Светлой памяти Хаима и Сивого посвящается.

Так будут последние первыми, а первые последними.

Если вам нужен образ будущего, вообразите сапог, топчущий лицо человека. Джордж Оруэл

1 Откройте, это СС!

Вначале раздался стук в дверь. Не звонок, а именно стук. Они всегда стучат по двери прикладом, когда хотят показать силу. А в Особом Районе они неизменно следуют этой мерзкой традиции. Поэтому неграждане никогда не стучатся в двери. Никогда. Ни сдуру, ни спьяну, ни в шутку. Потому что знают – если в дверь постучались, значит, на пороге стоят Миротворцы.

А они не заявляются просто так. Патруль может приехать, если на дворе глубокая ночь, а в квартире – шумная пьянка. Но когда всё тихо, дети спят, а по двери колотят прикладами, значит, случилось самое страшное. Это пришли ювеналы, или, как говорили местные, – эсэсовцы.

Кто их так назвал в первый раз, неизвестно. Жители Особого Района не изучали историю древних войн и понятия не имели, что творили эсэсовцы на этих равнинах сто сорок лет назад. Местные всё объясняли просто: Социальная Служба, сокращённо – СС. Их прихода неграждане боялись больше всего. Все знали: откупиться от них невозможно, судиться – бесполезно. И самое страшное, что рано или поздно эсэсовцы всегда забирали то, что хотели.

Услышав стук, можно попробовать не открывать дверь. Но ничего хорошего из этого не выйдет. На неё надежды нет. В Особом Районе запрещено менять двери. Можно ставить любые замки, а вот дверь должна быть стандартной, из хлипкой пластмассы. Такая выбивается с одного хорошего удара. По закону эсэсовцам надо открывать сразу, или двери попросту высадят. А это уже сопротивление Миротворцам, находящимся при исполнении служебных обязанностей. Тяжкое преступление, серьёзная статья.

Пока два Миротворца били по двери прикладами, на грязной лестничной площадке раздавались женские голоса:

– Осмотр проводят: социальный работник Анна Новак, удостоверение СС № 3195… – произнесла, глядя в коптер с видеокамерой, изжёлта-бледная женщина с радужной чёлкой. Она была одета в чёрный форменный пиджак, на лацканах которого красовалась вышитая золотом оскаленная собачья голова с двумя перекрещенными мётлами и аббревиатурой СС.

– …а также эксперт Министерства здравоохранения Елена Димитрова, удостоверение МЗ № 4237, – проговорила вслед за ней ярко накрашенная миловидная блондинка. Камера, тихо жужжа, быстро разворачивалась в воздухе, не упуская из своего автоматического объектива того, кто говорил.

– …и представитель наблюдательного общественного комитета «Радужная Заря» Мария Рэйкер.

Полная женщина повернулась к зависшей в воздухе камере и мило улыбнулась.

– Силовую поддержку обеспечивают Миротворцы Девятого спецполка, номера жетонов: 782472 и 781569, – низким голосом доложил Миротворец, и камера задержалась на нём пару секунд.

– Что случилось? – наконец раздался испуганный мужской голос из-за двери. Соцработник повернулась к дверям и начала громко проговаривать слова, давно заученные наизусть:

– Во исполнение Закона о защите прав и здоровья ребёнка… в рамках комплекса мероприятий по мониторингу потенциально неблагополучных семей… – её голос звучал отстранённо и холодно. – …а также борьбы с насилием в отношении детей… Поступила информация о возможном нарушении действующего законодательства. В отношении вашей семьи было принято постановление за номером 42.24.09.2082, на основании которого мы имеем право произвести осмотр жилища… – и устало добавила:

– Откроете по-хорошему или будете сопротивление оказывать?

Изнутри послышался детский плач. Наконец, дверь приоткрылась, и оттуда показалось лицо мужчины средних лет с испуганными глазами.

– Слышь, ты, Несогласный! Открывай давай! – гаркнул Миротворец и надавил на дверь. Но она лишь слегка приоткрылась, дверная цепочка не давала распахнуть её настежь.

– Ты чё, хочешь нам проблем подкинуть? Сам откроешь или тебя отпинать как следует? Мы разомнёмся, а ты сядешь лет на семь, по 213 статье, – угрожающе прорычал Миротворец.

– Не хлопай глазами, придурок! Тебе решать, как всё пройдет. Мы-то можем по-любому! И по-хорошему, и по-крутому, – гаркнул второй, картинно снимая с плеча укороченный автомат.

– Я открываю, открываю… – испуганно заговорил мужчина и, скинув цепочку, отошёл от двери. Он был одет в тёмно-серую футболку с эмблемой «Объединённых электросетей», рабочие башмаки и синий комбинезон с жёлтым крестом на груди.

На вид ему было лет тридцать, но его лицо уже подёрнулось мелкими морщинами. Начавшие седеть волосы были коротко пострижены. Мешки под глазами, обветренное лицо и мозолистые руки говорили о том, что свой хлеб он добывал тяжёлым трудом. С обеих сторон к нему жались две худенькие девочки, на вид девяти и шести лет от роду, в простеньких платьицах, с длинными косичками и полными ужаса глазами.

По-хозяйски войдя в квартиру, женщины начали осмотр.

– Хочу отметить для электронного протокола: отдельные комнаты для детей – отсутствуют, – следуя за камерой в детскую, равнодушно произнесла соцработница. – Сертифицированных игрушек нет, дети играют вышедшим из строя утюгом, небезопасным посторонним предметом.

Увидев каменные лица Миротворцев, скрытые под форменными чёрными очками, младшая девочка ещё крепче прижалась к Папе и снова заплакала. Улыбнувшись, эксперт из минздрава тотчас же громко продиктовала:

– Ребёнок психологически травмирован и находится на грани нервного срыва. Очевидно применение физического и эмоционального насилия. Крупный план, живо! – скомандовала она, щелкнув пальцами. Мгновенно отреагировав на щелчок, камера быстро развернулась в воздухе и уставилась прямо в детское лицо. Девочка отшатнулась и прижалась к Папе ещё сильнее.

– Так, ну-ка, деточка, покажи мне ручку! – воскликнула медэксперт, показывая на маленький синяк. – Для протокола!.. – радостно взвизгнула она. – На младшей дочери обнаружены следы побоев.

– Какие побои? Вы что… Она просто упала случайно! – пытался возразить Папа.

– А вы не переживайте, суд во всём разберётся! – ухмыльнулась соцработница.

– Покажите медицинские карты ваших детей, – скомандовала медэксперт.

Отец молча протянул ей две пластиковые карточки, похожие на старинные кредитки. Проведя по ним сканером, медэксперт констатировала всё тем же казённым голосом:

– Для протокола: надлежащие прививки не сделаны, чипирование не произведено.

Она посмотрела на мужчину в упор и спросила, пытаясь изобразить участие:

– Почему не заботитесь о безопасности собственных детей? Вы ведь прекрасно знаете, что добровольное чипирование сокращает риск похищения почти до нуля.

– По религиозным причинам, – ответил тот, глядя в пол.

– Замечательно! – радостно отозвалась та.

– Семья социально неблагополучная, – продолжала сыпать сухими фразами соцработница. – С учётом наличия двух детей, доходы – ниже прожиточного минимума. Фрукты – просроченные. Мясные продукты – отсутствуют, – сказала она, брезгливо закрывая старенький холодильник.

– Почему не пользуетесь Федеративной продовольственной программой? – спросила наблюдательница из «Радужной Зари».

– Вы же прекрасно знаете, там сплошные ГМО… – тихо ответил Папа.

– Родина о ваших детях заботится, а вы, значит, государственным службам не доверяете? Понятно! – ухмыльнулась та.

– Для протокола!.. – громко произнесла соцработница, жестом направляя камеру на детей. – Дети физически истощены. Питание не соответствует установленным стандартам, программа продовольственной помощи игнорируется вследствие религиозных заблуждений. Надлежащий уход за детьми – не осуществляется. Ремонт в квартире – отсутствует, место отдыха и обучения не организовано.

Она брезгливо поджала губы и подытожила холодным тоном:

– По моему мнению, очевидна необходимость защитить детей от жестокого обращения. Что скажет экспертиза?

Медэксперт тотчас же отозвалась казённой, заранее заготовленной фразой:

– Дальнейшее пребывание в семье угрожает жизни и здоровью ребёнка.

– Осмотр окончен, – удовлетворённо выдохнула соцработница. – Органы опеки забирают детей, до окончательного решения Ювенальной комиссии. Вы имеете право обжаловать наши действия в установленном законом порядке, в прокуратуре и суде. Срок подачи искового заявления 10 рабочих дней с момента изъятия…

– Да что вы такое говорите! Что им здесь угрожает! – перебил их Папа, стараясь как можно крепче обнять своих дочерей.

– Руки убрал, козёл! – гаркнул Миротворец, грубо хватая младшую дочь за руку.

– Отпустите нас, мы никуда не пойдём! – закричали девочки, вцепившись в Папу и заливаясь слезами. Отец судорожно обхватил детей руками, пытаясь хоть как-то их защитить.

– Ну, держись, дебил! Сам напросился! – пробормотал Миротворец и, размахнувшись, со всей силы ударил Папу в живот.

Детский плач тотчас же перешёл в крик ужаса. Отец упал на пол, и оба Миротворца принялись методично избивать его ногами, пока соцработница и медэксперт оттаскивали от него девочек, волоча их по полу. Через несколько секунд мужчина перестал дёргаться и замер, потеряв сознание.

– Мы пойдём! Пойдём, куда скажете! Только не бейте Папу! Не бейте! Пожалуйста! – страшно кричала старшая дочь, сидя на полу и подняв руки. Младшая просто жалобно выла, как раненый зверёк, часто моргая мокрыми от слёз глазами.

Миротворцы взглянули на медэксперта, та кивнула головой, и они отошли от лежащего на полу тела.

– Факт сопротивления зафиксирован? – тяжело дыша, спросил один из Миротворцев.

– А как же! Всё снято! – отрапортовала наблюдательница.

– Отлично! Меньше будет апелляций, – удовлетворённо выдохнула соцработница и добавила:

– Камеру выключай. И так всё ясно.

– Так, девочки, собирайтесь, поедете с нами, – скомандовала медэксперт и взглядом отправила наблюдательницу и Миротворцев собирать детские вещи. Когда те ушли в детскую, обе женщины вышли на кухню и, достав тоненькие сигареты, закурили, стряхивая пепел в стоящее на столе блюдце.

– Давай заберём младшую, – задумчиво протянула соцработница. – Во-первых, на ней синяк. А во-вторых, на записи она рыдает, не переставая. Снимем побои, третий параграф, физическое и эмоциональное насилие. Железно! На апелляции ни один адвокат не подкопается.

– Слушай, ты можешь о чём-то другом думать, кроме инструкций, апелляшек и прочей мутоты? – фыркнула в ответ медэксперт. – Это же Несогласные! Фанатики полоумные! От дармовой жратвы отказываются.

– Не скажи… Это тебе не наркоманы! Эти уроды грамотные – точно заяву накатают. А случись что – отвечать мне, а не тебе!

– Случись что, половина денег тебе, а нам – что останется! – тактично напомнила медэксперт.

– Я знаю, – мило улыбнулась представительница соцзащиты.

– Может, тогда возьмём обеих, и дело с концом? – предложила блондинка.

– Нельзя! – возразила соцработница. – Мы в этом месяце и так план перевыполнили. Здесь нам надо забрать только одну. Синяк на младшей, значит, забираем её…

– Святой Милк! При чём тут синяк! – перебила её медэксперт. – Ты чего, забыла, зачем мы здесь? Ты глянь, старшенькая какая симпатичная, и глазки умненькие. Прям куколка.

– Но синяк-то на младшей! Оформлять легче!

– Так и пускай пыль по судам глотают, с апелляциями. Это уже не наше дело, – ухмыльнулась медэксперт, пуская дым в потолок.

– Ай, ладно! – махнула рукой соцработница, потушив сигарету. – Старшую – значит, старшую! Как там говорят: «Изъять несложно – вернуть невозможно!»

Через несколько минут старшую дочь, одетую и с вещами, под руки выводили из детской. На её лице читались ужас и растерянность. Но она покорно шла к дверям, со страхом косясь на Миротворцев. Младшая, сидя на руках у отца, который уже успел прийти в себя, плакала не переставая. Они уже почти вышли из коридора, когда Папа вполголоса обратился к дочери:

– Не волнуйся, милая, будет им новый Нюрнберг…

– Что ты сказал? Нюрнберг? В лицо мне повтори, муфлон недоделанный! Ты думаешь, я не знаю, о чём ты, уродец?!! – заорал Миротворец и, закинув автомат за спину, лёгким, отработанным движением ударил отца по печени.

Державший младшую дочь на руках Папа не успел даже дёрнуться. От дикой боли его сложило пополам, и он неуклюже осел на пол, не выпуская ребёнка из своих рук…

В этот момент Папа проснулся. Когда ему снился этот кошмар, он всегда просыпался именно на этом месте. На будильнике было без десяти шесть. Годами выработанная привычка вставать ни свет ни заря давала о себе знать. Он тихо потянулся к планшету и, не зажигая свет в комнате, вошёл в сеть.

На его официальном адресе висело несколько непрочитанных сообщений. Электронные квитанции, сообщавшие о долгах за коммунальные услуги, он смахнул не читая. Суммы своих долгов он знал не хуже коммунальщиков. А вот дальше было какое-то длинное сообщение с незнакомым заголовком. Он чуть было не смахнул и его, но, вовремя вглядевшись, стал читать: «В соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом Радужной Федерации, вам надлежит явиться в Отдел защиты прав и здоровья ребёнка…» – Папины глаза скользили по казённым фразам письма.

«В десятидневный срок вам необходимо оплатить лицензию по допуску к системе домашнего образования либо предоставить справку о зачислении в общеобразовательную школу по месту жительства. В случае неявки в установленный законом срок органы опеки оставляют за собой право… – с этого места Папа стал читать очень внимательно: При наличии причин, препятствующих явке, вам необходимо связаться с секретариатом суда…»

– Вера! Надя! Просыпайтесь! – прокричал он в темноту.

– Папа… Ну зачем ты так… Ещё четыре минуты… – послышался сонный девичий голос из соседней комнаты.

– Вставайте! Пришла повестка в суд! – громко произнёс он.

– Что пришло? – донеслось из темноты.

– Повестка в суд. На Любочку. Быстро поднимайтесь и идите сюда. Надо что-то решать. Очень быстро. У нас кончилось время… —он обхватил голову руками.