Для лучшего понимания того, что вскоре последует, напомним читателю то, что он от нас уже слышал: пир по случаю свадьбы Филиппа и Бланш проходил в большом зале Ла Мюра.
И эти слова – большой зал – читатель должен воспринимать в самом что ни на есть прямом их смысле.
Этот зал – парадный, тот, где проходили приемы, аудиенции – был воистину огромен.
За столом, сервированным на шестьдесят персон, без малейшего вреда для обслуживавших гостей слуг легко уместились бы и все триста.
При словах «дверь заперта» Этьен и Поль вскочили, чтобы собственными глазами удостовериться в этом факте.
Так оно и было: ключ, вставленный в замок снаружи, был повернут на два оборота.
– Это еще что такое? – произнес барон, тоже подходя к двери, и, рассмеявшись, добавил: – Клод Тиру, вероятно, побоялся, что и мы убежим, и потому счел необходимым запереть нас!
В этот момент Этьен, остававшийся, вместе с Полем, у столь странно запертой двери, повернулся к отцу с признаками величайшего беспокойства.
– Что с тобой? – спросил господин де Ла Мюр.
– Возможно, я ошибаюсь, отец, но мне кажется, будто…
– Что?
– Будто по лестнице кто-то поднимается, – ответил Поль вместо брата.
– Ну да – Клод Тиру! – промолвил барон.
– Нет… тут идет не один человек, а, судя по тяжелым шагам, целое войско… Послушайте сами.
Господин де Ла Мюр приложил ухо к замочной скважине.
В зале воцарилось гробовое молчание. Каждый инстинктивно предчувствовал приближающуюся опасность и готовился встретить ее.
Сова вторично жалобно вскрикнула.
Бланш прижалась к Филиппу.
Вдруг дверь тихо, словно по мановению волшебной палочки, отворилась, и пропустила шесть, двенадцать, двадцать, тридцать, пятьдесят солдат вооруженных аркебузами; они шли медленно, как автоматы, и без всякой команды выстроились рядами перед входом, оставив дорогу трем мужчинам; при виде одного из них со всех губ сорвалось имя – дез Адре, но только с различными интонациями: женщины произнесли его с ужасом, мужчины – с яростью.
Последние быстро передвинули стол, соорудив нечто вроде баррикады, после чего поместили за ним женщин, а сами встали впереди.
Взрыв хохота барона дез Адре перекрыл шум разбившейся при этом посуды.
– Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Неужели вы, господа, полагаете, что этот стол может нам помешать! Ха-ха-ха! Ла Кош! Сент-Эгрев! Взгляните-ка на этих безумцев! Полюбуйтесь на них!
Ла Кош высморкался. Сент-Эгрев затеребил свои усики, что было у него признаком особенного удовольствия.
– Разбойник! – вскричал барон де Ла Мюр.
– Разбойник? Пусть будет по-вашему! – хладнокровно ответил дез Адре. – Этот разбойник пришел сегодня за тем, чтобы узнать, для чего вы, дорогой сосед, год тому назад отвергли его дружбу?
– Сперва убей нас и лишь потом воспевай победу!
– А вы думаете, что мне трудно убить вас всех? Ха-ха-ха! Нет ничего проще, Ла Мюр! Чем вы можете защищаться? Шпагою? Но что значит шпага против огнестрельного оружия? Признайтесь прямо: на вашей стороне крайне мало шансов на победу. Ла Кош, покажи им, мой друг, как легко нам от них избавиться; не хотят верить своим ушам, так, быть может, поверят глазам?
Ла Кош махнул рукой и – пятьдесят аркебуз направились на барона де Ла Мюра и его гостей.
Новый крик ужаса вырвался из каждой женской груди.
Даже большинство мужчин вздрогнули. Они боялись не за себя, но за дорогих их сердцу.
– Чего вы хотите? – вскричал господин де Ла Мюр. – Если золота, то вы его получите. Что вам нужно? Говорите.
– Я вам отвечу, дорогой барон. Ла Кош, прикажи своим людям принять оружие… Ну вот, так лучше, а то вдруг случится непредвиденное несчастье. Я вам отвечу, дорогой барон, но сперва мне хотелось бы показать вам, каким образом я очутился столь неожиданно среди вас, господа… Грендорж, ступай и приведи к нам того любезного человека, который продал мне Ла Мюра; полагаю, барону будет весьма приятно его видеть.
Под влиянием вполне естественного ужаса, при виде врага барон де Ла Мюр не задался вопросом, как этот враг смог проникнуть в его укрепленный гарнизоном замок. Лишь последние слова дез Адре навели его на мысль, что это было делом изменника. Но кто был изменником – этого добродушный старик никак не мог понять.
Грендорж, оруженосец, вышел из рядов солдат, перед которыми, фланкируемый Ла Кошем и Сент-Эгревом, теперь прохаживался взад и вперед барон дез Адре, бросая алчные взоры на свою добычу.
Однако часть этой добычи, как мы сейчас увидим, ускользнула из его рук.
Графиня Гвидичелли наблюдала, стоя среди прочих дам, всю сцену скорее с любопытством, нежели со страхом.
Когда по удалении Грендоржа наступила пауза, она подала знак своему оруженосцу, немного отодвинула с его помощью стол и с поднятой головой и гордым выражением лица подошла к дез Адре.
– Простите, сударь, – промолвила она соответствующим ее осанке тоном, – я очутилась здесь случайно. Я иностранка, путешественница, которой барон де Ла Мюр соблаговолил оказать гостеприимство, за что я навеки останусь ему признательной. Услышанное мною сейчас доказывает, что между вами, сударь, и господином бароном существуют требующие сведения счеты, и так как меня они не касаются, то я прошу у вас, а также у господина барона разрешения удалиться. Не угодно ли вам будет приказать кому-либо из ваших людей провести меня до конюшни, где находятся мои лошади?
Паук не столько бы изумился, услышав, что муха, попавшая в его сети, просит у него позволения улететь, сколько удивился барон дез Адре при словах путешественницы, находившейся в его власти.
Изумление это даже на минуту лишило его дара речи, чем воспользовался Ла Кош.
– Ха-ха, прекрасная дама, – сказал он, – так вы ужасно спешите? К чему бы это?
– Слишком спешите! – подхватил Сент-Эгрев. – Нам хотелось бы, красавица, еще немного насладиться вашим присутствием, а потом мы потолкуем о вашем отъезде!
При этих словах он протянул руку, чтобы ущипнуть даму за подбородок, но был остановлен Орио, ее оруженосцем.
Побагровев от бешенства, Сент-Эгрев выхватил кинжал, чтобы вонзить его в горло дерзкого юноши…
– Мир! – воскликнул дез Адре.
Не будучи глупцом, барон понял, что незнакомка имеет основательные причины держать себя перед ним так гордо, и потому не хотел допустить опрометчивости.
– Кто вы такая, сударыня? – обратился он к ней почти вежливо.
Итальянка презрительно улыбнулась.
– Вот это сейчас же докажет вам, что вам лучше меня отпустить, чем подвергать дерзостям ваших людей, – ответила она, протянув ему какую-то бумагу.
Дез Адре вознамерился зачитать ее вслух, но иностранка его остановила.
– Про себя, сударь! Читать вслух нет необходимости.
Барон быстро пробежал глазами несколько строк и, возвратив документ с низким поклоном, промолвил:
– Вы свободны, сударыня!.. Сент-Эгрев! Поручаю вам устранить все препятствия к отъезду госпожи графини Гвидичелли и ее оруженосца. Идите!
Солдаты очистили графине путь.
Переступив уже порог, она вдруг остановилась.
– Что-то не так? – почтительно спросил дез Адре. – Вам нужно что-то еще, сударыня? Я весь к вашим услугам; можете располагать мною!
Графиня колебалась.
Повернувшись в сторону барона де Ла Мюра и его друзей, она остановила свой взгляд на лице Филиппа де Гастина, и в это мгновение казалось, что с ее полуоткрытых губ слетит мольба о пощаде хоть одного из тех, с кем она еще час тому назад разделяла хлеб-соль.
Но тут внимание всех обратилось на индивидуума, которого Грендорж скорее внес, чем ввел в зал, и графиня скрылась, решив, вероятно, что не следует слишком долго испытывать терпение дьявола.
При виде спутника Грендоржа гости и родные де Ла Мюра вскрикнули от ужаса.
То был Клод Тиру, мажордом, которого барон и его семейство постоянно осыпали милостями; он-то, как уже знает читатель, и оказался изменником!
Презренный негодяй кинулся на паркет, стараясь скрыть свое бледное, искаженное лицо, стараясь не слышать порицания тех, кого он предал.
– Что с тобой, друг мой? – обратился к нему дез Адре. – Или тебе не нравится, что твой господин узнал, кому я обязан возможностью явиться на свадьбу его дочери без приглашения? Ну, так в этом он виноват сам; если б платил тебе за услуги так же хорошо, как я, то ты, конечно, не изменил ему! Вам урок, барон де Ла Мюр! Клод Тиру чрезвычайно любит золото, а вы не удовлетворяли этой любви – в должной степени. Что поделаешь? У всех у нас есть свои маленькие слабости! Должен, однако, сказать вам, что мне нелегко было склонить его в мою пользу… О, он вам очень предан, но все-таки золото занимает в его сердце первое место. Да ведь и то правда, что перед тысячей экю редко кто устоит. Как бы то ни было, но он поддался на мои веские аргументы – вот почему я смог свободно пробраться за ваши ворота, в то время как вы тут изволили веселиться и радоваться. Ваши люди были усыплены щепоткою опиума. Я в подобных случаях всегда употребляю опиум и нахожу это средство бесподобным; с его помощью можно завладеть самым крепким гарнизоном, не то, что вашим, барон, который не отличается многочисленностью… А что? Вы, разумеется, не ожидали, что я так скоро возобновлю свои… разбойничества, получив за них такой строгий выговор – по вашей, заметьте, инициативе – от герцога Анжуйского? Впрочем, ведь я ждал целый год и два месяца, чтобы возобновить их. Не мудрено, что мое терпение наконец лопнуло. Однако довольно болтать! Я только хотел, чтобы вы знали, кто вас предал, и теперь, прежде чем я приступлю к сведению наших счетов, покажу вам, как я обычно поступаю с изменниками, которых презираю не меньше, чем вы – клянусь честью! – когда достигаю, благодаря им, чего желаю.
Клод Тиру все еще валялся на полу; по знаку дез Адре двое солдат подняли его на ноги и крепко схватили за руки.
Иуда всех окидывал мутным, блуждающим взглядом.
– Клод Тиру, – промолвил дез Адре, – что я заплатил тебе за измену барону де Ла Мюру?
Несчастный молчал, словно онемев.
– Давай, Ла Кош!
Капитан вонзил острие кинжала в плечо изменника, который при этом страшно вскрикнул.
– Что я тебе, мой друг, заплатил за измену? – повторил дез Адре.
– Тысячу золотых экю, монсеньор.
– А! Вот ты и заговорил!.. Так ты признаешь, что я ничего тебе не остался должен?
– Ничего, господин, ничего!
– Что я вполне с тобой расплатился?
– Вполне.
– Знай же, что ты ошибаешься мой друг; я еще не вполне вознаградил тебя по заслугам, но не беспокойся: я поквитаюсь с тобой сию же минуту… В пляску, голубчики!
Прежде чем кто-либо из непосвященных смог понять смысл странного приказания дез Адре, старика подняли на руки и поднесли к окну; он еще мелькнул в воздухе и мгновением позже исчез во мраке.
– Ужас! – воскликнул барон де Ла Мюр, забывая, что столь жестоко наказали человека, предавшего его самого.
– Ужас! – повторили все его друзья, и мигом обнажились все шпаги.
– Тихо! – проревел дез Адре. – Или вы забыли, что наши делишки еще не закончены… долой шпаги, долой!
Никто даже не пошевелился.
– Вот как? Вы отказываетесь?! Тем хуже для вас! Солдаты, поучите-ка этих господ мудрости!
Десять аркебуз прицелилось, и раздался гром десяти пуль, ударивших в толпу и поразивших наповал восемь мужчин, одну женщину и пажа.
Пажа Бланш, Альбера Бриона, заслонившего собой молодую госпожу.
– Теперь вы меня послушаетесь? – спросил дез Адре голосом, покрывавшим стоны и вопли.
– Да, – ответил господин де Ла Мюр, – распоряжайся нами, убийца!.. Если ты жаждешь моей жизни, то бери ее, но пощади моих детей, мою жену, моих друзей!
– Солдаты, возьмите этот стол – он мне мешает! – приказал дез Адре, не отвечая барону.
Стол был отодвинут к окнам; при этом погасло несколько канделябров.
– Принесите факелы! – скомандовал дез Адре. – Ничего не видно!
Тигр желал во всех подробностях насладиться зрелищем поставленной им трагедии.
Четыре солдата, с факелами в руках, живыми кариатидами встали по обе стороны зала.
– Вот о чем я хочу просить вас, господа, просить, а не приказать, – снова начал дез Адре. – Я хочу говорить с вами всеми, но предварительно должен вам признаться, что меня ничто так не может вывести из терпения, как жесты моих собеседников, а потому прошу вас теперь подвергнуться одной формальности, хотя и довольно неприятной для дворян, но тем не менее необходимой; эта формальность состоит в том, что вам свяжут руки… Ну, господин барон де Ла Мюр и любезный граф де Гастин, не угодно ли вам будет подать прочим господам пример? Мне крайне грустно, что вы давеча вынудили меня к столь тяжелым аргументам, которые стоили жизни некоторым из вашего круга, – надеюсь, вы не заставите меня повторить их!
Ропот негодования ответил на предложение дез Адре.
Нет сомнения, что все скорее согласились бы умереть, чем подвергнуться бесчестью, тем более что оно и не гарантировало им жизнь; но у них еще теплилась надежда на то, что, согласившись на постыдное требование врага, они спасут своих жен, сестер и дочерей.
Они покидали шпаги.
– Сдаемся! – крикнули они.
– Но я не сдаюсь, – сказал граф де Гастин и обратился к Этьену и Полю, указывая пальцем на дез Адре.
– Этот подлец хочет не только нашей крови, но и чести, а вы слушаетесь его, покоряетесь ему?.. Вперед! Он просил меня подать пример – я и подаю! Вперед, друзья!
– Вперед! – повторили братья, воодушевленные словами зятя.
И, не глядя, следует ли кто за ними, трое мужчин ринулись вперед.
Тут уже не десять, но сорок аркебуз опустились, но Бланш и баронесса де Ла Мюр повисли на шее – первая – мужа, вторая – сыновей, – воскликнув:
– Вы хотите, чтобы мы все погибли?
«Какая разница – минутой позже, минутой раньше?» – могли бы ответить им, но кто же не послушает любимого человека.
Наклонившись к супруге, Филипп шепнул ей несколько слов, которые сперва заставили ее вздрогнуть, а затем твердо ответить:
– Клянусь!
– Будь тогда по-твоему! – произнес Филипп и, тяжело вздохнув, переломил шпату надвое.
Несколько минут спустя все, не исключая и прислуги, стояли со связанными руками перед дез Адре, ожидая его приговора.
Он сел посреди зала в кресло; Ла Кош и Сент-Эгрев стали по обе его стороны.
– А теперь, господа, когда все успокоились, мы можем и поговорить, – сказал дез Адре медленно, с дьявольской улыбкой обводя взглядом женщин, рыдавших возле трупов. – Нельзя ли потише выражать вашу печаль, сударыни? Поверьте, я очень сожалею о случившемся несчастии и рад бы поправить беду, но что же делать, если воскрешение мертвых – не в моей власти? Потише, пожалуйста!.. Позвольте теперь объяснить причину моего столь внезапного здесь появления: четырнадцать месяцев назад, я был жестоко оскорблен бароном де Ла Мюром и некоторыми из вас, господа; я тогда поклялся отомстить вам при первом же удобном случае! Ну вот, этот случай представился! Между тем я не так черен, каким кажусь с первого взгляда, и хочу доказать это, предложив вам такие условия, которые не будут слишком обременительны для вас. К тому же мне следует быть предельно осторожным: госпожа Екатерина Медичи уже не благоволит ко мне по-прежнему, а совершенно лишиться ее милости я не считаю выгодным… Однако я вижу, что моя длинная речь истощает ваше терпение, и потому постараюсь объясниться в двух словах: я заплатил за вход сюда тысячу экю, назначаю выкуп в такую же сумму за каждого из вас. Вам эта цифра кажется слишком большой, господа?
– Нет! Нет! – в едином порыве воскликнули пленники, в сердцах которых вновь затеплилась надежда на спасение.
Промолчали лишь барон де Ла Мюр и граф де Гастин, которые поняли, что под этим предложением скрывается нечто иное.
– Так вы согласны на это условие? – продолжал господин де Бомон. – Что ж, тысяча экю с каждого из вас составят двадцать четыре тысячи, которые барон де Ла Мюр потрудится выдать мне сполна немедленно; вы можете рассчитаться с ним позже.
Барон де Ла Мюр горько улыбнулся; они с Филиппом не ошиблись, решив, что дез Адре просто насмехается.
– Вам отлично известно, – промолвил он, – что я не имею наличными такой суммы.
Дез Адре сердито топнул ногой, изобразив разочарование.
– Полноте! Как же так? – воскликнул он. – Думаешь, что дело уж кончено, а между тем ошибаешься… Неужели, дорогой барон, вы не имеете…
– Один лишь король в состоянии, быть может, распоряжаться такой суммой.
– Быть может? Да, вы правы. Говорят, финансы его величества пребывают не в самом цветущем состоянии… Дьявол!.. Но так как, господа, я никогда не кредитую, то вынужден предложить вам нечто другое. Мы сильно скучаем в последнее время, а потому было бы совсем не дурно поразвлечься обществом ваших прелестных жен и дочерей, пока вы не внесете мне всей назначенной суммы… вам и не нужно будет спешить… Ну-ка, Ла Кош и Сент-Эгрев, выбирайте. Я, со своей стороны, беру себе эту прехорошенькую малышку, графиню де Гастин. Похоже, я удачно выбрал; она – лакомый кусочек, которым не пренебрег бы и сам король!
Женщины обмерли со страху; мужчины заскрежетали зубами в бессильной злобе.
Солдаты хохотали; Ла Кош сморкался; Сент-Эгрев теребил усы.
Дез Адре подошел к Бланш; госпожа де Ла Мюр кинулась между ним и дочерью.
– Пощадите! Пощадите! – взмолилась она.
– Давай, Ла Кош! – промолвил дез Адре.
Ла Кош подошел и, словно соломинку, подхватил баронессу.
– Матушка! – вскрикнула Бланш.
– Дитя мое… доченька… я…
Госпожа де Ла Мюр не закончила, не смогла закончить. Когда Ла Кош передал ее в руки солдат, она уже не дышала.
– Что такое, голубушка? – обратился дез Адре к Бланш. – Неужто мы предпочитаем нашего красавца Филиппа де Гастина этому ужасному барону дез Адре? Впрочем, я сознаю, что слишком стар для вас… Сент-Эгрев, уступаю тебе дочь барона де Ла Мюра, мой мальчик: бери ее!
– Премного благодарен, господин барон! – ответил Сент-Эгрев, теребя усы, и обвил рукой гибкую, стройную талию Бланш.
Но она оттолкнула его с силой, которой нельзя было подозревать в таком воздушном существе.
– Я поклялась тебе, Филипп, – крикнула она мужу, – умереть, если нельзя быть твоей… И я сдержу слово!.. Прощай!
Она быстро вынула из складок своего подвенечного платья кинжал, поразила им себя в грудь и безжизненно упала на паркет.
Мы не станем описывать, что было дальше.
Есть такие преступления, о которых рассказывать не следует.
Пока одна часть солдат дез Адре подталкивала к двери зала гостей Ла Мюра, пьяных от ярости и отчаяния, и вынуждала их подняться на платформу донжона, другие солдаты – или, скорее, другие разбойники, – словно гнусная свора, вырвавшаяся из рук столь же гнусного охотника, набросились на честных женщин, невинных девушек, начав срывать с них драгоценности и украшения.
Затем, забросив их – полумертвых, а то и вовсе уж мертвых – себе на плечи, эти бандиты направились со своими жертвами к темным глубинам лестницы.
Дез Адре, а вместе с ним и Ла Кош и Сент-Эгревом досмотрел эту ужасную охоту до самого последнего ее эпизода.
Наконец, когда последний солдат исчез за дверью, барон промолвил:
– Хе-хе! Попортили мы им немного свадьбу, а, господа?
– Бедняжка! – произнес Сент-Эгрев, склонившись над неподвижным телом Бланш.
– Тебе жаль ее, шевалье?
– Она была так хороша!
– Да, хороша, но какая дура!.. Ладно еще, я ей не понравился, но уж тебе-то ее Филипп и в подметки не годится! Теперь, Ла Кош, друг мой, дело за тобой.
– Сию минуту, барон.
Задача капитана Ла Коша в подобного рода походах состояла в том, чтобы разыскать место, где хранились сокровища завоеванного замка и, естественно, эти сокровища умыкнуть.
Еще ни разу не возвращался он из подобных поисков не солоно хлебавши, этот славный Ла Кош! Золото он чуял сквозь стены!
– Присоединишься к нам на платформе? – продолжал дез Адре.
– Да, барон.
– Стало быть, без тебя пляску не начинать?
– О, да, барон, не лишайте меня этого удовольствия!
– Хорошо, хорошо, мы подождем тебя, гурман! Ну что, пойдем, шевалье?
О проекте
О подписке