опись

 
в одном из одинаковых кабинетов
где есть окно стол и пара стульев
(один для обитателя кабинета
другой для вошедшего из коридора
неизвестного который не по своей воле
будучи отправлен сюда деликатно
постучав в дверь спросив разрешенья
заходит здоровается и садится
на стул напротив обитателя кабинета
с тем чтобы передать ему бумаги
по истечению времени надеясь
получить переданное обратно
с подписью обитателя кабинета
однако оправдаются ли надежды
не знает а потому молча смотрит
через стол на многочисленные папки
с бумагами на обитателя кабинета
послушно ожидая подписи опасаясь
отказа) ползет замедленное время
побледневшие жужжат лампы
сидит посреди его обитатель
разглядывает себя напротив
 

натюрморт с фигурой

 
подобно объекту на ковре перед послами гольбейна
фигура расположенная по центру ровно посередине
небольшого участка земли засыпанного вероятно
палой листвой снегом каким-то мусором и судя
по всему испортившейся пищей несколько размыта
искажена если смотреть прямо и способна
 
 
преобразиться в фигуру обрести осязаемую форму
вылупиться из фона исключительно при плавном
перемещении объектива справа налево или слева
направо изображена как нечто инородное даже
искусственно выращенное посреди небольшого
участка земли сплошь засыпанного снегом каким-то
 
 
мусором и палой листвой оттого вероятно прежде
приобретшего разноцветную структуру как нечто
подобно черепу на ковре перед послами гольбейна
лишнее но не противоречащее изображению в целом
своим присутствием поскольку вероятно не предполагает
вмешательства но призвана дополнять оное и вместе
 
 
с тем создавать контраст как нечто оттого вероятно
не могущее оставаться незамеченным лежит посередине
ничком раскинув конечности упакованная в одежду
застегнутая на восемь пуговиц с всклокоченными волосами
в истоптанной обуви вцепившись ногтями в землю
посреди участка в листве лежит лица не поднимая
 

пейзаж с фигурой

 
и опять происходит практически то же самое
из распухшей воронки впопыхах густую скользкую
землю ртом разверстым собирая нелепое движется
дабы напитать желудок высосать влагу ползает
в густой грязи подобно губке впитывая в себя вязкое
 
 
вещество после несомое сплюснутым телом которое
пузырем надуваясь не способно замечать трение
кожи о поверхность оттерпев посреди безлюдного
места весь отведенный ему отрезок настоящего
теперь пресыщенное иного исхода не предчувствует
 
 
кроме смирения и следует вдоль мелом начертанной
линии утыкаясь взглядом истощенным в размякшие
силуэты деревьев меж собой слившихся одинаковых
прямоугольных домов прямоходящих зверей сжатые
от холода челюсти рассматривая их внимательно
 
 
не то изучая причины со следствиями не то исследуя
структуру движения либо измеряя здесь непрерывную
продолжительность очередного кадра внутри которого
в сущности ничего осязаемого нет но есть утомительное
нагромождение фраз лишенных всякого содержания
 

схевенинген

 
вблизи воды перемешанной с ветром на вязком
песке следы многочисленны видно где прежде
вчерашним вечером ночью или сегодняшним
утром чая не забыть обратный путь
чредились вдоль отражающей глади сливаясь
в рисунок длясь по касательной знакоподобны
в глуши разбросаны всюду предупреждением
прочим если кто решит сюда зайти
 
 
в туман густой вознамерившись выбраться скопом
глотая выспрь набухающий воздух сплотняя
остатки сплюснутых капель сцеженной сырости
мысля выйти извлекать из мглы себя
вблизи воды где осколки собачьего лая
и вопли птиц проступают сквозь бледную простынь
тумана скомканным всхлипом в пар перемолоты
волн о берег чередой несомых вспять
 
 
пока вдали от безликого города разве
артиклем что примечателен парой полотен
и морем около края видно вдоль берега
тех кто бродит по песку размыт дождем
а здесь внутри прорастающих в кожу молочно
густых паров различимы извилины пирса
но кроме этого пустошь где ослепленные
вьются формы наугад летящих птиц
 

во тьме семян животны скрыты

 
животны скрыты которы зерна смертных
ростки живые укромна сумма клеток
из них вздыхают червочеловеки
 
 
животны рыщут носами роют землю
а в землю скрыты другие кто избавлен
кто может больше ничего не делать
 
 
семян обрубки остатки рыхлых плевел
находят оны но там другие скрыты
пусты нелепы разновидны кости
 
 
сейчас и после из фона выникая
что им потребно исходят между прочим
спокойным вздохом или изреченьем
 
 
животны смотрят и видят предыдущих
спокойно смотрят сплошные горсти массы
нелепы разновидны роют рыщут
 
 
в простенке слышно стучат облезлы стрелки
повсюду видно идут по половице
расплывчатые точки насекомых
 
 
а в землю скрыты иные кто не видит
к кому потребно спокойно обратившись
исконное понять предупрежденье
 
 
пока животны вздыхают роют землю
приходит утро потом приходит вечер
потом проходит утро день и вечер
 

рассуждение о доме

 
взаимопроникающи цилиндры слитые
решетками вбирающи потоки воздуха
на пустыре где некогда срезано было
между соседних и разрушено здание
по спаянным окружностям восьмерки сотами
прозрачны шестигранники иные спрятаны
за белизной надтреснутой слажены чуять
сквозь крестовины освещение местности
 
 
внизу нагромождение проходов комнаток
свидетельств обитания вверху по лестнице
второй этаж с гостиной и каменной спальней
где постаменты в половицу врастающи
на третьем полукруглое пространство светлое
ничем не оскверненное ни сном ни мебелью
взойдя сюда над утварью всякой поднявшись
от тела к мыслям обращаясь бездействуешь
 
 
окружностью стесненные ища укромного
местечка где б изъять никто не мог спокойствие
по этажам расходятся в пол прорастая
вблизи решеток с шевелящимся воздухом
медлительны усталые зрачки у каждого
медлительно конечностей у них движение
из них никто не чувствует более срока
сливаясь с домом испаряясь из памяти
 

метафора пчелы

 
чтобы застыть неподвижно в воздухе
пчеле необходимо изо всех сил
махать крылышками и тогда однажды
 
 
она застынет опровергнув существование
движения вероятность бегства из одной
точки в другую ибо лишенное вовсе
 
 
движения время более не следует
никуда неспособное ни на что влиять
так пожалуй возможно не исчезнуть
 

шесть важных пейзажей

wearing square hats

wallace stevens

 
постепенно поднимаясь по ступенькам
под весом многим покосившимся тех кто прежде
считал их десятками и сотнями куда
порой стремясь многие искушенные ростом
собора чая разглядеть оттуда
город что невзрачным вблизи пожалуй кажется
послушно идут к намеченной вершине
достигнув ступеньку пятьсот девятую
вдруг славящих плодородие наверху образы
на стене начерканных встретят там трех букв
 
 
ежедневно из-под тени от столовой
горы под солнце выбирается расставляет
на маленькой улочке у площади столы
коробки и ветхие извлекает из оных
наружу книги чтобы понемногу
всюду по столам разложить но после каждые
пятнадцать минут сменяет их другими
а те убирает и аккуратно их
в коробках располагая пыль протерев прежде чем
в темноте покинуть свой после пяти пост
 
 
это место называли дымной бухтой
когда прибывши обнаружили поселенцы
что всюду исходит почернелая земля
среди камней пятнами уплотненного дыма
расширив поры надувая ноздри
после возвели на земле пропахшей сыростью
постройки дороги площади причалы
склады для припасов лишив исконного
значения заселенную пустоту разве что
сохранив название но исчерпав дым
 
 
прихотлива паутина переходов
в утробе темной многоглазого небоскреба
стоит муравейником который над витым
колонн промеж кованых лабиринтом
где рядом театр карреньо беллас артес
в гулких уголках закоулках там проводят дни
и ночи они лишенные жилища
на грязных подстилках лежат оставлены
под многими этажами заполонив выходы
притаясь на корточках молча сидят ждут
 
 
нависая над разломами каньона
скелет подъемника разрушенного у края
над бездной изогнутой оставленный стоять
стремит ко дну щупальца указующе между
утесов рваных к красной колорадо
ибо в глубине говорят пещера полная
отходов была ценнейших но добраться
к запасам заветным тогда не смог никто
над вспоротым и пустынным теперь плато высится
на кривых конечностях сплюснут стальной горб
 
 
ранним утром по безлюдной сан витале
вблизи сплошного терракотового фасада
по плоским булыжникам задумчиво везет
перед собой старое инвалидное кресло
вцепившись крепко в ручки опираясь
дабы самому не упасть слегка седеющий
мужчина в очках в потрепанном костюме
и шляпе а в кресле сидит бездвижная
разбитая вероятно параличом девушка
с широко распахнутым наискосок ртом
 

эпитафия

 
день за днем бродили толпы каждый слеп и безъязык
но внимательна к деталям среди них стояла вещь
 
 
повседневности чураясь обихода сторонясь
достоверностью распада увлекаясь длился год
 
 
тонки пористы пластины под ступнями ходуном
в тяжких судорогах корчась в толщу пепла погрузясь
 
 
ради дольнего смиренья и привычной доли для
наблюдала за вращением всего согбенна вещь
 
 
по истоптанной брусчатке по искрошенной земле
день за днем бродили толпы каждый глух и безымян
 
 
на развалинах громоздких на руинах на камнях
вещь спокойно умирала неодушевленная
 

статус кво

 
начнет по кромке ходить и слушать
зря между делом на ветхи вещи
ибо так гвалт посередь померкнув
примется выть проникнув сквозь ухо
 
 
нынче ворчит шум роняя челюсть
и испещренна умами бродит
мысль скребя почву боле не в силах
истощив мышцы иным перечить
 

гимн ацтекскому камню

dormí sueños de pierda que no sueña

o. paz

 
незримых камней густота руины
незрячих глазниц на лице скуластом
пейзажа куда совокупность в крошку
истертых ведет разномастных лестниц
зияющи рты испещренны зубы
вращают вотще часовую стрелку
померкнувшу пыль исторгая разве
над глухонемым основаньем медля
 
 
пророс сквозь стекло письменами сытый
собой просверлив корневище крика
чтоб развоплотясь не изведав меры
божеств обрести прихотливый образ
метафоры в центр заплетенной круга
несомый к краям на усталых спинах
сумм всех величин продолжатель формы
очнувшись среди по-над ветром пляски
 
 
прогорклых пустот окаймленных капсул
запаянных впредь ибо так в дальнейшем
удобнее им сохранить структуру
материи суть из лучей назревшей
сменяемых солнц на плите округлой
где то ли землей то ли сном исторгнут
пробивши базальт орлорукий грозный
язык изогнув возгнещенный жаждой
 
 
четырежды был истреблен порядок
вещей дабы всех принесенных в жертву
стихиям скормить после ягуарам
иных превратив в обезьян а прочих
утопленных в рыб но теперь под пятым
светилом живым и голодным снова
на каменный диск нанесен последний
вращается век прерываясь ночью
 
 
по собственному продолжая следу
везти колесо и подспудно корчась
в усмешке живет истязаем светом
воссозданный род на пустых озерах
на зыбком сукне насыпая сушу
в охапку собрав сочлененья мифа
вспоенного для постоянства ибо
горсть знаков тогда не прервется видеть
 
 
взращенные из затвердевшей магмы
змеиной слюны дождевого сгустка
в расселинах где под присмотром круглой
венеры едва в глинобитных скрывшись
жилищах в траве в многотелом пепле
измученные шевеля губами
приникнув к земле изучая запах
точили ножи и менялись кожей
 
 
оставлен тогда вдалеке двугорбый
с проспектом прямым поперек с пустыми
домами по двум сторонам безлюдный
зажатый стоял меж горами город
увидев его размозженный череп
фундаментов вдоль перебиты кости
священным его нарекли принявши
останки жилищ за гробницы древни
 
 
вращается круг ископаем после
освоенного с непривычки века
чешуйчатых лап позвонки сверлящих