Гефсиманский сад

Ты – олива восьмая, растущая в том саду,
Где гробница Ее, пустующая столетья.
Я пришел к тебе помолиться, прижавшись лбом,
Но ушел, как Фома, что, явившись, увы, не встретил

Ту, к которой пришел – только гроб, только белый гроб,
Равнодушно-холодный под взглядом, таким же ставшим.
Ты роняешь на землю выцветшие листы,
Я себя опускаю рядом душой уставшей,

Чтобы вместе с тобой обернуться опять землей,
Чтобы цепью ладоней сомкнулся небесный купол
Гефсимании вечной, не прячущей тела той,
Что в ответ на молитвы протягивает нам руку,

Но слезы не утрет – очистительна сила слез.
Сколько плакалось ей, прежде чем даровались силы…
Я молчу, глядя в небо, и небо глядит в меня,
И касаются лба, словно пальцы, листы оливы.

«Расставания боль больше нежности, плача злее…»

Расставания боль больше нежности, плача злее,
Так пуст Рай оказался, когда исхитрился змей
Увести Еву в ад, и пусть дали сюжет иначе,
По пустынному Раю разносится скорбный плач.

И тебя разрывает криком, сшивает заново,
Было имя ее наградой, а стало раною —
Так кровит и болит немыслимо эта женщина,
И ладонь твоя ей, как линией, вся исчерчена.

Ты зовешь – ее? Господа? – сходит на стон проклятие,
Когда кожа твоя горит по ее объятиям,
Только нежность с ее шагами навеки сгинула.
А все ребра твои, Адам, целые до единого.

«Я выкладывалась дорогами, длинной тропкой по твой порог…»

Я выкладывалась дорогами, длинной тропкой по твой порог,
Я собакой к рукам ластилась и покорно была у ног,
Я ночною и хищной птицею вдаль высматривала врага.
Все, что делала, било мимо, и не стала я дорога.

Ведьма сыпала в чан коренья, наливала туда воды
То ли мертвой, то ли целебной, чтоб заметил мои следы,
Чтобы в мире, где сотни, сотни! выбирал лишь одну меня.
Все, что сварено, лилось мимо. На кого меня променял?

Слова слушала и шептала, повторяя вслух наговор,
И пыталась украсть из клетки ребер белых, как дерзкий вор,
Сердце, бьющееся в свободе, не желающее любить.
Изломала, но не достала, пальцы, рвущие нить судьбы.

Ведьма плюнула: непокорный, неподвластный. Уйди, смирись.
Отвечала ей: как же сдаться? Без него разве будет жизнь?
А потом замерла, увидев, как блестит по свободе взгляд:
В дар снеси ему душу с жизнью, он вернет их тебе назад,

Подари ему все, что хочет, да не рад будет, хоть ты вой.
Не молись, не роняй слез больше, покрести и ступай домой.
Пусть другим заговоры ведьма помогает в ночи плести —
Если мимо лежат дороги, там и богу их не свести.

«Я не трогаю тебя взглядом, я не трогаю тебя словом…»

Я не трогаю тебя взглядом, я не трогаю тебя словом,
просто я не хочу, чтоб снова что-то взвыло, как пес,
внутри. Говорю: я – всему основа, не дуэт пусть,
а будет соло. А что вытекло из глаз солью, рукавом,
не стыдясь, утри: кто не плакал, тот не был ранен,
кто не падает, тот не встанет.

Я в тумане, в таком тумане разбиваются корабли,
только свет маяка, он манит, утешая тоску прощаний.

За туманом другие дали,
и за ребрами не болит.

«Мы заложники расстояний…»

Мы заложники расстояний,
Мы заложники расставаний,
Бесконечных в пути скитаний
И погаснувших маяков,

Мы владельцы дыры в кармане,
Пустоты той, что между нами,
Мы – подошвы от наших прежде
Целых, новеньких сапогов.

Может, хватит, ну право слово,
Ну, подумаешь, не взросло в нас.
Ну, прими уже, что мне снова
Что-то пробовать – нет огня:

Я настолько устал, что, хочешь,
Трать неделями дни и ночи,
Вряд ли станет уже короче
От тебя путь и до меня.

«Я прошел в мире тысячи троп, я прошел сотней узких и злых…»

Я прошел в мире тысячи троп, я прошел сотней узких и злых
тропинок. От порогов мне вслед злые слезы летели в спину
за плечами оставленных женщин, детей их, со мной с лиц
схожих. Я входил в столько жизней и каждую потревожил,
не оставив взамен ничего, кроме сердца боли.

Только все стало честно, когда мы свелись судьбою.

Я к воротам твоим приходил, возвратясь со странствий.
Ты, куда б ни ушел я, прощала меня, скитальца, принимала
обратно, стелила мне мягче пуха.

А когда уходил, в спину мне не неслось ни звука.

Потому и спешил сюда вновь из любого края: там, где слезы
не льют, там из памяти не стирают. А где думы гадают и так
солона подушка, слезы высохнут за ночь, а к вечеру станет
лучше.

Ты ж, голубка, жила без меня так же славно, как и со мною.
Этим счастьем своим повязала, и мне спокойно, несмотря
на капкан. Хотя разве же это путы?.. Руки нежные эти с кап —
каном нельзя попутать. Только крепко они рядом держат —
хомут шелковый.

Сколько раз уходил, но всегда возвращался снова.

«Часть меня выжила. Слышишь? Одна лишь часть…»

Часть меня выжила. Слышишь? Одна лишь часть.
После тебя, как дракона, от замка один лишь остов,
Выжженный дочерна. Что мне любовь твоя,
Если она в моей глотке застряла костью,

Если война твоей нежности во стократ
Вышла бескровней, а нежность твоя убила?
Часть меня выжила. Слышишь? Одна лишь часть,
Я растерять себя полностью, нет, не в силах,

Я подпустить тебя снова в обломки стен,
Горе, разруху не смею и не желаю.
Мертвой водой окропи – не сойдется ран
Край, потому что я сплошь повдоль – ножевая

От твоих слов, распредательских, как Иуд
Сотен и сотен ртов бесконечно лживых.
Часть меня выжила. Да, пусть одна лишь часть,
Но… многие ль от любви твоей ушли живы?

«Мама, мне послезавтра исполнится восемь лет. Через неделю…»

Мама, мне послезавтра исполнится восемь лет. Через неделю
приедет к нам Дед Мороз, и я уже знаю, что буду просить
в ответ за то, что весь год я вел себя хорошо.

Мама, я попрошу, чтобы ты пришла, пусть и на час. Я знаю,
ты занята, мне так сказали. Что мама моя ушла. «А мама
вернется?» «Когда завершит дела».

Какие дела у тебя важнее, чем целый я? Я, тебя ждущий…
не нужен мне Новый год! Деду Морозу я знаю, что рассказать,
о чем попросить – пусть мама меня найдет.

Мама, я много и много тебе про нас рисовал. Мама, не смейся,
что синий твой цвет волос – один на двоих здесь делится
карандаш, их здесь не хватает, как и тебя порой.

Нас в комнате десять, и каждый тебя зовет. Не знаю, зачем
им тебя, ведь я твой один, но знаешь, я все-таки верю, что
сможешь и заберешь, узнаешь, вернувшись, укажешь
и скажешь: «Сын». Узнаешь меня, хоть я вырос и Новый год
я встретил уже, мне сказали, здесь пятый раз. Пожалуйста,
мамочка, пускай найдет Дед Мороз тебя где-то там, поможет
решить дела.

Пожалуйста, мамочка, дай ему мне помочь тебя отыскать.
Я вел себя хорошо!
Пожалуйста, боженька, пусть бы на этот раз мне тети сказали:
«К тебе кое-кто пришел».

Этот мир будет жить

этот мир будет жить, подвластный твоим законам,
утопать в твоей щедрости, нежиться в твоей ласке,
забывая, что быть счастливыми – твой приказ.

этот мир будет жить в границах твоих владений,
под защитой твоей, покорным пребудет воле,
потому что ты обещаешь боль ему. много боли.

этот мир будет жить, другого царя не зная,
и, когда ты уйдешь туда, где уже не судят,
он останется здесь, нескоро тебя забудет

и продолжит псом верным истово жечь и рушить
все, что было тебе не нужно и ненавистно,
будет класть на алтарь свои и чужие жизни

и теперь и потом, когда все осядет прахом,
когда память сотрется, а имя поглотит вечность:
страх по-прежнему будет здесь, будет их стеречь,

и твой мир будет жить.

Графика
Александр Очеретянский. США, г. Фэрфилд

Об авторе:

Александр Очеретянский родился в Киеве в 1946 году. Стихи пишет с середины 60-х прошлого, разумеется, столетия.

В СССР не печатался. Автор восьми поэтических книг, опубликованных в России и в США; библиографии «Россия. Литературный авангард. 1890–1930»; двух коллажных книг, множества неопубликованных коллажей и коллажных книг, соавтор двух книг по исследованию русской литературы 10-20-х гг. ХХ столетия, поэтической антологии того же периода, а также мини-поэтической антологии свободных стихов «НАШ ВЫБОР», Россия. Короткие тексты (1950–2000).

Автор многочисленных публикаций в периодических изданиях (бумажных и электронных) по обе стороны океана. Редактор и издатель литературно-визуального альманаха «Черновик» с 1989 по 2012 г.

1

С
каждым годом
сил меньше
все
будет и меньше

с
каждым годом
как будто иначе нельзя

с
каждым годом
обязан я быть все сильнее сильнее

с
каждым годом
иначе нельзя

2

тоска
и бессилие
грусть и
ярость

душа
и в состоянии войны
разум

густая
неразборчивая боль
тяжесть

3

как только себя оправдать хотим сразу находим
слова и поступки и жесты все то
чего у нас нет и когда делаем дело
нет у многих
ни разу, целую жизнь

4

мне протянута была тоненькая ниточка
уцепившись за нее размотать клубок
было честно говоря делом техники
я не знаю отчего нитка тонкою была
знаю лишь что был в том прок
раз мотал таки клубок

5

вы
вы ветки
вы не можете ветки меня не понять
вы не можете ветки зеленые ветки меня не понять
вы не можете ветки зеленые ветки на мусорной куче цветущие пышно
меня не понять
вы не можете ветки зеленые ветки на мусорной куче цветущие пышно —
плевать вам на мусор – меня не понять
я такой же как вы плоть от плоти такой же как вы
так же точно живу оживаю расту под дождем
так же точно как вы умираю от холода голода жажды

6

на дерево ДЕРЕВО один и тот же взгляд
на протяжении минуты очень
разный
ВЗГЛЯД разный дерево одно один и тот же человек

7

одуванчики больше
любил он чем розы
астры —
больше чем все вместе взятые в мире цветы

жизнь
(свою и чужую) любвинеприглядномвеличии

8

зимний день день
день свежий
прозрачный
солнечный воздух
покой
тишина

я подумал что жизнь моя жизнь быть такой же
быть точно такой же могла будь она эта жизнь
человеку другому дана