Утро раннее, летнее… но прохладное. Когда лежишь на лапнике посреди небольшого и редкого, насквозь продуваемого леска, последнее обстоятельство особенно неприятно, а уж вкупе с выпавшей росой – так и вовсе становится грустно. Хлопок! Над лесом взметнулся ослепительно-белый огненный шар, хорошо заметный даже днем. Этакий вариант сигнальной ракеты, не требующий наличия ракетницы и зарядов к ней. Вместо нее – боец-стихийник… уровнем не ниже воя.
– Эй, малахольный! Время вышло, урок окончен, – звонкий девчоночий голос разнесся по перелеску.
Ага-ага. Так я и повелся. Можно подумать, что это не вам вчера утром тренер зачитывал условия «игры». Урок будет окончен только в тот момент, когда я коснусь ворот поместья… или когда меня спеленают противники. Вот если бы этот огнешар запустил Владимир Александрович… Эх, но выбираться все одно надо. Время пряток почти вышло, и я ни на секунду не сомневаюсь, что скоро в ход пойдут объемные поисковые техники, что в исполнении таких пироманов, как обе мои кузины и кузен, означает одно: искать и пеленать они меня будут огненным же «неводом». Все никак не наиграются с поддавшейся им наконец стихией… А значит, легкие ожоги, как и быстрое обнаружение, гарантированы.
Осторожно выкапываюсь из кучи лапника, в которой устроился всего пару часов назад для короткого отдыха, прислушиваюсь, чуть тронув Эфир, и, убедившись, что в радиусе сотни метров нет ни одного человека, ме-эдленно начинаю отползать в сторону небольшого оврага. По его дну протекает мелкий, но очень звонкий ручей, и он замечательно скроет мое передвижение, когда я окажусь на открытой местности.
Полчаса ползком на пузе по дну ручья, и… я оказываюсь у самых ворот поместья. Аккуратно выглядываю из той небольшой канавы, в которую превратилось русло ручья, и замечаю мнущегося у ворот братца. Можно было бы воспользоваться кое-чем из моего «эфирного» арсенала, но… Лешка расположился аккурат под артефактами системы наблюдения, а отец в своих «записях» настоятельно не советовал «светить» технику… до совершеннолетия. Что ж, придется действовать более, хм, естественно.
Не дожидаясь, пока стороживший подходы к воротам брат обернется, накидываю ему на шею воздушную удавку. Вот так, опыта у Алексея маловато, да и одновременно держать защиту и «ощупывать» пространство вокруг он пока не может. А ручей очень неплохо укрыл меня от внимания этого любителя огня. Говорил же Владимир Александрович, не надо сосредотачиваться только на одной стихии. Так ведь нет, «мы, Громовы, прирожденные огневики…». Выпендрежники… ну да-да, завидую. Мне-то ни Пламени, ни Тверди не видать, способностей «не хватат». А, чего уж теперь…
Ха, вот и результат. Лешка прожигает меня взглядом, но не дергается. Знает братик, что такое воздушная удавка… подношу руку к створке ворот… на миг чувства взвывают от близкой опасности… поздно. Обжигающий жар развернувшегося полотнища огня отшвыривает меня в сторону. Боль ожогов, сначала вроде бы несильная, уже через секунду превращается в нечто совершенно нестерпимое… Зубы скрежещут, стирая и обкалывая эмаль, а чудом не пострадавшие от жара глаза начинают слезиться. Сквозь отдающую алым муть все-таки замечаю довольную ухмылку брата…
Артефакт. Грязно играют р-родственички. Ну ничего, потягаемся еще. Бросаю на Алексея короткий взгляд, и так и не сброшенная, но изрядно ослабленная воздушная удавка вновь наливается силой. Брат шатается. Отлипаю от асфальта и поднимаюсь на ноги, под потрескивание обугленной ткани и… кажется, кожи. Старательно не глядя на собственное дрожащее от боли тело, медленно подхожу к Алексею. Губы раздвигаются с явно ощутимым треском, и рот наполняется кровью. Кажется, все еще хуже, чем я думал…
– Снимай защиту с ворот. – Брат отшатывается от моего сипа и бледнеет. Продолжаю наступать, сильнее сжимая удавку и чувствуя, что еще немного – и сознание окончательно меня покинет. Слишком сильная боль… слишком. – Быстро… бр-рат.
Не успеваю. Сзади раздается топот. Это сестренки бегут на помощь. К сожалению, не мне. В этом я успеваю увериться, когда спину перечеркивает-обжигает удар огненного хлыста.
– А ну прекрати, кретин мелкий! – Доносится до меня крик одной из близняшек, и это последнее, что я успеваю. А потом вокруг становится темно… и я падаю в блаженное беспамятство.
– Вы что, совсем оборзели?! – Моложавый, подтянутый мужчина в легком тренировочном костюме окинул яростным взглядом мнущуюся в центре комнаты компанию из юноши и двух девушек лет шестнадцати-семнадцати на вид. – Кто вам, соплякам, позволил лезть в оружейку, и самое главное, как вы додумались использовать на тренировке боевой артефакт класса «крепость»? И против кого? Собственного брата!
– Может, не стоит так наседать на молодежь, Владимир? – Возникший на пороге, импозантный в своем темно-бордовом костюме-тройке худощавый седовласый старик замысловато крутанул в воздухе тростью красного дерева. – В конце концов, ничего непоправимого не произошло, не так ли? Парень жив, лекари гарантируют, что все ожоги будут сведены за неделю… да и ребятки наверняка уже поняли, что перестарались… Ведь поняли же?
Ответом остро глянувшему на «ребяток» старику были энергичные кивки и полные такого раскаяния взгляды, что, заметив их, Владимир скривился. Как же… поняли они. Впрочем, старик, казалось, был удовлетворен этим показным осознанием вины, так что тему можно считать закрытой.
Спустя два часа, после доклада владельцу имения и присутствия на коротком «официально-домашнем» обеде, тренер стоял в медицинском блоке у окна небольшого бокса, где в просторной ванне, заполненной даже на вид противной жижей, плавало опутанное многочисленными датчиками тело находящегося без сознания паренька. А вокруг мерно пикали на разные голоса с полдюжины медартефактов.
– Бежать тебе отсюда надо, Кирилл. Долго ты таким «тренажером» не проработаешь. Если сестры с братом не дожмут, так старшие сожрут, – тихо, почти неслышно вздохнул тренер, отворачиваясь от окна.
Отвернулся и не увидел, как по болтающемуся в жиже телу прошлась судорога, взбаламутив ленивую субстанцию. Медартефакты в боксе словно взбесились и умолкли… чтобы через секунду вновь начать мерно попискивать и перемигиваться многочисленными рунами, словно ничего не произошло. Метнувшийся от стола целитель метеором пролетел мимо моментально похолодевшего тренера и, распахнув дверь в бокс, замер на пороге.
– Что? – Владимир тряхнул медика за плечо, но тот ловко сбросил ладонь и устремился к пациенту. Короткий осмотр артефактов, легкое возмущение в Эфире от скользнувшей по телу мальчишки диагностической сетки… и недоуменное лицо медика, повернувшегося к тренеру.
– Очевидно, сбой в оборудовании… может, энергетический скачок? – промямлил целитель. – Но… сейчас все в порядке.
– А если не скачок? – прищурился тренер. В ответ медик скривился.
– Тогда наш пациент на секундочку умер и воскрес… – фыркнул он. – А это, как мы знаем, совершенно невозможно.
– Ну да, ну да… – покивал Владимир. – Невозможно, конечно.
Вот только тренер, а по совместительству начальник службы безопасности рода Громовых, точно знал, что невозможным являются как раз скачки энергии в медблоке. Тройная система защиты, бессчетное количество стабилизирующих элементов… все-таки питание медицинской части висит на той же ветке, что и системы безопасности поместья, а значит… Демоны его знает, что это значит, но точно не всплеск энергии.
– Владимир Александрович, вас Ирина Михайловна искала. Просила зайти, – возникший рядом боец протянул командиру записку, прочитав которую, тот невозмутимо кивнул и, жестом отпустив подчиненного, направился к выходу из медблока. Когда приказывает хозяйка дома, а по совместительству супруга наследника рода, тянуть не стоит. Чревато, знаете ли…
– Володя, что произошло сегодня утром, и почему Кирилл не был на обеде? – Холеная женщина с властным взглядом и совершенными формами мягко повела рукой, указывая вошедшему в ее кабинет начальнику охраны на кресло. Сама она расположилась на диване, по другую сторону от низкого столика.
– Утром… произошел непредвиденный инцидент, – устроившись в предложенном кресле, проговорил Владимир. – Дети решили обойти условия поставленной им на тренировке задачи несколько… хм-м… рискованным способом. Для чего ими была взломана оружейная, кстати, неизвестным нам пока способом, поскольку нарушения рунных цепей, как и несанкционированного допуска вообще, зафиксировано не было…
Тут Владимир заметил, как его собеседница вдруг стрельнула глазами куда-то в сторону и почти незаметно облизала губы… Вот так. Не было взлома. Добрая мамочка дала детишкам доступ ко взрослым игрушкам. Начальник службы безопасности вздрогнул, вспомнив, какие еще боевые артефакты хранились в оружейке. Хорошо, что дети взяли только защитный комплекс. Выбери они что-нибудь иное, скажем, штурмовой «Центавр», – и от поместья могли бы остаться одни обугленные руины…
Справившись с собой, Владимир продолжил доклад, а заметив, как облегченно вздохнула Ирина Михайловна, выслушав всю историю до конца, не поленился тронуть Эфир… И вынужден был в очередной раз признать, что боярские роды, бывшие опорой страны, вырождаются точно по примеру княжеских фамилий… Противно. Особенно когда понимаешь, что в душе этой красивой и умной женщины и в помине нет беспокойства о жизни родного племянника, едва не убитого ее детьми. Только облегчение от того, что глава рода закрыл глаза на случившееся… в очередной раз. И где же знаменитая поддержка рода, о которой так пафосно говорится в присяге? Где это «единым кулаком», и где эта «всемерная поддержка»? Грустно…
Открыть глаза… и быстро их закрыть, защищая от режущего и слепящего света. Хм. Кажется, я не так уж и мертв? Однако. Даже не знаю, как к этому относиться… зажрался? Да нет. С моим диагнозом мне жить оставалось хрен да нисколько. Каждый день мог стать последним. Так какой смысл в том, чтобы пережить тот идиотский бой и браво загнуться по давнему «приговору» врачей? Хотя, конечно, вляпался я с Десяткой знатно. Ну, должен же был понять, что меня специально отжимают на балкон под выстрел. Ан нет, возомнил себя самым умным – вот и поплатился… А потом… Да, еще этот идиотский разговор, что привиделся мне после… хм, после смерти? Задание… учеба… Перун этот среброусый… Мрак. Хотя учеба – это неплохо, да… Совсем неплохо…
– Кирилл, ты меня слышишь? – Раздавшийся рядом глубокий баритон отчего-то заставил мое тело дернуться, и я тут же почувствовал, как зазудела кожа… Что-то подобное было со мной, когда я валялся в госпитале с ожогами. Оч-чень похожее ощущение. Только непонятно, с чего это я так отреагировал на имя какого-то Кирилла, если меня при рождении Романом назвали?
Вот опять… Ладно, посмотрим, что это тут такое творится. Открываю глаза… очень осторожно открываю: все-таки недавний опыт сказывается.
– Гх-хде я… – сиплый голос, почти хрип. Но не такой, как бывает от слабости или долгого молчания… Странно. Вроде бы с горлом у меня было все в порядке. Меня били? Зачем?
– Ты в медблоке поместья Беседы. Кирилл, посмотри на меня. – Человек, стоящий у изголовья моей кровати, водит растопыренными пальцами перед моим лицом. Хочу поправить его, но… в этот момент по телу проходит волна тепла, и желание говорить пропадает. Уж больно знакомое ощущение. Бывало у меня такое в присутствии людей, обладающих способностями, схожими с моими. И как правило, они относились к госструктурам… что в принципе неудивительно, учитывая, что большую их часть я сам и учил. А значит, значит, лучше пока промолчать… и осмотреться. Может быть, даже к лучшему, если меня принимают за другого.
Я присмотрелся к человеку, что продолжал совершать какие-то пассы над моим телом.
– Ну вот, другое дело… – Круглое лицо, украшенное седыми распушенными усами, почему-то тут же отозвавшимися в памяти определением: «кошачьи», – умные темные глаза за стеклами… пенсне? Однако. Характерная сеточка морщин, разбегающихся от внешних уголков глаз… Про таких людей обычно говорят, что они много улыбаются. Может быть, может быть. Лицо у моего визитера весьма располагающее, как у многих докторов, кстати сказать. Почему я решил, что мой собеседник – врач? А кем еще он может быть, в своем белоснежном халате и со стетоскопом на шее. Причем стетоскоп из древненьких. Я таких, пожалуй, уж лет двадцать не видел. Хромированная вещица, сразу видно, надежно сделанная, на века, можно сказать.
– Что со мной? – еле слышно прохрипел я.
– Несчастный случай, молодой человек, – чуть помявшись и нахмурившись, проговорил врач.
О как. Интересно, доктор, и почему я вам не верю?
– Я не о том… Что со мной сейчас? – переспрашиваю, избавляя собеседника от дальнейшего вранья.
– А, вот ты о чем! – совсем другим тоном восклицает доктор, и морщинки на его лице разглаживаются. – Тут нам есть чем похвастаться. Уже почти все в порядке. Хотя справиться с твоими ожогами и повреждением позвоночника было еще той задачкой, уж можешь мне поверить, Кирюша. Хорошо еще, что глаза не пострадали. Это вообще чудо. Что же до голоса… скоро он к тебе вернется. Видишь ли, нам пришлось немного повозиться с твоими дыхательными путями. Носоглотка оказалась сильно обожжена, так что пришлось проводить оперативное вмешательство, чтобы ты смог дышать, не тревожа поврежденной слизистой. Через три-четыре дня горло придет в порядок окончательно. Возможны небольшие изменения в тембре, но… думаю, ты не будешь против, если твой голос станет чуть-чуть ниже, а?
Машинально качаю головой, а в висках долбится один-единственный вопрос: откуда? Откуда у меня взялись ожоги, и когда я успел повредить позвоночник? Ну ладно, последнее еще как-никак объяснимо. Вторая пуля попала прямо в грудину. Если сила ее была достаточно велика, могла и позвоночный столб задеть… но ожоги?! Нет, тут явно что-то не так… Пытаюсь собрать из немногочисленных разрозненных кусочков хоть какое-то подобие картинки, но… все напрасно. Мысли разбегаются, веки смыкаются, и я проваливаюсь в сон…
Мне снилось что-то странное. Детство… но не мое. Мальчишка со странными, хотя и частично знакомыми мне способностями, растущий в семье с не менее странными, но куда более мощными, а порой и «горячими», в прямом смысле этого слова, умениями. И относились к нему, скажем прямо, не самым лучшим образом, судя по тому что я видел во сне… А звали паренька, кстати говоря, Кириллом.
Проснувшись, я по старой привычке попытался вспомнить сон во всех подробностях. Своеобразная тренировка, позволяющая сохранить мой стремительно дряхлеющий разум в более или менее рабочем состоянии… Обычная, привычная процедура, только сегодня в ней явно что-то пошло не так.
Стоило мне сосредоточиться на уплывающих в небытие картинках своего бессвязного и, скажем прямо, не очень-то приятного сна, завершившегося почему-то огненной стеной, – как я едва не утонул в сумасшедшем потоке образов. И все равно не справился. Но не «захлебнулся», а просто вырубился.
Сон? Не смешите мои тапочки! Ни одно сновидение не оборачивается целой жизнью, пусть даже такой короткой, какой она оказалась у четырнадцатилетнего мальчишки по имени Кирилл Громов.
Единственное, что наводило на мысли о сне, – был факт наличия в моих видениях магии, в остальном же… все очень подробно и правдоподобно. А уж когда в гости ко мне в бокс начали шастать люди, которых я помнил по тому самому видению, и все они именовали меня исключительно Кириллом… В общем, пришлось принять как данность, что я теперь он самый и есть. Слабый стихийник, родившийся в семье, славящейся своей силой и предпочтением, отдаваемым «огненным» техникам, отпрыск младшего сына главы боярского рода Громовых, не наследующий ничего и могущий рассчитывать лишь на место в так называемых боярских детях или же на службу у государя, чтобы в дальнейшем своим горбом выслужить имение, а значит, и собственное боярское звание…
Только судя по тому, что я видел «во сне», долгая жизнь парню явно не светит. Его скорее добьют двоюродный братец с сестрами-близняшками, тренировки с которыми часто, я бы даже сказал, слишком часто оборачиваются для Кирилла отдыхом в больничной палате. Не то чтобы это было уж очень страшно, учитывая, что переломы здесь вылечивают за пару дней, а поврежденные внутренние органы приводят в порядок за неделю, но периодичность, с которой Кирилл попадал в лапы медиков, удручает и наводит на мысли об очень неприятных перспективах. А уж учитывая последний раз, на котором, собственно, и оборвалась впитанная мною память мальчишки, тенденция вырисовывается просто отвратительная.
Самое же удивительное, что после смерти родителей никто из старших родственников не пожелал взять на себя обязанность по заботе о пареньке. Ни родной дядька-наследник рода с супругой, ни дед, глава того самого рода. Кирилла, словно ненужного щенка, спихнули на прислугу, из свидетельств родства оставив ему лишь обязанность присутствовать на семейных сборищах да учебу и тренировки вместе со старшими сестрами и братом. И если на семейных собраниях Кирилл послушно исполнял роль этакого пажа при супруге наследника рода, выполняя ее просьбы-требования с вышколенностью хорошего слуги, то терпеть подобного пренебрежительного отношения от ее детей он явно не желал и доказывал это на каждом занятии, каждой тренировке. Стремясь обогнать в учебе, на грубую силу противников, способных размазать своего кузена тонким слоем по всему полигону, отвечал хитростью и тщательно скрываемыми «эфирными» техниками, почерпнутыми из так называемых «записей» погибшего отца, И ведь у него получалось, черт возьми… Если бы не подстава с боевым артефактом, отправившая Кирилла на неделю в реанимацию, то и в последний раз он вполне мог выйти победителем из нелепого соревнования, где трое воев забавлялись, а один новик просто не мог отступить, прогнуться… сдаться, в конце концов. Уважаю.
Только если я не схожу с ума и в зеркале, повешенном аккурат напротив моей кровати «заботливыми» руками «заглянувших проведать дорогого братика» кузин, действительно отражается покореженная физиономия Кирилла Громова, значит, сам бывший владелец тела куда-то… ушел?
Стоило задать себе этот вопрос, спустя мгновение пришло понимание: действительно ушел. Куда? Черт его знает, но среброусый обещал, что там будет лучше. И зная историю Кирилла, я не могу его винить. Остается только удивляться, как у мальчишки вообще хватило сил провести пять лет в борьбе с людьми, которые должны были стать ему опорой и подмогой…
Нет, это не пустые слова и не идеализация родственных уз, все куда проще. Каждый член боярского рода, будь он родственником по крови или принятым в боярские дети, присягает на верность роду, а тот дает новообретенному родственнику свою защиту и поддержку. Эдакий вассалитет с освященными веками условиями и обязательствами сторон… Остается удивляться, почему в отношении кровного родственника, да еще несовершеннолетнего, род отказывается исполнять те самые взятые на себя обязательства. А ведь в памяти Кирилла имеется пусть и размытое, но яркое воспоминание о том, как глава рода Громовых принимал под опеку восьмилетнего мальчика… буквально на следующий день после смерти его родителей в автоаварии… Дерьмо какое-то.
Я покосился на зеркало, тут же послушно отразившее мое новое, украшенное рубцами и стяжками лицо, лоснящееся и блестящее… последствия ожогов, однако. Хорошо еще, что здешний доктор клятвенно заверил меня в скором исправлении этого кошмара. Но до тех пор смотреть в зеркало откровенно страшно. Спасибо, дорогие мои кузины с кузнечиком… Ишь, разрезвились… кобылы с жеребцом. Нет, Кирюха, так дальше жить нельзя. Что было, то прошло, но! Вздумают лезть опять – будем учить… жестко, больно, но доходчиво, и главное, качественно! Как и завещал… ну да, ну да, он самый, среброусый такой. Иначе подумать страшно, что они с обычными людьми творить будут, раз уже сейчас родную кровь не пожалели…
О проекте
О подписке