– Нин, а почему ты Веронику не позвала в клуб? Все-таки младшая сестра. И она бы развлеклась, и тебе с ней интересней!

– Веронике этого не надо. У нее учеба. Ее не вытащишь никуда. И вообще, с ней сложно.

– С ней не сложно. Просто она другая. Не такая, как мы с тобой, – вздыхаю я.

– Ага, вся в папу! Он такой же был… серьезный, нелюдимый.

В груди у меня стиснуло, и противно заныло под ложечкой.

– Ну вот, видишь. И я о том же. Зря ты ее не пригласила.

И вдруг… чувствую на себе чей-то пристальный взгляд. Поднимаю глаза и смотрю на окружающие меня лица. Ни одного знакомого. И все же…Я чувствую.

Откидываюсь на спинку дивана и устремляю глаза на танцпол. Молоденькая певица продолжает тему любви. Новая мелодия звучит еще медленнее, еще печальнее. На середину танцпола, как по приказу чьей-то невидимой руки, начинают подтягиваться пары. Одна, вторая, третья. Вот их уже больше десятка.

– Разрешите, девушка, – раздается сбоку приятный мужской голос.

Я резко поворачиваю голову. Перед Ниной склоняется в изящном полупоклоне мужчина. Темные вьющиеся волосы, смуглая кожа, блеснувшие черные, словно маслины, глаза.

Облегченно вздыхаю. А я уж думала…

Нина грациозной походкой выступает впереди незнакомца. Я задумчиво смотрю им вслед.

– Юля… – раздается надо мной взволнованный голос. Слегка хриплый, неуверенный, словно боящийся ошибиться. – Это ты… ты…

Застываю. Глаза упорно смотрят в одну точку на поверхности стола. Я боюсь поднять голову и встретиться с ним взглядом. Кровь огненным жаром бросается в лицо. В душе смятение, неверие и одновременно – надежда.

Похожих голосов много. Но я узнаю этот голос на уровне подсознания, хотя мы и не виделись друг с другом двадцать лет. С того дня, как меня, словно арестантку под конвоем, насильно увезли в Москву.

Воспоминания бурным потоком захлестывают сознание.

Глава 4

Июнь 2004 года. Москва

Юля

Я смотрю в окно автомобиля, фиксируя взглядом пробегающий за окном летний пейзаж. До Москвы остается час езды. За рулем прокурорской «Волги»папин шофер, сам папа сидит с ним рядом на переднем пассажирском сиденье. Сзади устроились мы с мамой. Несколько часов дороги в салоне плотно клубится тяжелое молчание,изредка прерываемое моими всхлипами.

До отъезда я лежала на кровати, отвернувшись к стене. Слушала надрывающийся телефон. Мама, видимо, брала трубку и тут же опускала на рычаг, потому что ни разу я не услышала ни одного слова. И так много-много раз. Это звонил Саша, я не сомневалась. Но помнила запрет отца.

Несколько раз я все же вскакивала, стрелой неслась к телефону и лихорадочно набирала Сашин номер. Но тут же мамина твердая рука пресекала попытку. Три раза я пыталась вырваться из квартиры. Один раз мне даже удалось выйти из секции, но войти в лифт я не успела. Мама непоколебимо возвращала меня назад – домой.

В конце концов смирилась. Забилась под одеяло. Никого не хотела видеть. Не отвечала на вопросы. Я утопала в мыслях о Саше. Как он там без меня? Поддержал ли его кто-нибудь в горе? Я знала, он очень любил отца, гордился им. Саша делился со мной, что с мамой у него отношения почему-то не складываются. Я встречалась с ней несколько раз у них дома, да и во дворе приходилось сталкиваться.

Мама Саши – очень красивая женщина. Нигде не работала, говорила, что занимается общественной жизнью. Саша иногда с болью замечал, что лучше бы она была доброй, заботливой. И любила бы их с отцом, а не только себя, и не заставляла бы других любить и служить только ей.

У Саши началась сессия, сегодня первый экзамен. Пошел ли он в университет или остался с убитой горем матерью? Я почему-то была уверена, что она убита, чтобы ни говорили мои родители. А как он воспринял арест отца? Окаменел от горя и отчаяния? Давил глухие мужские рыдания, закрывшись в комнате, или взирал на окружающих с напускным равнодушием?

Приходилось закусывать зубами край пододеяльника до ломоты в челюстях, чтобы облегчить другую раздирающую боль – душевную. Я должна быть с ним рядом, с моим Сашей. С любимым, родным, единственным. А я сбежала как крыса с тонущего корабля, хоть и не по своей воле. Предала его, подчинившись чужому решению, пусть даже это решение моих родителей.

Саша…Я загляделась на него, красивого блондинистого старшеклассника, когда он возвращался с тренировки по волейболу в новенькой спортивной форме и мячом в руке. И врезалась в него на велосипеде, который обкатывала во дворе, на полном ходу. Мы оба грохнулись в пыль на асфальт. Злополучный велосипед валялся рядом. Бормоча извинения, Саша помог мне подняться, хотя я должна была извиняться. Ведь это я разинула рот! Мы встретились глазами. Две пары голубых глаз столкнулись взглядами и… сверкнула молния.

Разряд влюбленности оказался таким мощным, что мы два года были практически неразлучны. Но ни разу за это время не переспали. Ни разу, до вчерашнего дня.

Саша сразу сказал, что не прикоснется ко мне, пока я не окончу школу. И слово сдержал. Один бог знает, чего ему это стоило. А вчера на даче я поняла, что больше не могу. Что хочу обладать им полностью, без остатка. И сама хотела принадлежать только ему. Ему одному…

Ощущаю, что в глазах сухо до рези. Слезы, видимо, закончились, и я только истерически икаю. Папа заставил меня выпить успокоительное. Лекарство помогло, я успокоилась.

В голове внезапно созревает план. Я сбегу из Москвы! Вернусь в Петербург на поезде, дождусь Сашу в подъезде его дома, и мы придумаем, как нам жить дальше. Мы обязательно будем вместе!

За окном очень раннее июньское утро. Ночи, кажется, не было совсем. Мимо проносятся пригороды Москвы. Через полтора часа мы стоим у подъезда нужного нам дома. Поднимаемся на третий этаж. Дверь нам открывает худощавый мужчина со строгим лицом и внимательным взглядом карих глаз. Несмотря на ранний час, он тщательно выбрит, причесан и одет в темно-серую пиджачную пару с белой рубашкой и галстук под цвет костюма. Вылитый профессор!

Я не ошибаюсь.

– Знакомься, Юля. Наш давний с мамой знакомый, Леднев Герман Леонидович. Врач, профессор, доктор медицинских наук. Будешь жить у него. Он поможет тебе с поступлением в Первый мед. А ты поможешь ему с хозяйством и еще с…

Договорить папа не успевает, в прихожую выходит заспанная белокурая девчушка лет четырех с мягкой игрушкой в руке. Кажется, с пингвиненком.

– Папа, а где мамочка? Когда она вернется? Ты опять меня будешь сам собирать в детский сад? И поведешь тоже сам? А я хочу, чтобы мамочка! – умоляюще просит она тоненьким голоском.

Губы девчушки подрагивают, из больших голубых глаз катятся слезинки.

Я оборачиваюсь к родителям с немым вопросом. Они отводят глаза в сторону. Перевожу взгляд на профессора. На его лице отражаются растерянность и мука, а в карих глазах под набрякшими веками плещется бесконечная усталость.

Делаю шаг к малышке и присаживаюсь перед ней на корточки.

– Не плачь, не надо, – дотрагиваюсь до влажных от слез щечек. – Как тебя зовут?

– Ниночка, – выдыхает девчушка и смотрит на меня с надеждой. – Отведешь меня в детский сад? Мамочки нет…

Я холодею. Пронзает догадка, мигом превращаясь в уверенность: мама Нины не вернется. Сердце замирает от боли и жалости.

Осторожно прижимаю Нину к себе.

– Где твоя комната? Ты покажешь мне игрушки? А потом мы умоемся, наденем красивое платье и пойдем в детсад…

Я вдруг осознаю, что не смогу бросить сейчас несчастную девочку. Во всяком случае, не в ближайшее время… Но… Как же Саша? Душа рвется на части.

«При первой же возможности ты вернешься к нему», – успокаивает меня внутренний голос. Но я уже понимаю, что пути назад нет. Выбор сделан.

––

Глава 5

Сентябрь 2024 года

Юля

Крепкая рука мягко ложится на плечо. Я поворачиваю голову и поднимаю глаза. Наши с Сашей взгляды встречаются. И… нет двадцати лет разлуки. Мы снова во дворе нашего дома, и я врезаюсь в Сашу на велосипеде. Снова столкновение двух взглядов: серо-голубого и голубого до прозрачности. Искрит от мощнейших разрядов взаимного притяжения. Ничто не забыто…

– Юлька… Я боялся, что ошибся, – взволнованный взгляд Саши ласкает мое лицо. – Давно смотрю, ты – не ты… Ну и решились с другом пригласить вас на танец.

В его глазах немой вопрос. Много вопросов! Я чувствую, они готовы политься мощным потоком. Но я пока не готова на них отвечать. Я могу не выдержать силы их удара. Мне нужна отсрочка.

Поднимаюсь навстречу. Гляжу на него снизу вверх. Всегда было так. Саша высокий, гораздо выше среднего роста.

– Ты не ошибся, Саш! Я это… И рада тебя видеть, – бормочу сквозь смятение. Не хочу говорить всех этих обязательных, мало что значащих дежурных слов. Я хочу прижаться губами к его губам. Заглянуть в омут серо-голубых глаз и…утонуть там. Как когда-то давно… Двадцать лет назад.

Он наклоняется, касается губами моей щеки.

– Не надеялся тебя встретить. Я ведь не живу в Питере давно. Но вот пришлось приехать по делам… – возбужденно шепчет мне в ухо. – Друг предложил вечером отдохнуть. И меня как что-то толкнуло. В «Галактику»! Вот и не верь после этого… в судьбу.

Я молча улыбаюсь. Не рассказывать же ему, что дочь решила отметить свое интересное положение, и я тоже выбрала «Галактику». Но в душе соглашаюсь с ним. От судьбы не уйдешь, это так.

– Саш, присаживайся, – спохватываюсь я. Сердце бешено рвется из груди на свободу. Чувствую, как от волнения руки вмиг становятся ледяными, дрожат кончики пальцев. – Я с дочерью здесь.

Оглядываюсь на танцпол и поднимаю в легком недоумении брови. Медленный танец давно закончился, и Нина с брюнетом зажигают среди собравшейся вокруг них толпы нечто дикое. Типа ламбады или сальсы. Мне не очень хорошо видно. Все, моя малобеременная дочь, никаких тебе больше изысканных коктейлей!

Саша кивает и садится с угла диванчика напротив. Нас разделяет столик. Облегченно вздыхаю.

– Познакомишь меня с ней? – голос Саши чуть дрожит.

– Конечно, – смеюсь я. – Она очень любит знакомиться. Ей всегда интересны новые люди.

– Ты вроде общительностью не отличалась. В кого она?

Сашины губы улыбаются, но взгляд пронзительный, серьезный. Странно…

– Сама в себя, – отвечаю спокойно.

Саша подается вперед, чуть склоняется над столом, берет мои руки в горячие ладони. Мгновенно становится жарко. Чувствую, как пылают щеки, огненный туман застилает глаза.

Он подносит мои ледяные пальцы к губам. Целует их один за другим. Медленно, нежно, но с потаенной страстью.

Я кусаю губы. Сдерживаюсь из последних сил, чтобы не обнять, не прижаться, не зарыться рукой в густые волосы цвета золотистой соломы. И не начать целовать. Всего, до последнего миллиметра тела. Такого любимого, такого страстного…

Нет, ничего никуда не исчезло. Не прошло, не растаяло, не подернулось пленкой тлена за долгие двадцать лет. Что же мы сделали со своей жизнью, Саша? Почему не нашли друг друга наперекор всему? Почему сдались? Почему?! У меня нет ответов.

Чувствую, как из-под закрытых век катятся по щекам слезы.

– Юлька, ты что, плачешь? Тебе неприятно? – он осторожно возвращает мои руки на стол. – Не надо мне было… Но я …

Отчаянно мотаю головой. Открываю глаза и сталкиваюсь с его мятежным, растерянным взглядом. Беру салфетку и вытираю слезы.

– Извини, это все коктейли. Они не перестали за двадцать лет быть убойными, – и добавляю: – Расскажи мне о себе!

Но ответить Саша не успевает, с танцпола возвращаются Нина со жгучим брюнетом.

– Мам, ты почему не пришла на танцпол? – укоризненно спрашивает дочь и осекается. Внимательно смотрит на Сашу. Переводит взгляд на меня. Чуть приподнимает брови в немом вопросе.

– Нина, знакомься. Александр Рыбаковский, мой друг детства. Жили в одном дворе.