Глава 1
Газета «Военный голос» и ее сотрудники

«Военный голос», отодвинув военные реформы на задний план, первое место отводил демагогии и широкому политиканству.

А.И. Деникин

В начале XX в. шедшее по пути углубления профессионализации российское военное сообщество нуждалось в регулярном обмене экспертными мнениями и возможности оказывать влияние на механизмы принятия решений. Печать являлась для него средством транслирования различных взглядов и идей в публичном пространстве.

До 1905 г. российская военная периодика была представлена почти исключительно официальными и официозными изданиями. Интересы центральной и местной военной администрации являлись решающим фактором при формировании редакционной политики. В реалиях первой половины 1900-х гг. у органов военной печати не существовало возможностей для систематического отстаивания независимой позиции. Многое изменилось в результате расширения политических свобод, произошедшего в ходе революции 1905–1907 гг. Характерный для того периода рост общественной активности в определенной степени затронул и военную среду, традиционно считающуюся инертной и консервативной.

Предпосылки появления «Военного голоса»

В военной среде шел процесс осмысления печального для России опыта войны с Японией. Активная фаза конфликта закончилась задолго до заключения мира. По сути, финальным актом драмы стала гибель лучших сил российского флота в Цусимском проливе в середине мая 1905 г. Возможность подвести итог действиям сухопутных войск представилась еще раньше – проигрыш Мукденского сражения не оставлял надежд на то, что русской армии удастся разгромить противника. Предположения «о причинах наших неудач на Дальнем Востоке» уже с весны стали появляться в «Русском инвалиде». Однако специфическое положение ведомственного издания не позволяло «Русскому инвалиду» стать приемлемой для всех площадкой обсуждения волновавших армию вопросов. До заключения мира «аналитики» официальной газеты, объясняя и оправдывая «временные» трудности, непременно находили причины для оптимизма и веры в конечный успех. Шаблонное воспевание «знаменитой» храбрости русского солдата подменяло на страницах официоза обстоятельную критику действий военачальников и подготовки армии к войне.

Так, например, по мнению В. Недзевецкого, поражения русской армии обусловлены численным превосходством, а главное – сильнейшим патриотическим воодушевлением японцев, которое, впрочем, наверняка сойдет на нет по мере продолжения кровопролитных столкновений: «Боевой успех всегда выдвигает на первый план положительные стороны данной армии и на них сосредотачивается преимущественное внимание наблюдателей. Так было во все войны, то же замечается и в нынешнюю войну. В блеске японских удач, нередко преувеличенных, раздутых ложным патриотизмом, ярким пламенем горит моральный элемент. Пока он почти сплошь лучезарен, но останется ли он таким, когда успех перейдет на нашу сторону, когда поражения обрушатся всей своей тяжестью на японские войска? <…> Под Ляоляном армия Куроки почти потеряла в последние дни боеспособность; по-видимому, та же причина заставила прекратить атаки на Шахэ, не достигнув цели; под Артуром победа была одержана лишь благодаря постоянно прибывавшим свежим войскам. Будущие бои, без сомнения, предъявят еще большие требования, и смогут ли японские войска ответить им – остается открытым вопросом»^[18].

Помещенная в следующем номере «Инвалида» заметка прославленного генерала, участника обороны Севастополя М.И. Батьянова и вовсе по стилистике напоминала напутственное слово полководца перед боем: «Нас постиг ряд неудач на суше и на море. Не проявилось до сих пор талантов ни там, ни здесь, но зато весь свет убедился, что и за десять тысяч верст от родной земли наши войска умеют умирать героями. На сухом пути, можно сказать, мы, как бы, только начинаем войну, и простой подсчет нам покажет, что мы обладаем, по сравнению с Японией, большими средствами для продолжения войны. <…> Россия не желала войны и теперь не желает, а потому дело Японии просить мира, и да знает она мощь России, живущей заветами Петра Великого (лить пушки из колоколов) и Александра Благословенного (не вложим оружия, доколе враг останется непобежденным). К царю сомкнись же, наша матушка Россия! Перенеси с твердостью и эту ниспосланную свыше тяжкую годину! А наша славная армия и флот да живут одною мыслью – отомстить врагу за испытанные нами неудачи на суше и на море, и за Порт-Артур»^[19].

Пожалуй, из всех публикаций «Русского инвалида» наиболее ясная и авторитетная (хотя и достаточно прямолинейная) точка зрения на причины поражений русской армии была выражена в статьях полковника Генерального штаба М.Д. Бонч-Бруевича. С позиций знатока тактики Бонч-Бруевич уверял, что неудачи российских войск на театре войны с Японией объясняются элементарными ошибками командования (по незнанию или неумению) игнорировавшего азы военного искусства, известные всякому образованному офицеру. Бонч-Бруевич писал в первой части серии заметок под заглавием «Итоги войны»: «Мы начали войну и провели минувший ее период среди многих явных нарушений теории военного дела. <…> Если бы пришлось нарушать теорию в зависимости от обстановки вообще или по той причине, что противник не допустил действовать так, как бы следовало, то в таком стечении обстоятельств представлялось бы возможным посылать укоры суровой судьбе или сожалеть о недостатке искусства у наших полководцев, но если теория нарушается только потому, что иные ее забыли, а другие привыкли с нею не считаться или просто вышучивать ее, то согласитесь, что это неладно»^[20]. «И на театре военных действий, и на полях сражений со стороны русской армии были допущены многие явные нарушения теории военного дела. Это ничем не оправданное нарушение теории является важным недочетом в нашей армии. <…> Теория военного дела проводится в армии офицерами, получающими военно-научную подготовку и посредством уставов. Всякий устав, всякая теория имеют в виду, что победа достижима только в том случае, если войска будут действовать в их духе, допуская, разумеется, отклонения, вызываемые обстановкой; сверх этого, для победы необходима еще и наличность таланта у военачальника, применяющего устав и теорию»^[21], – доводил он свои рассуждения до логического конца во второй части «Итогов».

Об этом авторе еще придется говорить ниже, пока же необходимо отметить, что мысли, выраженные в «Итогах войны» Бонч-Бруевича, не могли не встретить сочувствия в военной среде. Версия об исполнительской ошибке как основной причине поражения разделялась очень многими. Главнокомандующий А.И. Куропаткин был полностью дискредитирован в глазах офицерства, немногим выше был и авторитет его приемника – Н.П. Линевича. Статьями Бонч-Бруевича обозначался предел критики, допустимой на страницах официоза. Правительство не могло пойти дальше обвинения и без того порицаемых всеми военачальников и признания некоторых недочетов в подготовке войск, которые непременно будут исправлены в самое ближайшее время усилиями военных властей.

Но подобная интерпретация событий прошедшей войны, конечно, устраивала не всех. Следует отметить, что гибель флота и обнаружившаяся общая несостоятельность империи перед лицом противника, «лишь недавно вставшего на путь цивилизованных народов», вызвали повышенный интерес к состоянию вооруженных сил со стороны гражданской, «общей» прессы^[22]. Однако уровень дискуссии на страницах этих изданий не устраивал военных, традиционно по меньшей мере с недоверием относящихся к попыткам штатских выступать в качестве экспертов по военным вопросам^[23].

Таким образом, после заключения Портсмутского мира часть офицерства испытывала потребность в свободном публичном обсуждении итогов минувшей войны, которая не могла быть удовлетворена на страницах существовавших органов военной печати, в той или иной мере зависевших от военной администрации. В.А. Березовский, редактор-издатель единственного к тому моменту частного и коммерчески успешного органа военной печати – журнала «Разведчик», в свое время потратил слишком много усилий на то, чтобы убедить недоверчивую администрацию в полезности и благонадежности своего издания. Он был не готов поставить под удар свое успешное предприятие, выказывая излишнюю независимость суждений и тем самым рискуя потерять с трудом завоеванную благосклонность министерства^[24]. Не могла соответствовать предъявляемым требованиям и гражданская печать, хотя и более независимая, но для профессиональных военных имевшая слишком мало авторитета в том, что касалось вооруженных сил.

В этих условиях, в конце 1905 г., с возращением c театра войны на Дальнем Востоке участников боевых действий, в установившейся атмосфере политической неопределенности и ожиданий основополагающих реформ, в Петербурге группой офицеров была основана первая в России «частная, независимая военно-общественная газета “Военный голос”». При всех прочих предпосылках появление этого полностью легального органа было бы все равно невозможно без изменений в законодательстве о печати, внесенных императорским указом от 24 ноября 1905 г. «Временными правилами» 24 ноября окончательно упразднялась предварительная цензура, а главное – запрещалось внесудебное преследование периодической печати, что положило начало настоящему газетному буму. К хору различных «голосов» прибавился и «Военный голос».

Газета начала выходить с 1 января 1906 г. В редакционной статье, помещенной в первом номере «Военного голоса», была отчетливо отражена «программа» издания: «Чтобы голос армии и флота был услышан, основывается наша газета. Не останавливаясь на частностях, редакция “Военного голоса” теперь же считает нужным заявить, что она будет стремиться к согласованию предстоящих военных реформ с возвещенными Высочайшим Манифестом 17 октября 1905 года “незыблемыми” принципами нового государственного устройства России», поскольку «Было бы пагубным заблуждением думать, что это великое ответственное дело (реформирование вооруженных сил. – А. Ф.) может быть совершено теми же приемами, теми же путями и средствами, которыми оно вершилось до сих пор и которые привели наши военные силы к Мукдену и Цусиме с одной стороны, к Владивостоку, Кронштадту, Севастополю – с другой»^[25].

Как видим, в первом же материале новой военной газеты было сделано значимое политическое заявление. По мнению редакции «Военного голоса», успешные реформы в армии были возможны только при условии перестроения всей государственной жизни России на «новых (следует понимать, конституционных. – А. Ф