Анна Атрощенко

г. Гомель, Беларусь

Розочка

Утро. Нежные солнечные лучи весело скользят по зелёной лужайке. Ласкают, целуют землю, травушку-муравушку, все деревья и цветочки. И моментально убегают в сад, на узкую тропинку. По пути заглядывают и в тот уголок, где благоухает Роза.

О какая она важная и гордая в этот момент! И только тем, что стройна, красива, как никто другой на свете. И нет ей равных среди цветущих цветов и растений! А какие ароматы витают около неё! Неповторимые, дурманящие. Именно эти ароматы притягивают, манят и волнуют всё живое на земле. Ведь недаром с самого утра здесь вьются хороводом пчёлки! И ласково поют песенки, словно убаюкивают в колыбели нежный цветок. Даже важный кучерявый шмель, и тот ежедневно бывает в гостях. Погудит рядом, прожужжит привычную мелодию, осторожно присядет рядом, на влажный от росы листок. Полюбуется и с восхищением обронит:

– Такой прекрасной, как Розочка, нет на земле!

Высоко подняв гордую головку, величаво посматривая вдаль, Розочка блаженствует. И радуется новому дню, солнцу. Застыв в ожидании очередных восхитительных слов и взглядов, с достоинством расправив лепестки, нежится в лучах утреннего солнца. И замечает, как многие прохожие, которые куда-то всегда спешат, любуются и светлеют ликом. Вот только неприметной всегда остаётся для неё скромная серебристая бусинка, застывшая на её лепестке.

А заметив, недовольно встряхнула стебельком. Вот так красавица пытается сбросить этот комочек, в котором неожиданно, как в зеркале, отразились лучи восходящего солнца. В ответ Росинка с восхищением только лепечет:

– Боже, мой! Какая же ты красивая, милая, неповторимая! И даже не знаешь и не догадываешься о том, как я постоянно оберегаю твой покой. Каждый день милую и освежаю влагой твои нежные лепестки в жаркий полдень! Ведь ты – Розочка! И создана природой для любви, для счастья. И должна только радовать людей, дарить хорошее всем настроение!

Но Роза почему-то не желала слышать ласковый голос Росинки. Недобрая гордыня овладела всем пространством… Поэтому и не смогла она уловить смысл этих добрых слов! В очередной раз, решительно встряхнув своей прекрасной головкой, скинула несчастную на землю. Довольная, отвернулась, забыв о Росинке…

И напрасно! Ведь потом Розочка сама погибла. Ровно в полдень. От невыносимой жары и солнца…

Кристиана Берестова

г. Озёрск, Челябинская область

Дом призраков

Всю неделю в школе только об этом и говорили. Еще бы, такой скандал – Шейла Макферсон убила своего новорожденного ребенка! Макферсоны, Шейла и ее мать, приехали в Техас пару лет назад и сразу были отторгнуты местными кумушками. Несмотря на веяние современности, в графстве Loving, что на границе со штатом Нью-Мексико, по-прежнему были живы предрассудки и традиции порядочной старины.

В школе Шейлу тоже не приняли, не то чтобы она стала объектом насмешек, ее просто не было. Поток студентов словно обтекал ее, не замечая и не приветствуя. Так продолжалось все два года, пока не произошла эта скандальная история.

Джеймс Саммерс, звезда школьной футбольной команды, имел несчастье столкнуться с мисс Макферсон-старшей в спортивном магазине, когда та покупала для Шейлы ортопедический корсет. Джеймс торопился на тренировку, и спокойная медлительность женщины, стоявшей в кассу перед ним, его очень злила. Младший брат стащил с утра наколенники Джеймса, а тренироваться без полного снаряжения он не привык, и надо же было мисс Макферсон прийти в магазин чуть раньше!

Оформляя товар, продавец обратился к ней по имени, так Джеймс узнал в женщине мать серой тени, что обычно тихо струилась в общей массе. Джеймс возмутился медлительностью продавца, и между ним и мисс Макферсон произошла небольшая словесная перепалка, в результате которой Джеймс оказался интеллектуально повержен. Юный Саммерс не прощал поражений. Потерпев фиаско в битве с матерью Шейлы, он решил отыграться на ее дочери.

Юная неопытная девочка легко стала жертвой чар школьного кумира, и после короткой любовной интрижки, в которую Джеймс посвящал всю школу, он с триумфом и глумлением бросил девушку. Это казалось странным, но про бахвальство и глумление над Шейлой за ее спиной знали все, кроме нее самой. Она была влюблена, слепа и одинока. Когда школьная звезда разбил ей сердце, вторым шоком стала беременность.

Эта новость ее подкосила, она не хотела повторять жизненный путь своей матери, тем более, что родить ребенка вне брака в Ловине приравнивалось бы к похоронам своей репутации. Отношение же к абортам в Техасе было еще хуже, чем к матерям-одиночкам. Но Шейла была влюблена, несмотря на вероломство Джеймса и школьный позор, которому он предал ее, и через 8 месяцев у нее родился сын.

Предательство любимого человека, слезы, разбитое сердце матери – все это не способствовало крепкому здоровью ни самой Шейлы, ни ее малыша. Неудивительно, что вскоре малыш умер, когда она всего на полчаса забылась тревожным сном…

Никто точно не знает, откуда взялись эти сплетни, думаю их распространял сам Джеймс, чтобы добить и без того затравленных женщин семьи Макферсон, но слух возник и разнесся как лесной пожар в засуху: ШЕЙЛА МАКФЕРСОН УБИЛА СВОЕГО РЕБЕНКА.

Я танцевала в группе поддержки той самой команды, в которой играл Джеймс, и случайно стала свидетелем того, как мальчишки говорили после тренировки о том, что таких людей, как Шейла Макферсон, нужно изолировать от общества.

– А знаете дом на окраине? – Я узнала по голосу Майкла Вудса. – Давайте загоним ее туда и замуруем там как в тюрьме. У меня есть остатки кирпича и сухой раствор, завтра с Сидом перетащим все туда, а потом вы пригоните ее к дому, и мы ее казним!

Я представляла, как сейчас вытягивается лицо Джеймса.

– Это жестоко, приятель, – донесся до меня его голос. – Гадина она, конечно, знатная, но замуровывать ее, по-моему, слишком бесчеловечно.

– Да брось, Джей, она же убила твоего бэби! Неужели ты не зол?

– Зол, конечно! Она мне даже ничего не сказала, вот стерва!

Я знала, он врал. Как-то вот так же, после тренировки, я видела, как Шейла ждала Джеймса у ворот стадиона, и когда я проходила мимо, я услышала обрывки их разговора. Шейла сказала Джею про малыша сразу, уж что-что, а считать я умею.

В общем, они договорились, что завтра Майки и Сид притащат к заброшенному дому на окраине кирпичи и смесь цемента, а также все, что им может понадобиться для раствора, а Джеймс заманит Шейлу туда, и они все вместе накажут ее за убийство.

Ну почему я всегда оказываюсь свидетелем таких ситуаций? Если я просто иду по улице, я умудряюсь повернуть голову и увидеть что-то такое, что моим подругам, увлеченным разговором, посчастливилось не увидеть: целующуюся парочку, писающую собачку, пьянчужку, бьющего свою жену, ну и все в таком духе. Иногда я куда-то прихожу, и буквально из-за угла, сбавляя шаг, слышу, как люди говорят что-то такое… в общем, что лучше не слышать посторонним.

Сейчас, например, я шла к раздевалке мальчиков, чтобы отдать Джеймсу ключ от спортивного крыла, меня попросил об этом тренер, ведь я капитан их группы поддержки. «Ее надо наказать, эту Шейлу Макаферсон, и сделать это должен ты, Джей!», – вот эти слова и заставили меня остановиться и не входить.

Многолетний опыт научил меня тому, что если ты оказываешься свидетелем подобных разговоров, лучше в течение получаса после их окончания не оказываться поблизости, и не попадаться на глаза людям, участвовавшим в них. Поэтому я сняла кроссовки и тихонько пошла вдоль стеночки к выходу из крыла.

Я ждала их у выхода – так им не пришло бы в голову подозревать, что я могла слышать, о чем они говорили в раздевалке. Джеймс выглядел задумчивым и смущенным. Именно этот смущенный вид убедил меня – слух, будто бы Шейла виновата в смерти их малыша, распустил именно он. Теперь же он не знает, как быть, когда общественность в виде горстки самых отмороженных мальчиков школы, составлявших компанию Джеймса, жаждут крови, оклеветанной им жертвы.

– Джей! – окликнула я Саммерса. – Макс просил передать тебе ключ, чтобы ты запер крыло. Вы молодцы, классно сегодня потренировались, так держать! – Это в моем духе, я всегда говорю им что-то подобное, ведь я капитан группы поддержки. Смайл.

Джеймс скользнул по мне глазами, слабо улыбнулся и кивнул.

– Да, Кейси, мы закроем, спасибо.

М-да, похоже, их разговор его действительно обеспокоил, и сейчас в нем шла борьба остатков совести и тщеславия. Я точно знала, какое из качеств в нем сильнее, и на мгновение мне стало страшно за Шейлу.

– Во сколько завтра тренировка? – я поправила сумку на плече и повернулась к выходу.

– Завтра нет, Макс уезжает на семинар, сегодня позвонили. Так что…

– Ясно, ладно, пока. – Я махнула рукой и пошла к выходу.

* * *

Вечером ко мне зашли подруги. Все их разговоры традиционно были о школе и популярных школьных красавчиках. Они наперебой нахваливали игроков школьной футбольной команды, а я изо всех сил пыталась выглядеть беспечной и веселой. Мне постоянно вспоминался случайно услышанный мною сегодня разговор, и я с трудом держалась, чтобы не поделиться этим.

Я хорошо понимала – никому нельзя об этом говорить, иначе уже завтра в школе все это станет общим достоянием, и Джеймс со своей компанией без труда поймут, кто мог подслушать разговор, тогда начнется травля, и я без труда окажусь на месте несчастной Шейлы Макферсон.

Когда подруги разошлись, я легла спать. Мне приснился дом на окраине, тот самый.

* * *

Это был ужасный дом, о нем ходили разные страшные слухи. Вроде бы там жила состоятельная семья, сделавшая огромный вклад в развитие города. У них была превосходная репутация и крепкая семья, а потом в один год их всех не стало. Они умерли один за другим, сгорели как спички, и дом опустел.

Первое время этот богатейший особняк выставлялся на торги, но что-то с ним было не так, в нем никто не мог прижиться. Проходила пара месяцев и очередной владелец дома, спешил избавиться от него. Не имея постоянного любящего хозяина, один из самых красивых и пышных домов Ловина, со временем приходил в упадок. Риэлтерская компания, к которой перешли права на продажу дома, не могла найти работников для поддержания в нем порядка, жители Ловина боялись этого дома. С тех пор как совсем иссяк поток желающих приобрести особняк в собственность, он так и стоял, опустевший и покинутый.

Раньше дом располагался примерно в центре города, но после смерти хозяев, его будто накрыла черная пелена проклятия, и жители продолжили строить новые дома чуть в стороне от этого мрачного места. Спустя пять лет центр города переместился южнее, и старый дом, ставший теперь черным монументом трущоб, оказался на окраине, там, где был тупик и даже транспорт почти не ездил.

Мне снилось, как я хожу по этому дому. Вокруг было странное, кривое зазеркалье, словно передо мной оживал гротескный мир Тима Бёртона: черно-серые старинные детали интерьера, портреты членов семьи в толстых рамках, тяжелые складки портьер, за которыми будто бы слышалось чье-то дыхание…

Мною овладело физическое ощущение страха и горя. Наверное, проклятых людей накрывает такая же черная пелена ужаса и отчаяния. Все мое тело охватил ледяной ужас, и я начала бегать по дому в поисках парадной двери. Но все двери дома оказались заперты, мне нужно было найти ключи. Обезумев от страха, я бегала по дому, пытаясь найти хоть одну лазейку, но окна не открывались, и я не могла их разбить. Люди, проходившие вдалеке, не слышали моих криков, как будто дом поглощал все звуки, как будто он поглотил и меня, и физически я больше не существовала…

А потом мое тело облепила тьма влажной, липкой пеленой, как паутина, и я закричала от ужаса и омерзения.

– Кейси, проснись! Детка! – Я открыла глаза и увидела маму, которая трясла меня за плечо, у нее были влажные руки от того, что она готовила завтрак и вытерла руки не досуха. – Боже мой, ты вся дрожишь! Просыпайся скорее, это был кошмар. Сейчас ты дома, я с тобой, все хорошо.

Я села на постели, продолжая всей кожей ощущать липкую пелену тьмы, окутавшей мои плечи.

– Мне приснился дом на окраине, тот, что заброшен.

– Дом Мэдисонов?

– Да, точно. Он был таким злым, этот дом! Я не знаю, как оказалась там, но он меня не выпускал. Я пыталась выйти оттуда, звала на помощь, но никак не могла докричаться до людей, а в этом доме, там все было так страшно!

– Это плохой дом. Там умерла целая семья, один за другим. После смерти Мэдисонов никто не хотел покупать его. Какая-то странная у него энергетика, там невозможно находиться.

– Ты там была? – Я стянула со стула кофту и закуталась в нее, чтобы заменить ощущение пелены тьмы на плюшевые прикосновения любимой кофты.

– Была, когда была такая, как ты сейчас. В вашем возрасте все интересно, многие лезут, куда не надо, вот и мы с друзьями полезли.

– И что? Что там было?

– Заброшенный пустой дом. В нем все, как было при владельцах, он даже не разграблен. И если честно, ничего не хочется оттуда брать, ни к чему прикасаться. Кажется, протянешь руку, прикоснешься, и он всосет тебя в свои стены. Даже вспоминать жутко. – Мама взмахнула рукой, словно отмахиваясь от неприятных воспоминаний. – Забудь, это всего лишь сон, идем, я приготовила гречишные блинчики, как ты любишь.

* * *

Днем в школе Джеймс Саммерс и его «свита» выглядели загадочно-мрачными. Они избегали общения с поклонниками, тихо переговариваясь и косясь на Шейлу. Я понимала значение их взглядов, но старалась ни в коем случае не выдать им это понимание.

После уроков они быстро разошлись по домам. Кажется, Майкл Вудс с Сидом собирались перетаскивать кирпичи и цемент к тому дому, где они собрались что-то сделать с Шейлой. Как они выманят ее из дома? Я не могла не думать об этом, и я никому не могла об этом рассказать.

Мне вспомнилось лицо Шейлы Макферсон – бледное личико сердечком, с коричневыми веснушками на носу и огромными ярко-синими глазами. Хорошенькая ирландская девочка. Если распустить волосы, сделать макияж, и переодеть, ее смело можно было бы назвать красавицей.

И как ее угораздило связаться с кретином Джеймсом, может быть она надеялась таким образом покинуть ряды отверженных и хотя бы немного завоевать расположение сверстников? Не могла же она на самом деле влюбиться в это двуличное, самонадеянное чудовище!

За окном медленно начинался вечер, еще немного, и начнет темнеть, а я не могла не думать о Джеймсе и его сумасшедших отмороженных дружках. Так уж сложилось, что я в курсе готовящегося нападения, и если с Шейлой что-то случится, я не смогу всю жизнь жить с мыслью, что я знала и ничего не сделала, чтобы предотвратить или как-то помочь маленькой напуганной ирландской девочке.