11

Они вошли в прихожую.

– Если услышите, как об пол стучат костыли, не пугайтесь, – предупредил Тенишев. – Это сестренка моей жены. Зовут ее Ольга, но внутри семьи мы называем ее «Костяная Нога».

Наталья посмотрела на Алексея удивленно, но ничего не сказала.

– А вот и наша Костяная Нога! – воскликнул он вдруг, поворачиваясь к комнате Ольги.

В дверях стояла Ольга – красивая, белокурая, безукоризненно накрашенная. Опираясь на костыли, она с любопытством смотрела на гостью. Когда та взглянула на нее, Ольга весело проговорила:

– Не обращайте на него внимания. Алексей – художник, а все художники идиоты, – протянула руку, представилась: – Оля.

– Наталья.

– Это ваши? – спросила Ольга, пожав гостье руку и кивнув на близнецов, которые бесцеремонно устроились на диване.

Наталья кивнула:

– Да.

Ольга улыбнулась:

– Славные. Мальчики, как вас зовут?

– А нас не зовут, мы сами приходим, – неожиданно заявил в ответ один из близнецов.

– Сашка, не хами, – осадила его Наталья.

– Да ничего страшного, – сказала Ольга с улыбкой. – Дети есть дети.

– Ты сама сказала, чтобы мы упражнялись в остроумии на ком-нибудь еще, – заявил матери Сашка.

А Пашка поддакнул:

– Эта тетя нам подходит.

– Будете хамить – заклею вам рты скотчем! – пообещала Наталья.

– Тогда мы позвоним в комитет по защите детей и расскажем о случае истязательства над детьми, – объявил Сашка.

А Пашка разъяснил:

– Сашка переписал телефон из телевизора. Там сказали, что дети имеют право на защиту.

Наталья повернулась к Алексею и Ольге и с горькой улыбкой проговорила:

– Ну, и что прикажете с ними делать? Они знают законы лучше меня.

– Умные мальчики, – усмехнулся Алексей. – Сколько им?

– Восемь.

– Смышленые.

– Не то слово! Порой не знаю, куда деваться от их смышлености.

Тут Сашка снова изрек голосом маленького оракула:

– Умные дети – не только большая радость, но и большая ответственность для родителей.

Наталья прищурилась и спросила с напускной строгостью:

– Это ты тоже в телевизоре услышал?

– Да.

– Когда-нибудь я выброшу ящик на помойку.

– Не выбросишь, – заявил Сашка. – Папа заплатил за него половину месячной зарплаты.

Тенишев разложил мольберт, водрузил на него незаконченную картину и повернул ее к окну.

Один из близнецов тотчас соскочил с дивана и подошел к мольберту. Тенишев хотел остановить его, но лишь махнул рукой, решив: черт с ним, пусть смотрит.

Некоторое время мальчишка разглядывал нагромождение красок, потом перевел глаза на Тенишева и спросил:

– Ты нарисовал?

Алексей кивнул:

– Угу.

– А что это?

– Мир, который меня окружает.

Сашка пристально вгляделся в картину и тихо проговорил:

– Он страшный.

– Кто? – не понял Алексей.

– Мир, который тебя окружает, – пояснил мальчик. – А почему у него в руке нож?

– У кого? – опять не понял Тенишев.

– У дяди, который прячется за кустом.

Тенишев покосился на холст и назидательно произнес:

– Малыш, на картине нет никакого дяди.

Мальчишка посмотрел на Алексея удивленно, потом снова устремил взгляд на картину и сказал:

– Но я его вижу. Дядя хочет сделать тете больно. Ей страшно, и она плачет. – Мальчик нахмурил лоб и деловито изрек: – Думаю, он собирается ее убить.

Алексей протянул руку и погладил ребенка по голове.

– Ты хороший мальчик, – задумчиво сказал он, – но у тебя слишком богатое воображение. Либо ты станешь писателем, либо… пациентом своего папы.

Близнец дернул головой, выскальзывая из-под ладони Тенишева, и с воплем бросился к матери.

– Мама!

– Что случилось? – удивленно спросила Наталья.

– Этот дядя обозвал меня психом!

Астахова сдвинула брови и строго посмотрела на сына.

– Не выдумывай.

– Но он так сказал! Он сказал, что, когда я вырасту, папа будет меня лечить!

Наталья посмотрела на Тенишева, тот пожал плечами. Женщина снова повернулась к детям.

– Идите погуляйте на улице. Только не отходите от дома.

Выпроводив сыновей, она прошла к стене, на которой были развешаны картины Алексея. Пока гостья обозревала холсты, Ольга стояла в дверях мастерской с бокалом «Мартини» в руке и насмешливо поглядывала на Тенишева.

– Интересные работы, – констатировала Наталья. – Вот эта мне нравится больше всего. В ней много энергии и ярости. Однако сквозь агрессию проглядывает уязвимость. Вы потратили на нее много времени, правда?

– Правда, – кивнул Алексей. – А как вы догадались?

Наталья пожала плечами:

– Это видно.

На улице что-то громыхнуло. Наталья подошла к окну и тревожно выглянула наружу.

– Они разожгли костер, – сообщила она. – Знаете, я, наверное, пойду, пока мои сорванцы не спалили ваш дом. Но я еще приду, ладно? Может быть, я захочу что-то купить. Вы ведь продаете свои работы?

– Продаю, – ответил Тенишев.

– Только никто не покупает, – тихо и насмешливо проговорила у него за спиной Ольга.

Наталья перевела на нее взгляд.

– Картины Ван Гога и Модильяни тоже не покупали, – сказала она. – Как знать, может, лет через десять полотна Алексея будут стоить миллионы. Нужно спешить, пока они не выросли в цене!

Женщина улыбнулась, затем распрощалась с Алексеем и Ольгой и покинула дом.

– Саша! Паша! – донесся с улицы ее звонкий голос.

Ольга посмотрела на окно и проворковала, цитируя гостью:

– «В картине много энергии и ярости. Однако сквозь агрессию проглядывает уязвимость». Фу, какая пошлость! Тенишев, надеюсь, ты не купился на эту уловку?

– Отстань.

– Похоже, ты ей понравился. Рафинированным барышням из глубинки нравятся хамоватые мужики. Ты здесь будешь пользоваться большим успехом.

– Я сказал: отвяжись от меня.

– А то что? Переломаешь мне ноги? – Ольга тихо засмеялась. – Ох, Тенишев, какой же ты жалкий…

Лицо Алексея окаменело.

– Что ты сказала? – процедил он сквозь зубы.

Ольга отхлебнула из бокала и презрительно повторила:

– Жалкий. Жалкий, бездарный мазила, не приспособленный к жизни. Верка с тобой еще намучается.

Несколько секунд Алексей стоял, угрюмо глядя на Ольгу, потом шагнул к ней и схватил ее за горло.

– Держи свой поганый язык за зубами, – яростно пророкотал он, – если не хочешь, чтобы я тебя придушил.

Оттолкнул от себя Ольгу и отошел к окну. Ольга согнулась, схватилась рукою за горло и закашлялась. На глазах ее выступили слезы.

– Я… – она закашлялась, но взяла себя в руки. – Я этого не забуду.

– Чего я и добивался, – буркнул в ответ Алексей.

Ольга снова закашлялась, но через минуту окончательно пришла в себя. С ненавистью посмотрев на спину Тенишева, она тихо проговорила:

– Если однажды ты увидишь, как какой-нибудь бродяга бьет тебя ножом, знай: нож в его руку вложила я.

– Лучше укуси меня, – посоветовал Алексей, прикуривая сигарету. – Твой яд смертоноснее любого ножа.

Ольга, не ответив ни слова, сгребла костыли, пристроила их под мышками и заковыляла в свою комнату.

12

Вот уже полтора часа Вера сидела за широким письменным столом и просматривала больничные карты, пристально изучая анамнезы и стараясь запомнить прочитанное.

Пациент Поташев. Двадцать восемь лет. Замкнутость, вялость, апатия… Трифтазин два раза в день, циклодол три раза в день… Пациента трясет, а в стадии обострения пропадает аппетит, болит голова, спина и возникает острая нехватка воздуха…

Пациент Галыгин. Тридцать два года. Галлюцинаторно-параноидальная шизофрения… Высказывает бредовые идеи преследования… Прошел курс электросудорожной терапии методом УП. После УП прослеживалась динамика восстановления речи, отмечались изменения речевой активности, особенно голоса и интонации…

Пациент Липкин. Семьдесят два года. Идиопатическая болезнь Паркинсона в третьей стадии… Двухлетний анамнез нарастающей спутанности сознания… Параноидальные мании и зрительные галлюцинации… В последние два года лечение клозапином и леводопом… Улучшений нет.

Пациент Ставрогин. Тридцать лет… Затяжная депрессия… Лечение нортриптилином и алпразоламом…

Пациент Венедиктов. Шестнадцать лет… Параноидальная шизофрения. Прошел лечение поддерживающими препаратами галоперидол и трифтазин… Слуховые галлюцинации исчезли примерно четыре месяца назад… Сейчас принимает респолепт. Из наблюдающихся побочных эффектов – слабость…

Вера перевела дух и откинулась на спинку стула. В кабинет вошел Шевердук. Прошел к шкафу и принялся искать какие-то бумаги.

– Иван Федорович, – окликнула его Вера.

Шевердук обернулся, блеснув стеклами очков:

– Да?

– Вчера вечером я познакомилась с доктором Плучеком. Он зашел к нам в гости, и мы устроили что-то вроде небольшого новоселья. Но сегодня я не видела его в клинике.

– И что?

– Он очень поздно ушел от нас. Вот я и волнуюсь: не случилось ли с ним чего?

– Павел Сергеевич уехал сегодня утром, – сказал Шевердук.

– Уехал?

Шевердук кивнул:

– Да. На конференцию. Улетел в Москву утренним рейсом.

Вера обдумала слова Шевердука и нахмурилась.

– Странно, вчера вечером доктор и словом не обмолвился о поездке.

– Вчера вечером он еще не знал, что полетит. Лететь на конференцию должен был я. Но у меня приболела жена, и Черневицкий попросил Плучека заменить меня.

– Вот в чем дело… – Вера облегченно вздохнула. – Тогда все в порядке. А то я уж было подумала…

– Что вы подумали? – стекла очков Шевердука мрачно сверкнули.

Вера смущенно улыбнулась.

– У вас здесь довольно жуткие места: дубовый лес, болото… Если ночью сбиться с дороги, можно и заблудиться.

Шевердук пожал плечами:

– Никогда об этом не думал. Я видел дубовую рощу только при свете дня, и она никогда не казалась мне жуткой. Что касается возможности заблудиться, то, на мой взгляд, это невозможно. Мы все прекрасно ориентируемся в нашей роще.

Вере нечего было ответить. Шевердук помолчал, а потом проговорил – видимо, затем лишь, чтобы заполнить паузу, от которой обоим стало слегка неуютно:

– Должно быть, Плучек вам много рассказывал о нашей клинике?

– Почти ничего, – покачала головой Вера. – Мы больше говорили на общие темы. Вот только на прощание он произнес странную фразу.

– Какую?

Вера наморщила лоб, припоминая, и ответила:

– Что-то насчет того, чтобы я была осторожна.

– Плучек прав, – согласился Шевердук. – Специфика нашего учреждения такова, что любая неосторожность может стоить нам здоровья и даже жизни. Сегодня утром, беседуя с Часовщиком, вы слишком близко подошли к защитному барьеру, а это могло закончиться плохо. Помните: Часовщик убивал людей голыми руками.

Конец ознакомительного фрагмента.