Читать книгу «Из ворон в страусы и обратно» онлайн полностью📖 — Анны Яковлевны Яковлевой — MyBook.
image
cover



– Чем там вертеть–то?– нехорошо усмехнулась баба Катя.– Там вертеть нечем.

– Вот и я говорю,– с удовольствием поддакнула Венина мамаша,– смотреть не на что.

В кухне воцарилась нездоровая тишина.

– А–а,– сообразила баба Катя,– так вы, стало быть, пришли мне отступного дать?

– Какого отступного?– испугался передовик производства.

– А вы как думаете? Мы только за деньги согласны снять вашего Веню с крючка.

– За деньги?– позеленела мамаша.

– Да. Вы же не хотите, чтобы Веня женился на моей Нилке? Готовьте выкуп. Иначе не отпустим зятя. Нам в дом мужик нужен, работник. Веня парень крепкий, опять же – дети здоровыми будут.

– Кстати о детях,– с ядом заметил папаша,– нам от вас ничего не надо. Никаких детей.

– Это плохо, потому что мы аборт делать не станем.

– Какой аборт?– взвилась мамаша.

– Так дело молодое,– с удовольствием сообщила Катерина Мироновна,– у них это быстро. Вон Уфимцевы Санька со Светкой приехали в Загс расписываться, а у Светки схватки начались. Так они из Загса прямехонько в роддом угодили.

Скрипниковская мамаша отставила хрупкую чашку, поджала губы:

– У вашей Нилки наследственность, а нам в семью алкоголики не нужны. Не видать вам нашего Вени. Охмурили парня, теперь шантажируете ребенком. Постыдились бы в вашем возрасте.

– Это я должна стыдиться? Пришли в мой дом, сидите тут, мою внучку, меня с грязью смешиваете, а мне же еще стыдно должно быть?– Баба Катя с достоинством поднялась и подбоченилась.– А ну, пошли вон, пока я ухват не взяла. Генетики. Моя девка в рот спиртного не берет – насмотрелась на родителей–то.

– Алкоголизм передается по наследству!– пискнула мамаша, ходко перебирая ногами по направлению к выходу.

– Тупость тоже передается по наследству,– окоротила медичку Катерина Мироновна,– и не через поколение, а от отца к сыну.

– Держите свою девку на привязи,– на ходу бросил папаша,– а то я за себя не ручаюсь.

– Ах, ты, пес шелудивый, – потянулась к ухватам баба Катя,– это я за себя не ручаюсь! Пшел вон

– Мы в суд подадим!– Отступал Скрипникников–старший на всякий случай спиной.

– А мы на алименты,– пригрозила баба Катя.

***

…Происходящее напоминало сон.

Выложенный плиткой тротуар, купеческие домики, высотные дома – от восторга слезы наворачивались. Столица мира с техникумом в центре.

Перед зданием техникума Нилке захотелось пасть ниц. Внушительные колонны, портики, пушкинские фонарики…

В их рабочем поселке самыми значительными архитектурными сооружениями числились бывший клуб завода (ныне здание поселковой администрации) и церковь. Ни там, ни там Нила ни разу не была.

Сумки обрывали руки, восторг пополам со священным ужасом стиснули сердце, и ноги налились тяжестью. Если бы ее не подхватила и не внесла в святая святых стайка девчонок, не исключено, что Нила бы простояла, пялясь на львиные морды на капители, до темноты.

– Ну? Ты туда или оттуда?– услышала она насмешливый голос, и вынуждена была сдвинуться с места, и войти в каменную прохладу, и ощутить себя одной из небожительниц.

Наконец–то.

Дверь с хитрой пружиной мягко вернулась на место, отсекая Нилу от прошлого.

Попав со света в полумрак, она ослепла, и целых пять минут ориентировалась на запахи и звуки. Пахло едой и краской.

Постепенно из мрака проступили очертания холла и лестницы на второй этаж, к которой устремились девчонки. Во все глаза рассматривая одежду и обувь на них, Нилка потрусила следом.

Она бы так не оделась. Впрочем, как бы оделась она, если бы у нее была возможность,– неизвестно.

Запах столовой исчез, зато запах краски усилился.

– Эй, абитура?– раздался все тот же насмешливый голос. Девчонки повернули головы, наблюдая за потугами вновь прибывшей втянуть сумку (чего только бабушка туда натолкала, камней, что ли) по ступенькам.

Во взглядах, устремленных на нее, читалось осторожное любопытство, и Нила насупилась:

– Че?

– Как звать?

В горле запершило, губы стали чужими:

– Неонила. Нила,– исправилась она и внезапно обозлилась. Дура. Деревня. Так и будешь снизу вверх смотреть на девок?

– Меня Ира,– как вождь с трибуны, помахала ладонью круглолицая простушка.

– Меня Ксения, – подхватила другая – со свисающей не глаза челкой.

– А меня Наташа.

Низкая, крепкая шатенка сделала шаг навстречу. Нила сфотографировала девушку быстрым женским взглядом: высокие скулы, брови вразлет, яркие губы. Красок было так много, что глаза разбегались. Зависть острым коготком царапнула неяркую Нилу: везет же некоторым.

Впрочем, в мире нет совершенства – у новой знакомой не было и намека на талию.

Пришедшая в следующее мгновение неожиданная, смелая мысль удивила саму Нилку: она их всех сделает. Всех переплюнет. Заткнет за пояс. Обойдет на повороте.

Эта странная, взявшаяся из ниоткуда идея подчинила себе Нилу полностью … На целых три года…

***

… К третьему курсу время, когда Нилка безвозмездно шила для подруг, прошло безвозвратно.

К третьему курсу Неонила Кива уже знала себе цену, и за определенную мзду строила лекала и кроила ткани для особо одаренных студенток. Плату брала в твердой валюте: консервами, сахаром и крупами.

Правило не распространялось только на Наталью Бабич: в точности, как когда–то в школе на уроках труда, Нила пахала за себя и за «того парня». Только тогда «парнем» была Тонька Белкина, а сейчас – Наталья Бабич – та самая девчонка с насмешливым голосом. Жили они в одной комнате, и Бабич без стеснения пользовалась Нилкиными талантами.

Незаметно для себя Нилка обросла клиентами.

– Не боишься?– намекали девчонки.

– Чего мне бояться? Экзамен я сдам по–любому,– отмахивалась Нила.

Свой невинный бизнес особо не афишировала, и все было шито–крыто, пока Наталья не почувствовала себя обделенной.

Случилось так, что во время сессии Нила зашилась в буквальном смысле и не исправила дефект на пиджаке, который конструировала Наташка.

Дефект был в окате проймы, из–за него все изделие тянуло и морщило, и зачет Бабич не получила.

В это самое мгновение у Натальи обнаружился талант в области, далекой от пошива одежды.

Вылетев из аудитории, Бабич отправилась прямиком к завучу по воспитательной работе, старенькой Юлии Валентиновне Варенцовой, и наябедничала на подругу – избавилась от всех конкуренток одним махом.

От линчевания Нилку спасла телеграмма о смерти родителей.

Оба задохнулись в пожаре, не приходя в сознание.

***

…Хоронили за счет средств поселка и на пожертвования. Похороны были немноголюдными и тихими, только бабушка пронзительно вскрикнула, когда о крышку гроба сына стукнулся ком земли.

Постройневшая Тонька заглянула на поминки с каким–то мачо – жгучим брюнетом, невесть откуда взявшимся в малороссийской глубинке.

– Знакомься, это Алик,– представила Тонька мачо,– он из Адыгеи. Продает у нас помидоры.

Алик доставал Нилке до пупка, что не мешало ему корчить плейбоя.

Чуть пошловатый, развязный, он быстро понимал, когда его ставили в рамки.

– Зачем он тебе?– шепотом поинтересовалась Нила, когда джигит вышел во двор за малой надобностью.

Тонька поразила подругу философичностью:

– Я помидоры люблю.

– Много помидоров вредно.

– Мне – нет. С ним интересно. И потом: кто из наших способен сводить девушку в кафе или покатать на машине? И вообще я за смешанные браки и дружбу между народами. Вот возьму и женю на себе Алика.

– Так он и разбежался жениться на тебе.

– Раньше ты такой злой не была,– надулась Тонька.

– Раньше я была дурой.

– А теперь, значит, умная?

– Поумнее некоторых.– Акции подруги в Нилкиных глазах резко упали, когда она узнала, что Тонька торгует фруктами на рынке.

Веня уже был контрактником, топтал горы Кавказа и писал на бабушкин адрес так, будто они – жених и невеста, и дело это решенное.

Уход сына подкосил Клавдию Мироновну, она слегла.

С тоской глядя на таявший снег в огороде, Нилка уже подумывала оформить академический отпуск, но бабушка заставила себя подняться.

…После девятого дня Нилка вернулась на занятия и с недоумением обнаружила, что ее вещи из комнаты исчезли.

Кроссовки, джинсы и зимние сапоги, купленные на бабушкину пенсию, найти так и не удалось, и Нила выставила счет Наташке.

– Я тебе не сторож. Надо было забирать с собой свои тряпки,– огрызнулась та.

– Ты не сторож, ты воровка!

– Сама воровка!

– Что ты сказала? Повтори!– наступала тщедушная Нилка. Она была на голову выше крепкой Наташки и в три раза жиже.

– Сама такая,– воинственно вздернула подбородок та.

Дело кончилось тем, что комнату поделили на две автономные половины.

Но соблазн оставался.

Бывшие подруги продолжали сновать мимо друг друга в двенадцати квадратных метрах, так что иногда воздух готов был самовоспламениться.

А уж какой простор воображению это давало!

Приграничные стычки участились: пропажа учебников, лекций, ручек, мелков для кройки и выкроек стали почти регулярными.

Вскоре мелкие пакости перестали удовлетворять Наташку.

После того, как она срезала пуговицы на Нилкиной кофте, а Нилка в отместку покромсала ее лекции по основам дизайна, дошло до рукопашной.

От накопившейся ненависти тузили друг дружку в полном молчании.

Потешный бой собрал зрителей, и в самый отчаянный момент схватки до слуха Нилки долетела фраза:

– Дуры, вас же к конкурсу не допустят!

За секунду до этого желавшая смерти врагине, Нила потеряла к ней интерес, обернулась на голос и пропустила фланговый удар.

Теснота комнаты спасла Нилку от дальнего полета. Она вписалась в тумбочку у кушетки и даже не почувствовала боли:

– Какой конкурс?– плохо соображая, спросила она у хлопотавшей над нею девушки – кажется, ту звали Мариной.

– Конкурс готовых изделий,– произнесла сакраментальную фразу кажется–Марина и протянула Нилке руку.

Конкурс готовых изделий. Матч–реванш. Полет первого человека в космос. Второе пришествие. С чем еще можно сравнить это событие?

Стянув с себя разорванную в бою футболку, Нилка переоделась и понеслась в учебный корпус.

…Взбудораженный новостью, техникум гудел.

Было от чего возбудиться.

Во–первых, ожидалось, что в показе примут участие профессиональные модели из агентства «Look» из краевого центра.

Во–вторых, ожидалось, что демонстрировать сшитые наряды будут они же, профессиональные манекенщицы.

В–третьих: высокое жюри интересовала не только техника работы, высокое жюри хотело видеть изделия, отмеченные индивидуальностью, неповторимостью и самобытностью.

Нилка точно приросла к полу. Перечитывала и перечитывала скупую информацию, изложенную протокольным языком, бессознательно скользила взглядом по составу жюри конкурса.

Н.Н. Загайнова, П.Г. Бубенец, Л.Е. Сухотин.

На первой же фамилии Нила испытала легкое головокружение: Н.Н. Загайнова – автор учебника по конструированию моделей одежды «Алгоритмы славы». Эта фамилия была знакома каждому более–менее приличному портняжке. Нилка была приличным портняжкой, и имя Нины Загайновой было ей знакомо.

Н. Загайнова владела конструкторским бюро. Лекала, которые строили в бюро, пользовались популярностью у производственников.

Если только Н.Н. Загайнова захочет, если только обратит милостивый взор, если заметит Нилкину работу, о будущем можно не беспокоиться – оно будет мажорным и шоколадным.

Имена спонсоров, за чей счет организаторы собирались устроить конкурс, Нилка так и не смогла прочитать – они расплылись перед глазами. Да они и не имели значения. Значение имело другое…

Ткани для моделей одежды – вот, что имело значение. Материал можно было купить по своему выбору или получить отрез у Варенцовой.

Черт! Черт! Черт! Будь он проклят, этот конкурс с его наградами и призами, со всеми модельками и меценатами–благодетелями!

Все участницы, и в первую очередь Наташка Бабич, на свое усмотрение отоварятся в магазинах тканей шелком и бархатом, парчой и гипюром! А у нее – казанской сироты, нет денег даже на байку. Даже на рогожку. У нее нет денег даже на кусок марли, черт бы все побрал.

С полными от слез глазами Нила добралась до конца объявления:

«По окончании конкурса будет устроен бал.

Третья группа! Утверждение эскизов моделей состоится через неделю. Учащиеся, опоздавшие сдать эскиз, к участию в конкурсе не допускаются (только в качестве зрителей)».

Под последней строчкой кто–то успел пририсовать человечка с огромными ушами – лоха. Вот–вот. Именно лохом Нила себя и ощущала.

…Все точно сошли с ума.

Группа разделилась на имущих и неимущих, на способных и бездарей, на ленивых и трудяг. Эти подгруппы находились в постоянном броуновском движении, что–то искали, подсматривали, подслушивали, куда–то бегали и что–то доставали. Моментально острым дефицитом стали журналы мод.

Кто владел журналом, тот владел сознанием, а кто не мог себе позволить «Bazaar» или «Vogue» практически превратился в изгоев.

Желающие получить хоть на день свежий номер записывались у старосты группы.

Из библиотеки исчезла даже «Burda» времен бабушек – это все, что перепало Нилке, пока она ждала своей очереди на новенький «Elle».

Вообще журналы мод Нилка не любила, но радовалась, когда получала возможность их полистать.

Листая «Vogue» или«Bazaar», не столько рассматривала фасоны одежды, сколько старалась уловить тенденцию. У нее даже получалось с большой долей вероятности предсказать, какой стиль войдет в моду и какой цвет станет трендовым – тот, которого давно не было, о котором все успели соскучиться. Так случилось с баклажаном. Так было с персиковым. И с коралловым.

Получив, наконец, «Elle», Нила поняла, что ей ничто не поможет. Пропорции – это и есть красота, говорила Шанель. Пропорции и цвет,– добавляла от себя Нилка. От этой мысли хотелось выть: что–то ей всучит Варенцова, какую дерюгу? Всем известны вкусы старухи: лучшей расцветкой она считала кумач.

За всеми перипетиями, Нила совсем выпустила из вида, что, проучившись три года, Наташка Бабич так и не научилась шить. Под словом «шить» подразумевалось – создавать одежду без конструктивных дефектов.

Наташка вещь не чувствовала, детали не прилаживала, а пришпандоривала и приляпывала. Все, что выходило из–под руки будущего мастера–закройщика Натальи Бабич, выглядело в точности, как рассказывал в свое время Аркадий Райкин.

Вкусом Наташка тоже не могла похвастать: предпочитала пафосные фасоны «а–ля королевишна», нагружала вещи лишними деталями, не учитывала особенности силуэта, рисунок ткани, да и чувство пропорции ей было не ведомо, так что на модельера–конструктора Бабич тоже не тянула.

Впервые за все годы учебы Нила испытала удовлетворение при мысли о криворукой Наташке: она по определению не могла быть конкуренткой.

У нее, Неонилы Кива, вообще не было конкурентов в их Альма–матер. Завистники были, а конкурентов не было.

***

…На дворе стоял апрель, аромат цветущих яблонь врывался в открытые окна аудиторий.

Учащиеся третьего и четвертого курсов, построенные во дворе буквой «П» уже минут тридцать изнывали в ожидании гостей. Гости задерживались.

Первокурсники и второкурсники допущены к действу не были и умирали от любопытства, густо облепив окна второго этажа.

Букву «П» уже порядком вспучило, когда со второго этажа раздалось долгожданное:

–Е–дут! Е–дут!

Через несколько минут во двор въехала «Газель».

Интригующе долго из машины никто не выходил, наконец, под одобряющий гул голосов дверь микроавтобуса отъехала.

Первой показалась жгучая брюнетка – отбеленная в хлорке копия Наоми Кэмпбэл. Поставив ножку сорокового размера на асфальт, она распрямилась, являя себя миру в полный рост, чем вызвала гром аплодисментов.

Овации не прекращались, пока последняя красотка не покинула нутро «Газели».

Во дворе техникума некуда было яблоку упасть: в городке событие вызвало горячий интерес, и желающим посмотреть на местный глянец живьем не было отбоя.

Директор техникума, Владимир Иванович Волк, произнес приветственное слово (короткое, но емкое) и, стараясь держаться на расстоянии от высоченных девиц, сбыл их на попечение зама.

Сухая и прокуренная, как старая зэчка, старуха Варенцова увлекла девушек на экскурсию по техникуму. Двор потихоньку пустел.

Первая часть марлезонского балета окончилась.

Опустив плечи, Нила выбралась из толпы: она чужая на этом празднике. Или праздник оказался чужим.

Это было чертовски не справедливо.

– Чего киснем, Кива?– раздалось у самого уха. Нила вздрогнула от неожиданности и обернулась.

Волк, он же отец и учитель, смотрел с ободряющей улыбкой.

Нила заставила себя улыбнуться в ответ:

– Владимир Иванович, а когда нам раздадут материал для работы?

– Насколько я знаю, сегодня и раздадут. По–моему, ты от группы отбилась, а, Кива?

– Сбор через час в конференц–зале. Успею. А что там будет?

– Я секреты разглашать не имею права.

– Владимир Иванович,– сложила белесые брови домиком Нилка,– хоть намекните.

– Не могу. Всему свое время.

Вид у Волка был загадочный, и настроение у Нилы поднялось. Вдруг Бог существует?

…Устроившись в третьем ряду, Нила не могла отлепить глаза от платья на брюнетке, которая вышла из «Газели» первой.

Расцветка «Калахари», африканский мотив. Россыпи черного, хаки, ржавого и жженого апельсина. Такие оттенки невероятно идут смуглым.

А бледным спирохетам, вроде Неонилы Кива, все больше нежно–розовенькое… Pink. Поросячий цвет.

Каждому свое. Кому–то инфернальный алый, кому–то шокирующий розовый, а кому–то благородная терракота.

Старушка Варенцова, между тем, перешла от разговоров к делу. Представив манекенщиц по именам и номерам, развернула свой талмуд, с которым не расставалась, наверное, даже во сне, и стала вызывать студенток по списку.

Через тридцать минут двадцать три студентки третьего курса были осчастливлены куском ткани и открыткой с заданием – вопреки прогнозу Волка, это стало неприятной неожиданностью для Нилы. Она–то думала, что выбор фасона оставят за участницами. Задание убивало мечту в полете – так ей казалось.

Развернув пакет, Нила обнаружила премиленький ситчик в розово–голубой гамме. На открытке с заданием было отпечатано одно слово: сарафан.

Сарафан? Нила задумчиво помяла в руке ткань.

В голове соткался образ англичанки, ленд–леди, этаких героинь романа «Гордость и предубеждение».

Или нет. Никаких оборочек, фонариков, пышных юбок. Мысленно Нила уже кроила, приметывала, подгоняла и строчила.

Шум в зале вырвал Нилку из грез: началась вторая часть марлезонского балета.

Каждая манекенщица получала двух модельеров–закройщиц.

В результате Нила с удивлением обнаружила, что ей досталась отбеленная Наоми. Девушку звали Тамарой, ее надменности позавидовала бы и царица. Такую в розово–голубой ситчик?

Придя в себя от шока, Нила извинилась и бросилась к Варенцовой:

– Юлия Валентиновна, по–моему, тут какая–то ошибка.

– Какая ошибка, Кива?– Варенцова смотрела с досадой.

– Видите, какая у меня ткань.

– Ну?

– И смотрите, какая модель.– Нилка повела глазами в сторону Тамары–Наоми.

На дне старческих выцветших глаз появился укор:

– Вечно ты, Кива, голову морочишь.

– Юлия Валентиновна, пожалуйста, придумайте что–нибудь,– взмолилась Нилка.

– Ну, вон, поменяйся с Плашко. Ей все равно, кому брюки шить.

– Юлия Валентиновна,– продолжала хныкать Нилка,– а давайте вы ей сами скажете, а то она упрется, если я попрошу.

Варенцова обреченно вздохнула:

– Кива, у тебя цыган в роду не было? Цыган–альбиносов,– добавила она, окинув беглым взглядом Нилкины соломенные волосенки.

– Да,– не стала отрицать родство Нилка,– и цыгане, и альбиносы, только вы сами скажите Плашко.

…Едва модели отбыли восвояси, участницы конкурса сбились в табун.

Эмоции выплеснулись наружу, все заговорили разом, поднялся немыслимый гвалт.

– Нет, вы видели?

– Девчонки, вы видели,– закатывала глаза Ирина,– какой плащ у моей модельки!

– А какие у моей ботильоны!

– А кожа какая! Видели, какая у всех у них кожа?

– А макияж?

– Прозрачный,– со знанием дела вставила Наташка. Ей косметика почти не требовалась, и она щеголяла этим.

В черепной коробке у Нилы теснились образы, и, ведомая ими, она тихо покинула актовый зал.

Модель, на которую Нилка обменяла Тамару – Эльза – была голубоглазой шатенкой с нейтральным оттенком кожи, и розово–голубой ситец ей сказочно шел.

Боясь расплескать по пути вдохновение, Нила припустила в общежитие, где ее ждали альбом, полумягкий «Кохинор» – приз победительницы конкурса эскизов – и ластик.

Через несколько минут Нилка уже водила карандашом по чистому листу.

Стремительные линии ложились одна за другой, Нила так увлеклась, что даже не заметила появления сожительницы.

Из–под грифеля выходило свободное платье, отрезное по талии, на застежке из воздушных петель и обтянутых тканью пуговок (не забыть перед обтяжкой замочить ситец). Пустить сутаж по подолу и горловине? Двух цветов. Красный и синий. Такое платье можно носить с джинсовой курткой или вязаной крючком манишкой.