Глава шестая

20 ноября 1963 года, Вашингтон, округ Колумбия

Несмотря на то, что в столице Соединенных Штатов в эти дни проходила конференция руководителей структурных подразделений Центральной разведки, настроение заместителя директора ЦРУ Джеймса Энглтона никак не располагало к общению. В самый канун сложного и ответственного мероприятия он получил порядочный нагоняй от своего непосредственного начальства – подозрения его протеже Анатолия Голицына в отношении одного из североамериканских политических тяжеловесов не подтвердились. Советский перебежчик высказал не соответствующее действительности мнение о принадлежности к числу советских агентов влияния Лестера Пирсона, премьер-министра Канады.

Этот политический деятель был известен своими миротворческими инициативами и лояльностью, способствовал мирному урегулированию арабо-израильской войны и Суэцкого кризиса, председательствовал некоторое время в Генеральной Ассамблее ООН, и потому вполне мог сойти за противника американской агрессивной политики во всем мире,⁴⁹ но голословно обвинять его в шпионаже в пользу СССР было, конечно, излишним. В то время, как Президент Кеннеди изучал «досье Пирсона», хваля людей Энглтона за качественную работу в верхах, проверка резидентуры в Оттаве показала обратное. Возможно, Голицын ошибся, но ЦРУ ошибок не прощало никогда – его было решено временно заморозить, остановив какую-либо его активность, включая прием поступающей от него информации. Не обошлось и без выговора Энглтону – дабы впредь неповадно было доверять сведениям, исходящим от выходцев «с того берега», не проверив их по собственным каналам должным образом прежде, чем доносить до самого верха.

Конечно, он не был вхож в Овальный кабинет, и вина его руководства, сообщившего Президенту недостоверную информацию, была никак не меньше его вины, а все же на роль козла отпущения он подошел как нельзя лучше. Он, в свою очередь, обоснованно считал себя обиженным и жаловался на позицию начальства в первый же перерыв в работе конференции своему другу, Дж. Эдгару Гуверу. Руководитель ФБР тоже был приглашен на пленарное заседание, чтобы прочитать какой-то доклад, после заслушивания которого приятели решили обменяться последними известиями за чашкой кофе в лобби отеля «Амбассадор», вместившего в этот день участников заседания.

Выслушав жалобу друга, Гувер только усмехнулся в ответ и процедил:

–У нас тут субчик почище.

–Кто такой? Я с ним знаком?

–Не знаю, возможно, – многозначительно ответил его гость. – Его зовут Ли Харви Освальд. 24 года. Бывший морпех из социально неблагополучной семьи, проживший три года в СССР и вернувшийся оттуда с русской женой.

Энглтона передернуло, но он старался не подавать виду, что услышал нечто знакомое и крайне неприятное.

–Во-первых, – с напускным равнодушием и некоторой обидой на не уделившего его эмоциям внимания приятеля, говорил он, – мало ли у нас морпехов из неблагополучных семей, до которых Центральной разведке нет никакого дела?! Во-вторых, вопросами въезда и выезда занимается у нас совсем другое ведомство, к которому я не имею никакого отношения – так почему я должен вмешиваться в его работу? В-третьих, если речь идет про компрометацию Голицына с использованием каких-либо других перебежчиков из Москвы, то не трать напрасно время. Я свою точку зрения озвучил, и менять ее не собираюсь. Голицын – достойный и проверенный человек!

–Ого, сколько контраргументов! – улыбнулся Гувер. – Только ни компрометацией Голицына, ни критикой твоих точек зрения я заниматься не собираюсь. Скорее, наоборот. И да – тебя этот субъект заинтересует, уверяю.

–Тогда я весь – внимание.

–Тебе ведь известно, что структура, которую ты представляешь, никакими серьезными полномочиями по осуществлению оперативной и следственной работы не обладает? Как и то, что структура, которую представляю я, не только обладает таковыми, но и обязана реагировать, как только до нее доходят хоть какие-нибудь сведения о готовящихся преступлениях, в том числе касающихся государственной власти Штатов?

–Допустим, – скривил губы в саркастичной улыбке Энглтон, знавший, что с таких долгих прелюдий у Эдгара обычно начинается описание чего-то чертовски важного. – И что?

–Также, наверное, тебе известно, что Бюро иногда прибегает к не вполне законным способам получения такой информации? Например, люстрации дипломатической почты и прочему?

–Слушай, прекрати. Не воруй мое время. Или говори по существу или до свидания.

–Говорю, – собравшись и резким движением поставив чашку кофе на стол, отрапортовал Гувер. – Мы вскрыли почту советских посольств в Вашингтоне и в Мехико и кубинского диппредставительства в мексиканской столице. Правда, надо и твоим парням отдать должное – не обошлось без помощи Уинни Скотта… И то, что мы увидели в этой почте, поразило и меня, и Скотта. Этот самый Освальд, неполных два года тому назад вернувшийся в Штаты из СССР, как у них говорят, «не солоно хлебавши», не только вступает в активные контакты с представителями этих консульских организаций, но и обещает в их интересах совершить серьезное преступление, связанное с подрывом американской государственности – вплоть до убийства Кеннеди!

–Ну мало ли, кто что обещает… – нервно пожал плечами Энглтон, все еще делая вид, что ничего существенного глава ФБР ему не сообщил. Но тот не успокаивался:

–Но он также получает – непонятно, за какие заслуги, – крупные денежные средства от кубинского посла, а в советском представительстве в Мехико вступает в контакт с хорошо известным тебе атташе Костиковым, который в действительности является агентом КГБ, ориентированным на политические убийства за рубежом. И, кстати, успешно осуществившим некоторые из них. Чего только стоит таинственное «исчезновение» шведского дипломата Валленберга, осуществленное при его участии…

–И что из этого проистекает? Что Кастро и Хрущев одновременно наняли этого парня… как его… Освальда – для ликвидации Джей-Эф Кей?

–Допустим, Кастро финансирует, а Хрущев снабжает опытными кадрами…

–Но как он к нему подберется? – резонно спросил замглавы ЦРУ.

–Этого я не знаю. Я рассказываю только то, в чем уверен и чему получил подтверждение.

–А этот Освальд вообще нормальный?

–Вот, – поднял палец вверх Джей Эдгар. – В том-то и дело, что его россказни вполне могут сойти за бред сумасшедшего, и звучат-то они вполне созвучно с рассуждениями обитателей госпиталя Святой Елизаветы. Но ведь почему-то послы принимают его, вступают с ним в переговоры, даже оказывают содействие в получении виз и оплачивают какие-то его счета. Неужели они настолько слепые, что не отличают настоящего агента спецслужб и убийцу от сумасшедшего?! Причем кто эти послы? Это представители стран, явно озлобленных на нас после залива Свиней, размещения ракет в Турции, Карибского кризиса и прочих демаршей последних лет! В такие совпадения я лично не верю…

–А кто бы мог поверить?

–Не понял?

–Ты сказал, что Уинстон Скотт в курсе происходящего.

Эта фамилия много значила не только в рядах ЦРУ, в котором он занимал скромную, на первый взгляд, должность главы резидентуры в Мехико, но и далеко за его пределами. Все крупные правоохранители Штатов знали его как отличного и высококлассного шпиона, стоявшего у истоков разведки еще со времен «Дикого Билла» Донована; человека без принципов, способного на любое преступление, если оно совершается в интересах государства; жесткого и своенравного человека, пользовавшегося в Управлении почти неограниченной властью и таким же объемом информации. Многое, что было известно ему, для всех остальных было тайной за семью печатями, включая иногда и руководство Управления, так что вопрос Энглтона прозвучал для Гувера не наигранно – если уж операция проводилась ФБР при содействии Скотта, о ней наверняка, кроме исполнителей, не знала ни одна живая душа.

–Так точно.

–И каково его мнение насчет всего случившегося?

–Не знаю, каково его мнение, – пожал плечами Гувер. – Вижу, каковы его действия. А вернее, бездействие. Он ведет себя не как сотрудник Центральной разведки, и даже не как добропорядочный гражданин Штатов – видит Бог, не хотел этого говорить, но в такой обстановке, не находя объяснения его поведению, просто не могу выразиться иначе. Я обеспокоен, Джим, и очень обеспокоен. И, если никто из вас ничего не предпримет в самое ближайшее время, я вынужден буду сделать это сам!

–Это угроза?

–Освальд и его контакты – вот настоящая угроза американской безопасности. И тот, кто не предпринимает ничего для ее устранения – будь то ты или Скотт – враг государства такой же, как этот Освальд!

–А я-то тут причем? – округлил глаза Джим.

–Ты ведь второй человек в разведке, не так ли?

–Ты сильно преувеличиваешь…

–И все же ты можешь ответить на вопрос о том, как этот сумасшедший фанат всего русского так легко вернулся в Штаты после трех лет пребывания за железным занавесом, снова получил гражданство и не вызвал своими действиями ни единого нарекания со стороны твоего ведомства?!

21 ноября 1963 года, Вашингтон, округ Колумбия

-А тебе не кажется, что вы на пару с твоим приятелем из Бюро совсем заигрались в шпионов? – с усмешкой ответил Уинстон Скотт, выслушав рассказ Энглтона. Он также в эти дни находился вне своего основного рабочего места в Мехико, прибыв на конференцию глав подразделений ЦРУ в столицу. Однако, для беседы с ним Энглтон выбрал уже не лобби отеля, а закрытый от посторонних глаз кабинет в одном из офисов службы – Скотт слишком много знал, и утечка, даже случайная, какой-либо информации от него могла очень дорого стоить безопасности Соединенных Штатов. – Сначала этот Голицын, потом тотальная слежка за всеми американцами, которые хоть раз держали в руках русскую газету или книгу русского писателя… Что дальше? Слежка за каждым жителем нашей страны и абсолютное попрание Конституции просто потому, что вам что-то там померещилось?

–Ну причем тут Голицын… – потупил взор и без того сытый по горло этой темой Энглтон.

–При том, что его откровения относительно Пирсона не оправдались. А это значит, что он вбрасывает дезу!

–…или заблуждается…

–Разведчик такого уровня – и заблуждается? – расхохотался Скотт. – Исключено. Просто-напросто хотел подорвать дипломатические отношения внутри североамериканского континента, выполнял задание Центра по разложению в стане врага, как они выражаются.

–А сколько полезной информации он дал нам до этого? Копацкий, Молодый, Ким Филби… – парировал Джим.

–Да, твой друг Ким Филби! – язвительно прервал его собеседник, подняв палец вверх.

–Перестань. Ты ведь отлично знаешь, что для Центральной разведки значили разоблачения всех этих негодяев! И, кроме того, не забывай, что Пирсон тоже – тот еще засранец. Он противился вступлению Канады в войну во Вьетнаме, не желая оказать ОКНШ никакой поддержки, а это уже само по себе преступление!

–Но не повод подозревать главу правительства в шпионаже в пользу СССР! – никак не унимался Скотт, уже начавший казаться Энглтону старым знакомым полубезумного морпеха из СССР.

–И все же, причем тут Голицын и этот Освальд?

–Оба проекта объединяет инициатива твоя и Гувера, а ей доверять, прости, я не могу, – спокойно развел руками резидент. – Хоть ты и старше меня по чину, и уволить можешь в любой момент, а все же я не способен поверить в то, что Советы будут использовать какого-то сумасшедшего перебежчика с сомнительным прошлым, который, плюс ко всему, еще и пытается вернуться назад в Москву, о чем трезвонит на каждом углу, чтобы ликвидировать Кеннеди! Во-первых, они все еще не оправились от Карибского инцидента, и им совсем не хочется вновь ставить мир на грань ядерной войны, что неизбежно наступит, замахнись они на Президента США. А во-вторых, как бы злы на Джека они ни были, избирать на роль ликвидатора маньяка они не станут. Да это просто смешно, Джим, понимаешь, смешно! При всем уважении…

Скотт знал, что Энглтон, даже обладающий властью над ним, никогда не уволит разведчика такого уровня – и не потому, что он был дружен с самим Даллесом и начинал службу с ним в рядах ЦРУ с самого момента основания управления, а потому, что тот и правда был недюжинным специалистом в сфере, которая была ему поручена. Он, как никто другой, сумел сплотить вокруг себя коллектив резидентуры в Мехико и сделать так, чтобы на него работала добрая половина дипломатов и торговых работников со всего мира, базировавшихся в этом городе. Он слушал в столице Мексики всех и следил за всеми, кто мог представлять хоть какой-то интерес для Соединенных Штатов. А, учитывая, что этот город был соединительным звеном между Латинской и Северной Америками, такие навыки и методы работы были актуальны как никогда.

Энглтон и сам чувствовал себя не в своей тарелке еще вчера, слушая проповеди Гувера, заподозрившего его в недостаточной бдительности относительно перебежчика, но все же видно было, что он услышанным обеспокоен и хочет либо однозначно опровергнуть, либо подтвердить слова главы ФБР.

–А как все же быть с фактами? – вопрошал он. – Куда ты полученное 18 числа советским посольством письмо этого Освальда с прямыми угрозами в адрес Кеннеди? Оставим его без внимания или как?

Скотт снисходительно посмотрел на него и мягко, но убедительно ответил:

–Послушай, ты отлично знаешь, что я в курсе если не всего, что хоть косвенно угрожает интересам Америки, то достаточно многого. Мне доложили об этом Освальде задолго до того, как Гувер сунул нос в корреспонденцию московских дипломатов. И я принял должные меры – конечно, не такие, о каких мечтаете вы с Джей-Эдгаром, но все же наблюдение за Освальдом установил. Приказал в его деятельность не вмешиваться, не провоцировать его, не мешать, но глаз с него не спускать.

Энглтон пытался было что-то сказать, но Скотт не дал ему вставить слова и продолжал: