин? Что отметить решил? Что весь медперсонал в анусе?

– Нет, просто сидеть-то всю ночь. Вот и думаю скрасить наш совместный досуг.

– Это как?

– Пивом, мать твою!

– Аааа…

– Наташ, будь другом, посиди минут десять, я пулей туда-обратно. А придет кто-нибудь скажи я на обход в отделение пошел.

– После отбоя-то?

– Ну придумай что-нибудь. Ты же умница у нас, а?

– Ну ладно. Только по-шустрому давай.

– Я мигом.

Максим не обманул – дорогу до пивной он преодолел галопом. А вот на обратном пути следовать с той же скоростью помешал груз – десять бутылок эля, несомые им в черном маскировочном пакете. (Хотя, принимая во внимание, что с такой маскировкой расхаживали по городу все алкоголики, своего истинного предназначения она, видимо, не оправдывала.)

Город был полупустой – объявленный мэром комендантский час удалил с его улиц еженощных обитателей, пребывающих в нежном возрасте. И потому особенно странными показались Максиму шаги за спиной. Кто это может быть?

Никто из медработников, да и просто из горожан не принимал на свой счет известий о маньяке. Никто не зачислял себя в стройные ряды его жертв. Так всегда бывает – авось, пронесет. А вдруг нет?

Максим поймал себя на этой мысли и почему-то стал как вкопанный. Он попытался закурить, но сигарета предательски потухла прямо у него в зубах. От ужаса закрыл глаза.

Казалось вечность прошла до того момента, пока чья-то мягкая рука не коснулась его локтя.

– Максим Сергеевич? – проговорил девичий голосок. Он неспешно обернулся.

– Настя?! – с удивлением спросил Заморин, увидев перед собой дочь градоначальника.

Она не ответила ему. И еще минут пять они стояли здесь, пристально глядя друг другу в глаза.

Максим первым решился прервать молчание.

– Ты… это… пива хочешь?

Девушка улыбнулась и согласно кивнула головой. Он протянул ей открытую бутылку, себе открыл вторую.

– Максим Сергеич… – она вновь назвала его по имени-отчеству. «Какой у нее красивый голос, – мысленно поразился Максим. – Надо же, а я думал, что она и говорить-то не умеет…» – Мне надо с Вами поговорить.

– Со мной? Но о чем?

– Просто Вы здесь новый человек и мне показалось, что Вы… В общем, что Вы как-то по-особенному на меня смотрели…

– Я смотрел на тебя как на пациентку, не более того…

Настя прятала глаза.

– В общем, я знаю, что после нашей встречи Вы звонили отцу и пытались поговорить с ним…

– Было такое.

– Вы ведь уже знаете, что то поведение, с которым вы столкнулись во время моего обследования, явилось следствием, так сказать, лечения…

– Да, мы беседовали об этом с коллегами…

– Но Вам наверняка не известна вся суть этого «удивительного метода».

– Мне даже не вполне понятно, чем именно и в каких условиях тебя лечили…

– И поэтому я считаю, что Вы должны это знать. Многие врачи знают этих моих, с позволения сказать, спасителей, но им все случившееся со мной странным не кажется. Потому-то я и привыкла общаться с ними так, как общалась с Вами… А вернее, никак. Но в Вас в тот день я увидела нечто особенное… А потом, когда узнала о звонке…

– А кстати, как ты о нем узнала?

– Отец с матерью разговаривали и вот… Я случайно услышала…

– Послушай, тебе не кажется, что обочина дороги в разгар комендантского часа – не лучшее место для разговоров?

– Не предлагаете ли Вы мне пройти к Вам на рабочее место? – в голосе Насти слышалась плохо скрываемая ирония. «Однако, девочка далеко не дура… Не зря Денис сказал про нее, что училась на одни пятерки…»