Глава седьмая

01 декабря 1963 года, Вашингтон, округ Колумбия

Спустя неделю после убийства Джона Ф. Кеннеди начальник одного из отделов столичного офиса ФБР Клинтон Стернвуд вызвал к себе своего агента Роджера Дадли. Бывший нацгвардеец, Дадли служил в Бюро немногим более года, но успел зарекомендовать себя с наилучшей стороны – он был внимательным, въедливым, спокойным и способным к обучению и сбору информации, что в целом формировало в глазах руководителя образ почти идеального агента. Учитывая, что отдел Стернвуда только еще формировался и был сравнительно малочисленным, очень скоро способному парню стали поручать довольно ответственные и важные дела. Сегодня, когда вся Америка была взволнована частыми известиями о ходе и результатах работы только что созданной Комиссии по расследованию убийства Президента во главе с председателем Верховного Суда, знаменитым юристом Эрлом Уорреном, очевидно было, что вопрос, по которому Стернвуд пригласил молодого подчиненного к себе, связан с событиями в Далласе.

Тем более, что пару недель назад Клинтон получил от самого Джей-Эдгара задание заняться расследованием деятельности правоохранительных органов вообще и ЦРУ в частности в свете случившегося в Далласе – кое-кому в Капитолии казалось странным и подозрительным то обстоятельство, что многие представители смежных ведомств, зная о планах и намерениях Освальда, попросту бездействовали перед лицом пусть призрачной, но угрозы, и они поручили ФБР разобраться в деталях подобного бездействия, не вмешиваясь в работу комиссии Уоррена; официальное следствие подменять никто не собирался, надо было лишь выловить «крыс среди своих». Гувер почему-то поручил это дело сравнительно молодому и малочисленному отделу Стернвуда, хотя имел в распоряжении, несомненно, более опытные и квалифицированные кадры. Не вдаваясь в мотивы такого поведения начальства (он вообще не имел такой привычки), Клинтон взял под козырек, и приступил к делу, вызвав утром в кабинет Роджера Дадли.

Дадли был симпатичным кареглазым молодым парнем, уверенным в себе, удачливым, но не прошедшим войну, отчего некоторые завистливые коллеги, проведшие годы на Восточном фронте, считали его маменькиным сынком. В отличие от Стернвуда, который относился к нему как к равному – и ему позволял то же самое. Или просто позволял думать, что позволяет – до известных пределов.

–Вот что, парень, – с порога начал Стернвуд, – тебе придется отправиться в Эль-Пасо.

–Зачем?

–Надо поговорить с парнем, который два месяца назад едва не сорвал покушение на Президента и не угрохал Освальда.

–Вот как? В таком случае, с ним должен разговаривать Президент.

–Зачем?

–Чтобы вручить ему медаль за героизм, – съязвил Дадли, уже начинавший чувствовать себя ценным кадром и позволявший себе иногда подобные выпады в адрес руководства.

–Боюсь, не выйдет, – ответил ему таким же сарказмом шеф. – Если бы он довел свое дело до конца, то Джонсону не видать бы было Овального кабинета как своих ушей. Так что пока он сидит в тюрьме в Техасе.

–Серьезно?! – вскинул брови Дадли.

–Серьезней некуда, – ответил Стернвуд и бросил на стол перед подчиненным тонкую папку с досье на его будущего визави, и, пока тот бегло читал ее содержимое, кратко устно охарактеризовав его и его биографию. – Этого парня зовут Ричард Кейс Нагелл. Два месяца тому назад он устроил стрельбу в банке в Эль-Пасо, а накануне сообщил письмом на имя Гувера о том, что его старый товарищ по морской пехоте Ли Харви Освальд планирует убийство Президента. ЦРУ поручило ему следить за ним, но то обстоятельство, что он не может пристрелить этого подонка и, таким образом, в защите интересов государства буквально связан по рукам и ногам, не позволяет ему поступить иначе, как устроить дебош в техасском банке.

–Погоди, – задумался Дадли. – Если я правильно понимаю, Управление, будучи в курсе планов Освальда, поручает своему агенту отслеживать его передвижения, но запрещает применять крайние меры, то есть вмешиваться в его планы. Но откуда такая пассивность в ведомстве Даллеса?

–Даллес там уже давно не работает…

–Неважно.

–Ты читал досье на Освальда, – развел руками Стернвуд. – Он сумасшедший.

–Или хуже, – пробормотал Дадли.

–То есть?

–То есть ЦРУ знает о готовящемся убийстве, но не желает его предотвратить. По какой-то, пока непонятной нам, причине.

Стернвуд не любил так далеко заглядывать и рассуждать, и потому продолжил:

–В общем, Нагелл с такой политикой собственного руководства был явно не согласен, но отказаться от исполнения данного ему поручения не мог – это прямо запрещает Устав и его присяга. Что ему оставалось делать? Как он мог одновременно вмешаться в планы Освальда, но, вместе с тем, не преступить закон и клятву верности Центральной разведке, с которой его связывает почти 10-летнее сотрудничество? Ведь, выйди он хоть немного за пределы дозволенного, Управление, чья деятельность не подчинена федеральному закону, просто устранило бы его – так ведь было уже много раз!

–Попасть в тюрьму? – Дадли угодил в яблочко. Ему часто такое удавалось, за что его и ценило начальство.

–Именно. Только там люди Даллеса не смогли бы его достать. Что он и сделал. Причем, убив двух зайцев одним выстрелом – вмешался в планы Освальда и привлек внимание многих слоев Бюро и ЦРУ к написанному им ранее письму на имя Гувера.

–Да, самое интересное, – иронично улыбнулся Дадли. – А наше ведомство? Чем объяснить его бездействие при наличии таких-то данных? С ЦРУ нам предстоит разобраться, но возможно это будет только при условии, что мы сами будем кристально чисты…

–Повторяю, – предположил Стернвуд, – на мой – но только на мой – взгляд Освальд производил впечатление сумасшедшего. Если быть до конца честным, я до сих пор не верю если не в его причастность к покушению, то в его главную роль в исполнении далласского сценария. Позиция Джей-Эдгара, скорее всего, совпадает с моей – думаю, он, изучив досье Освальда, просто не счел его достойной кандидатурой, которую могли выбрать коммунисты для расправы с Джей-Эф Кей. Конечно, вины с него никто не снимает, но не может же он брать на карандаш каждого идиота, который пишет подобные письма и разбрасывается угрозами! Мы бы не были Бюро, если бы всерьез реагировали на такие выпады, которых со времен Авраама Линкольна случалось немало. Быть серьезной конторой и быть перестраховщиками – немного разные вещи. Во втором случае можно прослыть параноиками и сделать так, чтобы с тобой перестали считаться.

–Хорошо, но он мог хотя бы проверить эту информацию, связавшись с ЦРУ и отведя от себя львиную долю подозрений в халатности на будущее…

Дадли не знал о разговоре, который состоялся несколько дней назад между Энглтоном и Гувером – да и не мог знать, просто в силу должностного положения, – но, даже если бы и знал, то нисколько бы не удивился. Это была игра в прятки, в которой Гувер, уже располагавший сведениями о готовящемся убийстве Кеннеди, пытался спихнуть всю ответственность за покушение не нерадивых людей Энглтона, а тот отвечал ему взаимностью. Каждый из них думал: «Если получится, я предупреждал своих коллег из параллельного ведомства, и виноваты во всем они; а если нет, то не буду иметь в глазах Президента бледный вид паникера и перестраховщика».

–А что бы это изменило? – парировал Клинтон. – Если ЦРУ уже накрыло Освальда колпаком в лице этого Нагелла, то дополнительная информация о нем никак не повлияла бы на их порядок действий в данной ситуации. Да и потом, ты же знаешь, как к нам относится Управление…

Дадли, как любой сотрудник Бюро, безусловно, было осведомлен о противоречиях в деятельности ФБР и ЦРУ, основанных на соперничестве и личном восприятии каждой из спецслужб как единственно важной, справедливой и беспристрастной в выполнении сверхважных государственных задач. Но понимал также и то, что соперничество в борьбе за место под солнцем, в лучах внимания главного обитателя Овального кабинета и взаимные подсиживания, ценой которых становится жизнь этого обитателя – вещи разные. Его распирало осознание этого противоречия, и он выпалил:

–Но ведь на кону была жизнь Президента!

–Стоп! – поняв, куда он клонит, остановил его Стернвуд. – Предоставь каждому заниматься своим делом. Комиссия Уоррена ведет официальное следствие, в ее распоряжении сотни томов материалов и такое же количество официальных и тайных агентов всех мастей. Виновных в смерти Джека они найдут и без нашей с тобой помощи. Наша задача – разбираться только в деятельности правоохранительных структур, в том числе, определять степень их бездействия и, если возможно, виновных в этом бездействии. Как они были связаны с Освальдом – прямо или косвенно. Могли или не могли ему помешать, и, если могли, то почему не помешали. А, кто стрелял и кто направлял руку стрелявшего, пусть разбираются люди Уоррена.

–А если стреляли или направляли руки стрелявших сотрудники силовых ведомств – тогда определение виновных будет входить в нашу компетенцию?

–Да. Но только после того, как люди Уоррена официально заявят об этом.

–Я понял. Итак, ты хочешь, чтобы я полетел в Техас и поговорил с этим Нагеллом, так? – уточнил Дадли. Стернвуд согласно кивнул. Дадли спросил: – Но что, кроме содержимого письма, он сможет мне дополнительно рассказать? Он ведь агент под присягой…

–Важно не что, а как он будет рассказывать, – ответил Клинтон. – На этом основании мы сможем понять, кто он такой и чего в действительности добивается… Это психология, Джер. Хоть ты и умный парень, а этой науке тебе еще предстоит поучиться.

02 декабря 1963 года, Эль-Пасо, штат Техас

Дик Нагелл произвел на Дадли приятное впечатление. Крепкий, сбитый, с ясными голубыми глазами и бритым затылком, он чем-то напомнил Джеру его родного брата Лонни, служившего в том же подразделении и даже примерно в тех же местах несколькими годами ранее Нагелла – на период призыва брата пришлась война в Японии, и потому с самого детства для Дадли морские пехотинцы представлялись чем-то возвышенным и родным одновременно. Оттого вдвойне неприятно было участвовать в расследовании преступления, совершенного бывшим морпехом. Успокаивал себя Роджер тем, что, возможно, ему удастся установить чей-то иной след в этом деле, отличный от следа Освальда. Возможно, сейчас он находится здесь именно для этого…

Нагелл был чуть младше Дадли, но производил впечатление старшего – морпехи всегда взрослеют раньше остальных. А еще они безукоризненно соблюдают субординацию. Так было и сейчас. Перед началом допроса, сидя за столом напротив агента ФБР, Нагелл сразу тактично, но жестко оговорился:

–Сразу хочу предупредить вас, сэр, что на вопросы о моем взаимодействии с сотрудниками ЦРУ, о порядке наших сношений, об обсуждаемых темах и методах получения заданий я отвечать не буду! Обязанностей присяги с меня еще никто не снимал.

–Обещаю не задавать таких вопросов, – поднял ладонь вверх Дадли. – За исключением, разумеется, той информации, на которую вы сами пролили свет, направив письмо в наше ведомство. А поскольку там содержалось достаточно информации, чтобы понять цель и смысл ваших действий, задам лишь несколько уточняющих вопросов. Итак. Вы, если не ошибаюсь, служили с Освальдом?

–Да, на базе в Ацуги.

–Как бы вы могли его охарактеризовать?

Нагелл пожал плечами:

–Взбалмошный и не вполне уравновешенный парень, которого на родине не ждало сколько-нибудь привлекательных перспектив и который по этой причине грезил Советами. Так часто бывает у представителей военного или первого послевоенного поколения. Их еще называют «потерянными».

–Согласен, – отвлеченно кивнул Дадли, соглашаясь со своим собеседником, но быстро вернулся к теме разговора. – И то, что он, как вы сказали, грезил Советами, по-вашему, исключает возможную заинтересованность КГБ в его действиях?

–Это тут совершенно ни причем, хотя мне кажется, сейчас многие доброхоты начнут связывать его юношеские, не вполне обдуманные, высказывания, с его же действиями в Далласе, – уверенно отвечал Дик.

–Но согласитесь, что обвинение в адрес КГБ выглядит достаточно правдоподобно?

–Нет, – не соглашался Нагелл. – И я говорю вам, да вы и сами знаете – наверняка, подготовились ко встрече и изучили досье Ли, – что он был немного не в себе. Взбалмошный, воспитанный не вполне нормальной матерью-одиночкой, вдобавок еще и злоупотреблявшей алкоголем, он априори не подходил советским спецслужбам.