Цитаты из книг автора «АНОНИМУС»

Загорский отвечал, что примерно так он и считает, но сейчас это не важно. Гораздо интереснее, каким образом храброму курбаши удалось вернуться с того света. Если память ему не изменяет, Кадыр-Палван был убит меткой пулей наставника Хидра. – Почти убит, – кивнул собеседник. – Почти… Он распахнул чапан на груди (Ганцзалин на всякий случай чуть приподнял ствол нагана), снял с шеи какой-то предмет и протянул его Загорскому. Тот осторожно взял предмет в руки. Это оказалась мятая серебряная ладанка в виде небольшого ковчежца. – Вот эта вещь спасла меня, – с благоговением в голосе сказал курбаши. – Она стала рукой Аллаха, и рука эта отвела смерть. Загорский с удивлением разглядывал ладанку, в которую, очевидно, попала пуля. Откуда у мусульманина православная ладанка? – Ее подарила мне моя кормилица, когда я был еще маленький, – сказал Кадыр-Палван. – Эта женщина спасла меня от голодной смерти, и я поклялся в память о ней носить эту вещь до последнего часа. Здесь нет никакого противоречия исламу, поскольку ваш Иисус, которого мы зовем Исá – тоже пророк Аллаха и почитается у нас очень высоко.

солнца. Исключение составляло местное духовенство или редкие грамотеи. Сейчас же советская власть устраивает в горах школы, дети занимаются там днем, затем помогают родным по хозяйству, по вечерам делают домашнюю работу и даже, может быть, читают книги, которые рекомендовал им учитель. Ганцзалин посмотрел на него внимательно: не хочет ли хозяин сказать, что от большевиков тоже есть какая-то польза? – В большевиках хорошо то, что они прогрессисты, – задумчиво отвечал Загорский. – Они искренне полагают, что народ надо учить грамоте, что у женщин с мужчинами должны быть равные права, что будущее принадлежит науке и технике. Я бы, пожалуй, даже примирился с ними, если бы не их дикая и жестокая манера проводить в жизнь свои планы. Кто не согласен с ними хоть в чем-то, тот, получается, их враг. А врага следует уничтожать.

Нестор Васильевич сказал, что свечи вечером в сельской местности – это уже новое явление, связанное, вероятно, с советской властью. Раньше крестьянин вставал до зари, за день успевал сделать все дела и ложился еще до захода

– О чем ты задумался, друг мой? – спросил его Нестор Васильевич. Ганцзалин отвечал с неохотой и несколько путанно. Из его слов можно было понять примерно следующее. Вот они с хозяином практически всю свою жизнь борются со злом. Однако, сколько они ни бьются, зла, очевидно, меньше не становится. Так в чем же, в конце концов, смысл их борьбы? И возможно ли вообще истребить зло на земле? Выслушав его, хозяин невесело улыбнулся. – Это вопрос философский, хотя ответ на него давался уже неоднократно, – сказал он. – Проще всего ответить на него так. Мы всякий раз перед едой моем руки, чтобы очистить их от разных болезнетворных микроорганизмов. Однако, сколько бы мы ни мылись, микроорганизмы возникают снова и снова. Так какой смысл раз за разом мылить ладони, если источник болезни нельзя уничтожить окончательно? Ответ простой – мы моем руки не для того, чтобы убить все микробы и бактерии, а чтобы не отравиться. Внутри нас есть свои микроорганизмы-защитники, и когда в нас попадают микробы, наши защитники их атакуют. Но если врагов слишком много, защитники не справляются, человек заболевает и может даже погибнуть. Так вот, руки мы моем именно для того, чтобы быть сравнительно здоровыми и не умереть. Так же и с преступностью. Возможно, когда-нибудь человечество искоренит это зло, но вряд ли это случится в ближайшие тысячу лет. Если не бороться со злодеями, они будут чувствовать себя вольготно, перестанут чего бы то ни было бояться и принесут гораздо больше зла, чем сейчас, когда с ними борются. Может быть, в обществе настанет хаос, и оно перестанет существовать, вернувшись к первобытным своим основам, где главным аргументом была сила, а не добро или закон. Мы боремся со злом, не надеясь его победить, боремся для того, чтобы можно было жить жизнью более или менее человеческой. Вот почему так опасна коррупция и вообще терпимость к преступности. Там, где мы делаем один шаг назад перед злом и хаосом, рано или поздно придется отступить на гораздо большее расстояние. Обыватели этого, может быть, и не понимают, и склонны разбойников представлять робин гудами, которые якобы борются со злом. Однако эту опасность должны понимать мы. Понимать и не прекращать своих усилий.

Тут авиатор воззрился на него с изумлением. Что значит – жизнь? Как это жизнь может планам помешать? Жизнь сама по себе, планы – сами по себе. Вот Загорскому жизнь когда-нибудь мешала? – На каждом почти шагу, – отвечал Нестор Васильевич, – это ведь я в расследовании преступлений такой энергичный, а как до самого себя, то вся предприимчивость куда-то девается. Я ведь еще после революции думал сбежать из России, мне большевики тоже, знаете, медом не намазаны, если не сказать более определенно. Но, как сказано в Писании, человек предполагает, а Бог располагает. Впрочем, если бы только Бог. Нет, не Бог, не ангелы, и не дьявол даже, а какие-то совсем небольшие люди и обстоятельства вдруг становятся на дороге. То одно, то другое, то третье – и глядишь, уехать никак нельзя. А когда вдруг делается можно, то смотришь на себя самого и видишь, что тебе уже семьдесят стукнуло, и куда ты поедешь из родной страны, во всяком случае, из страны, где все говорят на твоем собственном языке?

беспокоят его ни пустые радости, ни пустые горести… Пока она думала так, сознание ее обрело искомую пустоту и следом за сознанием пустотным стало и тело. В тот же миг руки Джамили легко выскользнули из кожаных ремней, а спустя несколько секунд оказались свободны и ноги. С минуту она сидела, растирая онемевшие запястья и лодыжки, дышала особенным дыханием йогов. Было и у них, суфиев, свое особое дыхание, но… – Знание не бывает лишним, – говорил ей Хидр, – учись везде и всюду. Примечай все, все толкуй, из всего делай выводы – и сопоставляй их с мнением умных людей. И если мнения ваши совпадут – бери эти знания на вооружение, пользуйся ими. Бывает, что люди ослеплены своей миссией и ничего больше знать не желают. Им кажется, что у них есть главное знание, а все остальное ни к чему. Однако же бывает и так, что на своем пути эти люди до цели так и не доходят. Но человек – не бездонный мешок, все знания мира в него не уложишь. Поэтому различай знания важные и второстепенные, нужные и те, без которых можно обойтись на твоем пути. – Каким же образом на пути могут мне понадобиться знания о том, как, например, убивать людей? – спрашивала она. – Придет время – узнаешь, – коротко отвечал он ей.

Джамиля открыла глаза, вывернула суставы – в одну сторону, другую. Она пробовала так и эдак, проявляя гибкость, которой позавидовали бы цирковые фокусники – но все напрасно. Ее спутали не просто веревками, это были прочные кожаные ленты, которые стягивались тем сильнее, чем сильнее она пыталась вырваться. Но она не отчаивалась. Как та лягушка из басни, она продолжала барахтаться, пытаясь выпрыгнуть из горшка с молоком. В детстве, когда она читала эту сказку, ей было страшно. Она ведь помнила, что сначала лягушек было две. Одна, менее упорная, перестала барахтаться и утонула. Другая продолжала барахтаться и вдруг ощутила под ногами что-то твердое, на что смогла встать. Джамиля решила, что твердое – это труп первой лягушки. Таким образом, умерев сама, та дала возможность второй лягушке спастись. И хотя в конце сказка давала совсем другое объяснение, она гласила, что лягушка бултыхалась и просто сбила масло, но Джамиля понимала, что такого не может быть. Конечно, лягушка наступила на труп своей подруги и только благодаря этому спаслась. Джамиля понимала эту историю так: одни люди часто живут за счет других людей. Скажем, богатые и сильные живут за счет бедных и слабых. Так она думала, пока не встретила учителя Хидра, который объяснил ей, что богатство и бедность тут ни при чем, а важно только состояние души человека. В конце концов, мера всему – это Всевышний, создатель миров, отец человечества. Тот, кто может мериться этой мерой и хотя бы пытается соотносить себя с ней, тот избранник судьбы, и не

Слова как семена, – отвечал Нестор Васильевич. – Часто они падают на камень, но иногда ложатся в плодородную почву. И тогда из них может вырасти что-то стоящее. Но если не пытаться бросить семена, они никогда не взойдут. Поэтому верные слова должны быть произнесены, даже если у них нет слушателя.

Если думать только о деле, забывая о людях, рано или поздно сам потеряешь человеческий вид.

Уныние – не только смертный грех, но и смертельно опасный – особенно когда находишься в сложных обстоятельствах. Уныние мешает четкой работе мозга, уныние создает в уме некую обреченную предопределенность. Сколько человек погибли только потому, что в тяжелых обстоятельствах поддались унынию вместо того, чтобы пытаться что-то придумать.