Инкубатор

Валентин Гусаченко, Владимир Ермаков

Проект «ПослеSLовие…»

17 февраля, 1600 год, четверг, полдень

Впервые в жизни он не боялся. Не боялся боли, не боялся криков и проклятий, не боялся будущего. Да и к прошлому, чего скрывать, относился без должного уважения – безответное «вчера» на поверку оказалось стервозной, капризной сукой в бархатной мантии. Шесть лет остались позади, и теперь он точно знал, что роковой час совсем близок. Ведь яркий шарик, на который он уставился, вскарабкался высоко в зенит, нарочно сворачивая шею. Раскрасневшееся светило уже с удовольствием поджигало небосвод огненными стрелами. И очень скоро почти такие же языки коснутся его голых стоп.

Филиппо совершенно не знал молитв и не признавал чужих богов, кроме пяти элементов, которые, как ему казалось, выстраивали всё Мироздание. Через пару минут он познакомится с одним из них, самым жарким и самым необузданным. А затем его прах развеет другой элемент, свободнее которого нет в природе.

Ветер, взъерошив волосы на макушке, нетерпеливо свистнул над ухом.

Но он молился. Молился, как мог. Вовсе не об искуплении грехов или спасении растоптанной души. Напротив. Его просьбы были о скорейшей смерти, ибо лишь она одна даровала победу над ненавистной Церковью. Древние записи не врали, и Платон действительно подошёл очень близко, а после него многие другие. Но у афинского старика не было того, что появилось на свет три с половиной века спустя вместе с юным пророком. Филиппо же смог найти это. Найти и надёжно спрятать там, где последователи Креста никогда не подумают искать. Именно поэтому лишь смерть станет надёжной печатью его устам.

Римская площадь Цветов ждала.

В тот момент, когда дух философа вознёсся над толпой, и сгоревшая плоть горьким пеплом поднялась в воздух, Папе Клименту VIIIс ничтожным опозданием принесли тайное послание. Буквально через секунды челюсть и морщинистые папские кулачки сжались с такой мощью, какой нельзя было ожидать от хрупкого святоши. Величайшая реликвия христианской Церкви была утрачена навсегда. Ведь единственный, кто мог знать о ней, только что отдал душу Богу.

16 февраля, 2279 год, воскресенье, утро

Джакопо Ламбертини которое утро подряд просыпался раньше, чем небесный диск являл свой огненный лик из-за горизонта, и подолгу размышлял до самого рассвета. Тем не менее, с балкона папских покоев – одних из множества в огромном дворце – приютивших старца на минувшую ночь, этого нельзя было видеть. Однако, лёжа на необъятной кровати, Отец Римской католической Церкви точно знал: символ побеждённых почти две тысячи лет назад на первом Никейском Соборе язычников, забытый, втоптанный в пыль веков, всё равно взойдёт. Символ, добраться до которого казалось нереальным. Космический объект, исследовать который было просто невозможно. Когда-то невозможно. Но мельница времени всё смалывает в мелкую крошку прошлого, в муку.

Последние несколько веков Ватикан был в числе первых, кто получал важнейшие новости, сорвавшиеся с людских уст в любом из уголков света. Именно сюда прилетела первая весточка о поступи эпидемии смертоносного змеиного гриппа, переплюнувшего бубонную чуму, в две тысячи тридцать шестом. Именно здесь хранились первые экземпляры органических процессоров. Именно духовенство Ватикана стало хранителем тайны существования новых источников неисчерпаемой энергии вакуума, которые должны были прийти на смену устаревшим ионным и фотонным двигателям и полностью перекроить современную политическую карту мира.

Представители красных ряс – посредники между людьми и Богом – не брезговали пользоваться плодами работы высоколобых мужей. Изобретения, к которым обыватель и по сей день относился скептически, стали настоящим сокровищем в святых руках. Ментальный интернет, прототипы квантовых телепортов малых дистанций, гиперстволовые клетки – любопытный набор, крепко смешанный с догмами, лишь усилил позиции пастырей Божьих на мировой арене, сделав их сердцевиной, святыми судьями между Севером, Востоком, Югом и Западом. Мир изменился, не правда ли?

Наконец черёд дошёл и до того, что могло стать мечтой всех военных подразделений радикально настроенного Северного Альянса: объединения Прибалтики и осколков давным-давно распавшейся России. То, что хотел бы видеть любой солдат в самом сладком сне, явившемся в ночь перед штурмом враждебных земель. То, что дарует почти абсолютную неуязвимость, позволит спуститься на дно океана из жидкого азота или искупаться в плазме.

Папа Климент XVIIIобернулся в свою утреннюю мантию с рубиновым подбоем – для дзимарры было ещё слишком рано – и по-старчески пожевал челюстью, противно плямкая. Мгновение спустя белоснежная недобрая улыбка исказила лицо – ощерился, словно хитрый лис, а вокруг глаз собрались едва заметные морщинки. И хотя гладкости его кожи мог бы позавидовать тридцатилетний мужчина, не имеющий возможности прибегнуть к современной чудодейственной медицине, всё же рыхлые движения и пластилиновая мимика выдавали глубокого старика. Жадного до власти старика.

Святой отец прокашлялся и прокричал:

– Туроп!

Голос понтифика сорвался и оттого ужасно напомнил женский. Писклявый, тонкий, высокий. Технологий полноценно корректирующие голосовые связки человеческий ум пока не придумал, а вставлять раздражающие имплантаты на пару недель викарий Христа не желал. Поэтому имя служки колокольным эхом отразилось от высоких сводов спальни и выпорхнуло в открытое окно.

Выждав пару минут, он встал с кровати и двинулся к выходу. Бесцеремонно шаркая атласными папскими туфлями по тысячелетнему мрамору, епископ Рима высунул нос за дверь, прислушался. И тут же сквозняк пробежал леденящими мурашками по коже, напоминая святому отцу, что не только одно солнце встает каждое утро. Языческие символы вечны. Старик хмыкнул, поправил белый пилеолус, накрепко прилипший к макушке, втянул воздух крупными ноздрями, и уже по-мужски крикнул в коридор:

– Именем всех святых, где тебя носит, Туроп?!

Жилистый рослый юноша, походивший конопатой физиономией на рыжий маслянистый блин, выпрыгнул из комнатушки напротив, активно растирая заспанные глаза:

– Звали, Ваше Святейшество?

Вялое после сна существо, мятое и непричёсанное, виновато перетаптывалось с ноги на ногу. Платье на парне держалось неуклюжим коконом. Необычайно длинные конечности, торчащие из рукавов широкими палками, ломаные движения, нескладные и неловкие, сгорбленная спина – всё говорило об одном: такой наряд пришлось носить не по собственной воле. Этого долговязого лучше выгнать в поле, работать на земле, пасти свиней и коз. Там его способности бы точно пригодились. Но кто-то явно похлопотал за рыжего отрока.

– Молчи, дитя, – Джакопо презрительно цокнул, – лампы, шлемы, перчатки и сканеры. Через минуту жди возле двери в тайное книгохранилище. Поторапливайся, неуклюжее создание! Теперь нет времени даже на лишние разговоры!

Недра личной папской библиотеки безмолвно ждали гостей глубоко под землёй. Подвалы хранили тайны тысячелетиями, и людская суета была для них незначительной.

Нужная книга нашлась не сразу – плутать по тёмным коридорам подземелий все-таки пришлось. Четверо крепких гвардейцев, оснащённых широкоспектровыми визорами помимо фемтоламп, создающих минимальное излучение, почти без звука опустили десятипудовый талмуд на стол перед святым отцом. Затем также бесшумно и подчёркнуто равнодушно покинули комнату. Эти люди имели свою веру, и она отнюдь не касалась Христа. Их религией являлась беспрекословная верность, а кодексом – молчание.

– Ближе, свети сюда, – Джакопо поманил Туропа пальцем к столу.

Тот ощутил, как мурашки поползли по телу. Старик аккуратно ухватился истощенными пальцами за край ветхой страницы, бережно перевернул лист. И тут же поспешил спрятать руки в заранее заготовленные перчатки из блестящей ткани. Идеально круглое облачко колышущейся взвеси, переливающейся в свете робкого луча разноцветной радугой, стремительно взмыло ввысь и уже через мгновение намеренно атаковало понтифика, целясь точно в глаза, а не уши, как бывало ранее. На своё счастье старик имел необходимую защиту – шлем. Потому, стукнувшись о прочные пластины композитного материала, стая светящихся точек опешила, отскочила и выжидательно затаилась в углу за шкафом. Мирное жужжание выдавало неумелого наблюдателя – фанерная створка шкафа-гиганта мелко дрожала.

– Эта система безопасности мне всегда не нравилась, – понтифик осторожно ткнул пальцем в сторону, поглядывая на своего спутника, – проклятые нанороботы совершенно не разбирают, кто перед ними. Норовят залезть в мозг и покопошиться.

– Зато действенно! – Туроп воскликнул почти с детским восторгом. – С таким чипом в голове вор не уйдет за пределы собора. Секреты Церкви под надежным замком.

– Лампу поставь и отойди, умник. Тебе в книгу заглядывать не советую. Если, конечно, не хочешь пустить в свой мозг этих крох.

Не успев толком поклониться, парень молниеносно отпрыгнул от стола, замер у входа, страшась ступить ближе. Слился с обшарпанной стеной, притворившись безжизненной куклой. Глазки-пуговки, ошарашенные происходящим вокруг него таинством, блестели в бледном свете тусклой лампы.

Епископ Рима достал из потайного кармана странный аппарат, оставил его рядом с фолиантом и отодвинулся назад. Туроп тут же поравнялся со стариком, нарываясь на неприятности. Но святой отец казался чересчур занятым, чтобы замечать такие мелочи. Если юнцу повезёт, на мгновение удастся посмотреть и насладиться действием аппарата.

Через секунду Джакопо замер, выбирая наиболее удобный ракурс. Картинка перед ним поплыла, запрыгала и замерцала. Нужно было срочно надевать очки, чтобы прочесть послание. На расстоянии десяти шагов от талмуда, создавалось впечатление, будто перед тобой не книга вовсе, а разноцветное одеяло, сшитое из сотен отдельных фрагментов. Квадратных и треугольных, больших и маленьких, зелёных, красных, золотистых и перламутровых – старцу открылись удивительные краски и образы. И до чего великолепно ложились буквы! Мириады разноцветных закорючек умещались на страницах, заполняя все свободное пространство от края до края. Строка к строке, символ к символу. Поразительная экономия искусного мастера-каллиграфа.

Старик перевернул страницу, затем вторую, третью. Он определённо что-то искал и никак не мог найти. После получаса блужданий среди древних, как время, строк епископ довольно хмыкнул и перекрестился, возведя очи к потолку. Знание ждало всё это время. И выходит, что именно ему предоставлена честь продолжить дело отцов основателей.

Внезапно все затихло. Лучи фонарей замерцали, а затем усилили своё свечение, стали почти осязаемы. Фанера шкафа аппетитно хрустнула. Облако сжалось пружиной и вновь кинулось на сутулую фигуру, маячившую посреди зала скомканной мятой тряпкой. Долговязого шальное облако совсем не трогало, а вот к святому отцу было не равнодушно. Джакопо же не пытался увернуться, лишь брезгливо хлопнул в ладони, и вопреки всем законам логики, неестественно живая стая юркнула за плинтус, грохнув напоследок о стену. Та затряслась, отчего и сам понтифик вздрогнул, скрипнул половицей, испуганно перетаптываясь на месте, а затем понял, что опасности нет. Но на всякий случай произнёс:

– Будь ты проклят, Филиппо.

Вернувшись в свои покои, Климент XVIII по закрытому каналу связи отдал короткий приказ, и шестерни военных механизмов завертелись, покорные воле Папы Римского.

16 февраля, 2279 год, воскресенье, день

– Инг. Эй, Инг! Генерал ждёт, где ты шляешься? – звонивший торопил бывшего сослуживца, но получив порцию проклятий из динамика, понял бессмысленность этого занятия и тут же положил трубку.

В столовой на первом этаже военной базы Альянса доедал свой утренний бифштекс бывалый вояка, полковник в отставке, заставший войну Севера с Югом, Смоленский инцидент и Великий Пекинский Поход – Ингвар Ларден. Его наградам и медалям мог позавидовать сам главнокомандующий, а стопками почётных грамот можно было заменить ножку старомодного стола, не имеющего антигравов. Но Ингвар никогда не кичился этими заслугами, вёл скромную холостяцкую жизнь, наслаждался нескромной военной пенсией и колесил по миру изо дня в день. Точнее, по тем его уголкам, где Святая Церковь не объявила духовный карантин. Жёсткая двухдневная щетина, армейская выправка, широкие плечи, острый прямой взгляд, холодный и неподатливый словно металл, тонкий шрам, тянущийся от левого глаза к уголку губы, тёмно-русые волосы, посеребрённые на висках – все это внушало страх и трепетное благоговение любому, кто сталкивался с ним в узких, низких коридорах базы. И только глупец принял бы его за продавца мороженного или профессора университета. В движениях и мимике отставного военного накрепко засело нечто неуловимое, охотничье.

Не переставая жевать, Ингвар прикинул в голове все «за» и «против», одним махом опустошил стакан с бурой густой жижей, заменявшей чай, затем растянул губы в кривой усмешке, перекинул через плечо ремень сумки, которую носил с собой повсюду, и вместе с тарелкой направился к лифту.

Небритая чавкающая физиономия ввалившегося пришельца привела генерала Ника Кимерса в лёгкое раздражение.

– Совсем обнаглел, полковник? В каком виде ты ко мне являешься?

– Товарищ, генерал, – держа в левой руке бумажную тарелочку, а второй отдавая честь, Ингвар звучно пережёвывал мясо, немного приоткрыв рот, – встреча была назначена на девять, а сейчас без семи минут. Я бы вполне успел доесть внизу, если бы ваши выслуживающиеся секретари не дёргали меня почём зря, сэр.

Новомодное «сэр» накрепко засело в кругах построссийских военных после интеграции с балтийскими частями, отделившимися от НАТО полстолетия назад.

Кимерс заскрипел зубами и принялся буравить ненавистным взором хама, что посмел выплюнуть такое из своей глотки. Он едва не выкрикнул по привычке «в камеру, на десять суток», но потом вспомнил, кто перед ним, и умолк. Злиться на Лардена было так же бесполезно, как злиться на бурю за то, что сбила шапку с головы. Бескомпромиссный, расчётливый, матёрый, как старый волк, полковник Северного Альянса, вынесший когда-то с поля боя на своей разорванной в клочья спине шестнадцать солдат – такой мог и ноги переломать за косой взгляд. Нервы ни к черту.

Генерал ещё раз скользнул взглядом по обнаглевшей физиономии.

– Весьма остроумно, Ингвар, прямо умереть со смеху. Ладно, слушай сюда, – гнев старшего по званию постепенно утих, ибо сейчас намечались дела куда более важные. – Ты нужен своему государству для одной сверхсекретной миссии, справиться с которой мало кто в состоянии.

– Прямо слова из боевика начала позапрошлого века, – Ларден отставил тарелку, спокойно приземлился в кожаное кресло на антигравах, безучастно висевшее в воздухе. – Сейчас вы мне скажете, что из множества кандидатур подходит именно моя в силу определённых обстоятельств. Попробуем угадать, каких. Нате Боже, что нам негоже?

– Именно. Главная причина – твоя отставка, полковник. Прости, но сам знаешь, что за списанными в утиль наблюдение минимальное. Зато в помощь тебе дадут троих-четверых бойцов, по желанию. И этот приказ не обсуждается.

– Опять освоение новой планетки для мультимиллиардера, который хочет обезопасить себя на случай ядерной войны, но не хочет общественной огласки? Снова многомесячные перелёты, сливающиеся в годы, страх заблудиться в бескрайнем вакууме? У меня нервные судороги от этого появились. Как взлетаем – так сразу. Я довольно повоевал на Земле и сверх меры бороздил космос. Там нет жизни, он мёртв. М-ё-р-т-в! – Почти по буквам прорычал полковник.

– Спокойно, – тихо произнёс Ник, – мы-то с тобой пока живы.

– Ни жуков, ни разумных рептилий, ни говорящих океанов, – с налётом раздражения продолжал собеседник уже тише. – Те планеты, где вероятно есть нормальная атмосфера, нам ещё не доступны. Так какой смысл? У военных подразделений кончились заказы, что они идут на поводу у взбалмошных толстосумов?

Генерал молчал, и ноздри полковника начали раздуваться от негодования. Кретинизм военных зачастую угнетал его, пожирая изнутри миллиметр за миллиметром, словно пламя, карабкающееся по листу сухого тонкого пергамента.

– Если ты не будешь меня перебивать, то узнаешь, что приказ дан Ватиканом.

На минуту повисла тишина, а брови Лардена попытались взгромоздиться на середину лба. Однако он быстро пришёл в себя, встал и принялся мерить шагами кабинет.

– Кто именно с вами связался? – наконец поинтересовался он.

– Доверенное лицо Его Святейшества, – многозначительно ответил хозяин кабинета, – серый кардинал викария Христового, сам аббат Даниэль. Теперь понимаешь, Ингвар, какая игра тут ведется?

Верхняя губа полковника дёрнулась по-волчьи, один кулак непроизвольно сжался. Об этом аббате ходили самые разные слухи, начиная от подкупов и шантажа в политических кругах по всему миру, заканчивая жестокими пытками неугодных в застенках монастыря близ окраин Флоренции.

– Причём аббат будет сопровождать вас на протяжении всей экспедиции в качестве официального представителя Папы.

– Сам полёт не официальный, а представитель официальный, вот тебе раз. Я бы предпочёл отправиться в путь с десятком бешеных гиен, а не с этим маньяком. Куда хоть летим, генерал Кимерс? К Альфе или к Тау?

– Нет, полковник, всё гораздо ближе. Можно сказать, предстоит прогулка налегке без изнурительных криогенных снов. Путь ваш лежит на Солнце.

Ларден расхохотался от души громким басом, мощные пластины бронированного комбинезона подпрыгивали в такт гоготу. Когда бурной реакции пришёл конец, он вытер волосатыми пальцами выступившие от смеха слёзы и уточнил:

– А полетим мы, как в анекдоте, ночью? Они там в своих кельях с ума посходили?

– Об этом, как упомянул Даниэль, позаботится Его Святейшество.

– Благословение своё перед запуском даст что ли? Или перекрестит на дорожку?

– Не знаю. Может, сам апостол Пётр будет вас сопровождать, но мне было велено подобрать наиболее подходящую кандидатуру и известить о конечной цели космической вылазки. Кроме того, категорически запрещено кому бы то ни было об этом распространяться. Даже твоя команда узнает обо всём, только когда выйдете в космос. А до того момента пусть думают, что летите на Меркурий. Были прецеденты, хоть и редкие. В случае же утечки информации, – генерал грохнул ребром ладони по столу, – пострадает не только моя голова, но и твоя задница, полковник. Запомнил?

– Ей не впервой, – язвительно фыркнул Ингвар.

Кимерс скосил глаза на фотографию, стоящую на краю рабочего стола, где он со своей семьёй проводил один из множества пикников по выходным. Страх – это тоже способ управления.