Глава 3.

День закатился солнечным диском за море. Поднявшийся на закате ветер предвещал жару. Он стучался в стены шатра и дергал полог, пытаясь распахнуть его. Но ткань оказалась слишком тяжелой, а порывы – слишком слабыми. Я напрасно сидела и ожидала, что хоть на мгновение откроется клочок свободы – полог так и не поднялся, до тех самых пор, пока не пришли рабы.

Варвары одевали своих рабов также, как и одевались сами. Просто и безвкусно. Порой нельзя было понять, кто перед тобой – вольный человек, или бесправный раб. То ли дело, Роккан. У нас по одному одеянию сразу было видно каково положение человека, и как велики его доходы, а уж по женам можно было узнать благосостояние их мужей.

Знатные купцы и вельможи одевали своих жен в дорогие шелка и золото. Украшали даже ноги своих женщин, не скупились на туфли, расшитые жемчугом и камнями и на дорогие ткани. Здесь, насколько я могла убедиться за тот короткий срок, пока находилась в лагере, женщины одевались наравне с мужчинами и как мужчины – штаны и безрукавки, одежда удобная, но лишенная изящества и красоты.

Потому я была несколько удивлена, когда после рабов, что установили посередине шатра низкий столик, обложили его расшитыми подушками и заставили яствами, явились женщины из числа тех, кто приходили утром с первой женой. Развесив светильники по углам, варварские женщины принялись за меня.

Сейчас они явились, чтобы переодеть меня в мое свадебное платье. А когда я, набравшись смелости, спросила, кто отдал такой приказ, с удивлением услышала имя.

– Госпожа Тахира!

Когда женщины вышли, я осталась стоять в шелках, но уже без покрывала, что скрывало мое лицо, а спустя некоторое время появился и Шаккар.

Дрогнул полог, отодвигаемый его рукой, и варвар переступил порог Шатра, распрямив спину и посмотрев на меня немигающим взглядом темных глаз. В их глубине было что-то опасное, звериное. Что-то, заставившее сделать шаг назад и застыть, опасаясь, что не удержусь от желания бежать прочь от этого взора, обещающего мне ад. Только вот бежать было некуда.

– Садись, – мужчина указал рукой на подушки, перед столиком, а когда я покорно опустилась на них, подошел и сел напротив. Я заметила, что сейчас на нем надеты дорогие одежды, совсем не похожие на те, в которых варвар расхаживал по лагерю. Красивый халат, подпоясанный кушаком, высокие сапоги, в которые были заправлены кожаные штаны…

«Неужели он так оделся для меня?» – мелькнула мысль.

Я проследила взглядом, как мужчина взял в руки кувшин и налил вина. Сначала мне, затем в свою чашу.

– Пей, – приказал, и я взяла чашу, поднесла к губам, под напряженным взглядом мужа, а затем сделала глоток. А потом еще и еще…до самого дна.

Вино оказалось кислым и крепким. Я даже закашлялась, что вызвало легкую усмешку на губах Шаккара. В уголках его глаз лучиками разбежались мелкие морщинки.

– Теперь можешь что-то съесть, – сказал он и я подчинилась, оторвав крупную ягоды от кисти винограда. Варвар смотрел, как я ем и при этом задумчиво улыбался. Когда я покончила с гроздью, он снова налил мне вина и протянул со словами: «Пей!»

Я подчинилась, мысленно решив, что если опьянею, то смогу остаться равнодушной к тому, что вскоре произойдет.

– Я слышал, ваши женщины учатся танцевать для своих мужей, – вдруг произнес варвар и я закаменела.

– Это правда? – спросил он, но я была уверена, что Шаккар и без моего ответа, знает правду.

– Да, – не узнала звука собственного голоса. Позорный писк, достойный серой мыши, а не принцессы!

– Ты станцуешь для меня? – не приказал…попросил.

Мне хотелось отказаться, но я вспомнила слова Тахиры о том, что надо быть сильной, что надо понравиться варвару. Но тем не менее, я не смогла побороть отвращения перед одной только мыслью, что стану танцевать для него.

– Нет музыки, – ответила тихо, понадеявшись, что мужчина отстанет.

Шаккар резко поднялся на ноги и в несколько шагов преодолел расстояние до полога. Вышел, но скоро вернулся и не один. Вместе с ним в шатер вошли двое мужчин, и я узнала их – это были музыканты моего отца. В руках у одного был барабан, у второго флейта.

– Я послал за ними еще до заката, – произнес варвар и я сглотнула ставшую вязкой слюну, понимая, что не могу отказаться.

– Играйте! – приказал мужчинам принц и опустился на ложе, выразительно глядя в мою сторону. Он не стал мне приказывать, как сделал это с музыкантами, но весь его вид выражал ожидание танца, и я поняла, что должна это сделать. Дать варвару то, что он хочет.

«Представь себе, что танцуешь дома, во Дворце, – подумала и медленно поднялась с подушек. – Представь, что на тебя смотрят только мать и подруги, что они танцуют вместе с тобой!» – и сделала шаг к середине шатра. Подняла руки вверх и закрыла глаза.

Первыми ударили барабаны. Медленно, гулко отдаваясь в моем сердце. Затем вступила флейта – словно песня ветра, легкая и свободная, она проникла в мое сердце и заставила качнуться в сторону.

«Просто танцуй и не думай о том, что будет после!» – велела себе и начала двигаться, так как умела это делать. Руки поднимались в плавном скольжении. Бедра раскачивались в стороны, их изгибы угадывались под тонкими одеждами. Я плыла, скользила над ковром, устилавшим пол шатра. Я танцевала для себя. Сперва движения были зажатыми, несколько неловкими, но постепенно я стала забывать о том, для кого танцую. Перед моим взором проплыли корабли, устремившиеся куда-то вдаль, к далеким северным странам. Ветер наполнял их паруса, и я изгибалась так, словно это я сама была парусом, словно я сама плыла по бескрайней синей глади прочь от нежеланного мужчины, прочь от ненавистного брака. Сердце повторяло биение рук по коже барабана. Тело двигалось в такт. Я вросла в музыку, то порхая бабочкой под трель флейты, то ударяя пятками с неистовством под звуки тонбака(2). Разлетались одежды, оплетали мои ноги и распускались, диковинным бутоном. Длинные волосы струились по спине, плечам, плотным каскадом темного шелка. Музыка все играла, а я продолжала танцевать, ускоряя темп, заставляя музыкантов следовать уже за мной, за моими движениями. А затем вдруг стало тихо, и я, резко остановившись, увидела, как подхватив инструменты, люди моего отца поспешно покидают шатер. Вздрогнула и повернулась к ложу, но Шаккар уже стоял рядом и в его глазах разгоралось что-то дикое, безумное.

Я не успела даже вскрикнуть, как мужчина притянул меня к себе. Его руки полыхали огнем и обжигали сквозь тонкую ткань платья. Шаккар начал раздевать меня, мучительно медленно, заставляя отчаянно краснеть. Он словно разворачивал дорогой сверток, снимая с меня покров за покровом, открывая для себя тайны моего тела.

Сердце продолжало бешено биться. Оно сошло с ума, еще не успокоившись после танца, а теперь стучало от страха перед тем, что произойдет.

Отчаянно краснея, я почувствовала, как к ногам упал последний покров, явив мое обнаженное тело повелителю и господину.

Я хотела было прикрыться волосами, но Шаккар свел недовольно брови и мои руки упали вдоль тела, открывая мужскому взору то, чем наградили меня боги.

– Какая ты маленькая, – проговорил мужчина. Его ладони сошлись на моей талии, обхватили ее, соединившись пальцами. Не выдержав прикосновения, снова задрожала всем телом, но не подалась искушению отпрянуть назад, понимая, что таким образом смогу только разозлить варвара. А этого мне делать совсем не хотелось.

Руки Шаккара медленно поднялись вверх. Коснулись осторожно груди, совсем не так, как сегодня днем, без грубости, едва ощутимо.

– Посмотри на меня! – велел муж и я запрокинула голову, послушно глядя в темные глаза, ставшие почти черными от безумия, что плескалось в них.

Огромные ладони мужчины обхватили мои груди, сжали с удивительной бережностью, и я закрыла глаза, повторяя про себя совет Тахиры – позволить Шаккару делать со мной все, что ему вздумается и гнать прочь свои страхи.

«Пока он не причинил мне боли», – подумала я. Я не чувствовала и радости от его прикосновений, но и боли не было.

«Может все обойдется?» – мелькнула мысль и тут же исчезла, стоило варвару склониться к моим губам.

Меня еще никто не целовал и ощущение прикосновения твердых жестких губ, снова заставило вздрогнуть.

«Что он делает?» – мой немного помутненный вином разум немного прояснился, когда Шаккар своими губами разомкнул мои губы, вторгаясь языком в мой рот.

«Неужели целуются именно так?» – мужчина прижал меня плотнее к своему твердому телу, и я ощутила его желание, моментально покраснев.

Шаккар не привык быть ласковым с женщинами. Его отношения с Сарнай сводились к дикой безудержной страсти, после которой одежда оказывалась разорванной в клочья, а сам он – уставшим и довольным. Сегодня, войдя в Шатер к своей молодой жене, он впервые почувствовал неловкость и желание не спешить. Быть осторожным и нежным. Откуда в душе взялся такой порыв, мужчина не знал.

Майрам ждала его, одетая в свои легкие шелка, под которыми угадывалось молодое, красивое, упругое тело. Тело, которого не касалась мужская рука. Тело, что еще не знало ласки.

Шаккар не сомневался в том, что его жена чиста и теперь был намерен в действительности заявить на нее свои права. Как повелитель, как муж.

Откинув тяжелый полог, принц вместе с порывом ветра, потревожившим языки пламени в светильниках, зашел в шатер. Майрам стояла у столика, уронив руки вдоль тела. Маленькая, хрупкая и такая изящная, что принц понимал – сломить ее ему не стоит усилий, но он не хотел этого.

Принцесса ждала его. Боялась. Ее страх раздражал и злил Шаккара, но мужчина пытался сдержать гнев, понимая, что принцессе нужно привыкнуть. По крайней мере, так ему сказала Тахира.

– Будь с ней ласков в первый раз! Не причини лишней боли и, мне кажется, ты получишь свое долгожданное счастье, – произнесла сестра этим днем.

Шаккар приблизился к столику.

– Садись, – велел жене и сам опустился на подушки, глядя на девушку, что по-прежнему старательно прятала глаза. Она повиновалась, но не произнесла ни единого слова.

Принц взял кувшин и налил ей вина. Протянул, приказал выпить и, понимая, что это должно помочь девушке расслабиться, был немного удивлен, когда она осушила чашу до дна. Поморщилась, но выпила. Он налил еще, и она снова осушила чашу. То ли боялась ослушаться, то ли хотела забыться, когда он возьмет ее. Вино притупляло чувства, только вот Шаккару почему-то расхотелось держать в руках бесчувственную куклу. Он понял, что жаждет видеть ответную страсть в ее глазах.

А потом этот танец…

Принц не пожалел, что снова послушался совета сестры и пожалел одновременно, потому что увидев, как танцует его жена, забыл обо всем на свете. Движения ее маленького тела, такого соблазнительного в своих удивительно пропорциональных формах и мягких, плавных округлостях, заставляло его дышать чаще. Принцесса сама не знала, какой эффект вызвал ее танец у Шаккара. Он следил во все глаза за ее дивной красотой, за отточенными движениями тонких рук, взлетавших в облаке прозрачных одежд, делавших Майрам похожей на крошечную птицу, что казалось миг – и упорхнет от своего хозяина прочь, на волю, к ветру и высоким травам, к морю и крикам чаек.

Шаккар едва сдержался, чтобы не броситься на жену и не сорвать с нее эти покровы, мечтая увидеть то, что скрывалось под ними. Пусть ткани обвивали стройное тело, он горел желанием увидеть его без них, без этих тряпок…

Но музыканты продолжали играть и, сдерживаясь, Шаккар с силой сжал руками подушки, не отрывая глаз от маленькой плясуньи.

А принцесса все танцевала и танцевала, похожая на прохладный ветерок в жаркий летний день, залетевший в шатер усталого путника. Она дарила сладость и обещала неземные наслаждения тому, что будет обладать ею.

«Разве можно поймать ветер? – вдруг подумал мужчина. – Разве можно запереть его и покорить?»

Майрам повернулась спиной к своему мужу. Одежда обвилась вокруг ее изящного тела, словно очертила каждый изгиб, и Шаккар не выдержал. Вскочил с подушек и взмахнул руками, прогоняя музыкантов прочь. В один огромный, то ли шаг, то ли прыжок, оказался за спиной жены и застыл, ожидая, пока она сама не повернется к нему.

Она повернулась.

В темных глазах девушки принц увидел удивление и страх, но не удержался и протянул к ней руки. «Майрам!» – мелькнуло в его голове имя второй жены и вместо слов, он начал раздевать принцессу…осторожно, бережно, снимая покров за покровом и открывая для себя сперва худенькие плечи и изящную шею, затем округлую грудь с острыми вершинами сосков, нежно розовых, напрягшихся от танца или страха. Едва сдержался, чтобы не застонать и не сорвать остальные ткани одним рывком.