Ей бы следовало злиться на него. Хотя бы возмутиться беспросветной наглостью и такой самоуверенностью, которую в любом другом человеке она не смогла бы не обличить. Но Антон…слишком напоминал избалованного мальчишку. Не плохого – как раз напротив: чуднóго, немного наивного и бесконечно любимого, несмотря на все его ошибки. Нет, в ее сердце не осталось чувств к этому взрослому мальчику. Не должно было остаться. Но и сердиться на его нелепые выходки не находилось сил.
Почему он снова вернулся в ее жизнь? Теперь, когда все уже перегорело? Она почти отвыкла от боли, стершейся за столько лет. Перестала обижаться. Кормить обиду – неблагодарное занятие: легче от этого не становится, а душа пустеет. Все это время Антон оставался для нее красивой сказкой, так и не превратившейся в реальность, наполнившей жизнь легким оттенком грусти. Частенько вспоминались слова мамы о том, что любовь не заслуживается. Ее нельзя купить, невозможно украсть, она или приходит сама в жизнь как фантастический дар, либо ее просто нет вообще. Женя нередко пыталась спорить, рассуждая о том, как важно трудиться для созидания этой самой любви, но в мудро-снисходительной материнской улыбке всегда таился ответ на ее вопросы. В фейерверке праздников, в суете будней любовь могла существовать лишь добровольно, не взамен чего бы то ни было, а ради… Улыбки. Понимания. Щедрой радости, насыщающей жизнь другого человека.
Девушка пыталась так жить, и не ее виной стало то, что Антон не захотел этого подарка. Но и судить его у нее не было права. Когда улеглась тоска и высохли слезы от неизбежного расставания, это удалось понять. Принять. И даже идти вперед, подводя итоги и пожиная плоды совершенных поступков.
Жалела ли она о том, что случилось? Ей лишь однажды задали этот вопрос вслух, но, глядя в строгие, пресыщенные горечью глаза, Женя ответила в первую очередь самой себе: нет.
Он был … ураганом, ворвавшимся в ее размеренную, распланированную жизнь, разодравшим на мелкие кусочки уравновешенную повседневность. Огнем, опалившим на короткое время, но научившим ярко гореть. Не для себя. Глубоким безбрежным морем, чьи воды могли быть прозрачными, как роса, и мутными, подобно потокам дождя на растрескавшемся асфальте.
Все пришедшее в жизнь потом не шло ни в какое сравнение с уже совершившимся. Вроде бы правильный и внимательный Михаил посетил ее дни и ночи, но не тронул сердца, не сумел проникнуть туда, где ему изначально не было места. Хотя он и не слишком стремился к этому. Женя стала для него убежищем от одиночества, другом, готовым выслушать, в чем-то даже дорогой женщиной… Но они были так похожи друг на другой горькой отрешенностью и какой-то почти равнодушной монотонностью, что женщина с трудом представляла их вместе в течение долгого времени. А о слове «навсегда» даже упомянуть не могла. Миша, похоже, разделял такие мысли, иначе чем иным можно было объяснить полнейшее отсутствие любых попыток с его стороны сдвинуться в сторону совместной жизни? Они были вместе, и при этом – каждый сам по себе, и обоих это устраивало. До недавнего времени, когда руки быстрее сердца вспомнили сладость запретных прикосновений…
Почему-то с ним было не страшно. Антон заражал ее своим энтузиазмом, энергией, которая буквально била ключом. Женя не уставала восхищаться: напористостью, порой граничащей с дерзостью, непоколебимостью решений, такой уверенностью в самом себе, что порой это даже вызывало зависть. Если поначалу она восприняла парня лишь как богатенького папиного сыночка, привыкшего получать все и сразу, то в дальнейшем, чем больше они общались, тем больше она видела в жизни Антона результаты его собственного труда. У него вполне были основания гордиться собою. Собственная империя, построенная далеко не за счет родительской щедрости, вызывала уважение. А смешливые глаза и кипящая в каждой клетке сила заставляла терять голову. Это ей-то, никогда прежде не поддающейся соблазнам! Хорошо видящей разницу между ними.
Но что до здравого смысла, когда его обаяние было таким привлекательным? Ухаживания – как в сказке. За несколько недель квартирка девушки превратилась в оранжерею, где одни букеты сменялись другими, не успев даже завянуть. Она перепробовала всевозможные сладости, побывала в самых крутых ресторанах города, куда самостоятельно добиралась бы еще несколько лет.
О, да, рестораны были отдельной темой! Женя все-таки призналась Антону, что привело ее в столь дорогое заведение в памятный день их встречи. Не могла не раскрыть своих секретов человеку, становящемуся с каждым днем все ближе.
Ее работу нельзя было назвать прибыльной, но на жизнь вполне хватало, а взятые дополнительно клиенты обеспечивали не только ценный опыт, но и некоторые излишки средств, часть из которых Женя откладывала для осуществления своей мечты. А другую часть… тратила на себя. На маленькую сказку, которой всегда хотелось девочке, только называющейся принцессой. Она позволяла себе покупки дорогих вещей, которыми прежде в течение нескольких месяцев любовалась на витрине элитных бутиков, или поужинать в ресторане, куда обычные люди дороги не знали. Хотелось прикоснуться к иному миру: богатому, красивому и очень впечатляющему, прикоснуться заслуженно, наслаждаясь тем, что за все это очарование она может заплатить сама. Хотя бы и всего раз в год или того реже.
Антон, кажется, не понял ее. Для него посещение подобных мест было само собой разумеющимся делом, и он был вполне рад пригласить девушку в незнакомые для нее рестораны. Но эффект оказался совсем другим: она не испытала даже части той радости, которую переживала прежде, попадая в такие заведения как королева, а не как золушка в сопровождении доброго принца.
Хотелось быть равной ему. Не просто девушкой, которую он готов облагодетельствовать, а кем-то намного ближе, роднее, слиться мыслями и желаниями. А получалось почти всегда лишь последнее…
На очередной сеанс Антон явился с огромным пакетом … апельсинов. Сочных, солнечных и таких удивительно ароматных, что Женя растерялась от собственной реакции. Ей понравилось. Во всяком случае, это точно было оригинальней цветов и конфет. И странно дернуло внутренность мыслью о том, как однажды она призналась о своей привычке пить по утрам апельсиновый сок. Не мог мужчина это запомнить: даже когда они жили вместе, ему не приходило в голову купить что-то подобное. Дать денег – пожалуйста: выбирай сама, чего душа жаждет. Так чаще всего и происходило: он предпочитал ждать ее в машине возле торгового центра, с трудом выдерживая походы за покупками.
Потому и предположить, что спустя шесть лет Антон случайно вспомнил о ее вкусах, было довольно трудно. Женя решила ограничиться мыслями о том, что это совпадение. Пусть приятное, но не более того.
Сдержанно поблагодарила, унося пакет в свой кабинет. Пока Антон раздевается, у нее есть несколько минут – попробовать сочный подарок, всегда потрясающе снимающий усталость. Она только взялась за нож, как горячий шепот обжег кожу на шее:
– Угостишь меня?
И когда он успел подкрасться?! От неожиданности дернулась и в тот же миг ощутила острую, пронзительную боль в руке: нож соскочил с упругой кожицы плода.
Последний раз что-то подобное случалось, наверное, еще в детстве, когда Женя только училась готовить. Тогда рядом была мама, умело и быстро справляющаяся с порезами, так что дочка почти ничего не ощущала. Теперь же, вскрикнув от перемешанной с болью растерянности, машинально дернула руку ко рту. По бледно- голубой ткани костюма расползлись багровые пятна.
Антон, глухо выругавшись, обхватил ее за запястье. Сжал, добавляя боли, набрасывая на порез полотенце.
– Прости…
Ткань пропиталась мгновенно.
– Прости меня. Женечка… Я придурок.
Она выдавила улыбку.
– Сама виновата. Нашла время лакомиться апельсинами. Гнать тебя надо было сразу, как только появился на горизонте, а не подарки принимать.
Кровь не останавливалась, уж почти капая с набухшего от влаги полотенца.
Мужчина кивнул.
– Прогонишь. Потом. Жень, здесь, кажется, зашивать надо, глубоко очень. Я отвезу в больницу.
Она хотела возразить, воспротивиться его совершенно искреннему желанию помочь. Но чувство вины, застывшее в почти черных от волнения глазах, вызвало совершенно иную реакцию, неожиданную для нее самой: Женя расплакалась, давясь судорожными, рваными всхлипами и уткнулась в его оказавшееся совсем рядом плечо.
Присутствие Антона если не облегчило ее физическое состояние, то значительно ускорило процесс. Вообще с того момента, как он взял все в свои руки, она словно отключилась. Смотрела на все со стороны, не перестав чувствовать, но оказавшись не в состоянии что-то оценивать. Женя старалась не думать о том, сколько и кому он заплатил, чтобы их приняли без очереди, но в ушах продолжал звенеть его жесткий, отрывисто-приказной тон, который никогда прежде ей не приходилось слышать. Это как будто был совсем другой человек: не обаятельный мальчик, некогда вскруживший ей голову, не аппетитно-соблазнительный мужчина, заставляющий думать о непозволительных вольностях, но сосредоточенный на своей цели делец, перед которым раскрываются любые двери. Даже не из-за денег, хотя и это имело значение, но гораздо больше – из-за мощной энергетики, буквально взрывающей пространство в его присутствии. Женя и о боли почти забыла, разглядывая этого знакомого незнакомца, который не пожелал отойти от нее ни на шаг. Не стала спорить: его присутствие ободряло. И пусть она это себе внушило, но теплая рука, в которую вцепилась почти ногтями, пока врач накладывал швы, каким-то необъяснимым образом добавляла ей уверенности. Ненадолго: всего на несколько минут – позволила себе стать слабой, растворяясь в мужской силе, такой желанной и необходимой. Чужой, но от того не менее значимой. Они скоро разойдутся в разные стороны, но этот момент она запомнит, сбережет глубоко внутри вместе с другими каплями… не любви – чего-то иного, не поддающегося описанию.
Выйдя из больницы, Женя остановилась у машины, отчего-то пряча глаза. Дышалось с трудом, и даже свежий ветерок, мгновенно окруживший со всех сторон, не помогал. Одежда, волосы, даже кожа, казалось, пропитались запахом лекарств, от которого почти мутило. Боль вымотала, лишила такого привычного самообладания. Хотелось оказаться дома и зарыться с головой в теплый плед, забыть о событиях прошедших дней, о новой встрече с Антоном и его такой неожиданной поддержке сегодня. До сих пор ощущалось тепло сильных рук, сжавших ее в коротком объятии.
Интерес и откровенное вожделение в глазах мужчины, которые приходилось наблюдать во время сеансов, сменилось единственным чувством – виной. Он действительно сожалел о том, что произошло, осуждая себя за неаккуратную шутку, и Женя не могла этого не заметить. Расстроилась еще сильнее: она бы предпочла встретить равнодушие, но не пристальное внимание, которое не просто смущало – волновало, заставляя сердце замирать всякий раз, когда его взгляд касался лица. Никто другой никогда не смотрел на нее… так. Проникая сквозь все завесы и преграды, которые она так надежно удерживала все эти годы. Мише даже в постели, сливаясь с ее телом, не удавалось оказаться настолько близко, как сейчас находился Антон.
Она ведь обо всем забыла. Выбросила из головы чувства, разодравшие душу на части шесть лет назад. Выплакала все слезы, выкрикнула отчаянье в пустоту будней, перешагнула через собственные разбитые мечты. Почему же вновь сбивается дыхание, стоит ему сделать шаг в ее сторону?
– Солнышко, прости меня…
Наверное, двадцатый раз за эти часы. К чему слова, если они ничего не изменят? Только становится больнее, и дело совсем не в ноющей руке.
– Простила. Можешь ехать.
Почти тоже самое говорила после первого сеанса. Не слишком-то он послушался.
– Я тебя отвезу.
Ну уж нет. На это она точно не пойдет. Женя покачала головой.
– Не надо. С ногами у меня все в порядке – сама доберусь.
На сердце было тоскливо. И невыносимо представлять, как она выглядит сейчас, почти изнемогающая от усталости. Искусанные губы запеклись. Его это не касается, но женщина сожалела о собственном внешнем виде, а еще больше о том, что он ее видит такой. Взгляд мужчины, пристальный, внимательный, лишал последних сил.
– Езжай домой, Антон. Я справлюсь.
– Никуда я не поеду, пока не довезу тебя. Жень, даже не вздумай спорить.
Как всегда. Он принял решение, и на это ничто не может повлиять. Только не сейчас. Позволить ему довести ее до дома недопустимо.
– Я доеду на маршрутке.
– Женя!
Она даже знала то, что ждет дальше: руки на плечах, держащие так крепко, что вырваться невозможно. В глазах – почти раздражение.
– Ты в самом деле считаешь, что я разрешу тебе ехать на маршрутке?
– Мне не нужно твое разрешение. Пусти.
– Садись в машину.
Разве он мог измениться? Годы лишь закалили в мальчике уверенность в своей правоте, силу отстаивать принятые решения, готовность противостоять любому мнению, не совпадающему с его собственным. Сколько раз ей приходилось слышать его приказы, отдаваемые окружающим людям. И прежде, и особенно сегодня, в больнице, когда это в самом деле было уместно.
Но теперь, с ней, подобное необходимо остановить. Женя привыкла надеяться лишь на саму себя. Родители были слишком далеко, и делиться с ними проблемами не хотелось. Созванивались часто, но рассказывать она старалась лишь о хорошем. Бессонные ночи, сумасшедшая усталость, боль в натруженных мышцах – им не стоило обо всем этом знать. Больное сердце отца, пришедшие раньше времени морщинки на лице мамы из-за волнений о детях… Добавлять трудностей близким молодая женщина не собиралась.
И если она сейчас поддастся этому требовательному тону, то привыкнет к нему быстрее, чем прежде. Сила мужчины так привлекательна. Слишком соблазнительно закрыть глаза и позволить все решить за нее. Отвезти домой. Компенсировать затраты, неизменно ждущие впереди. Накупить фруктов, на которые вечно не хватает денег. Но последствия могут оказаться еще более плачевными, чем в прошлый раз.
Женя заставила себя встряхнуться и снова дернулась из его рук.
– Антон, я не шучу. Сейчас же отпусти меня!
– И я не шучу.
Он сгреб ее в охапку и в одно мгновенье засунул в автомобиль. Резким, хотя и бережным движением пристегнул ремень безопасности. Оторопев от его наглости, Женя пришла в себя, лишь когда машина тронулась с места.
– Я с тобой никуда не поеду! Остановись немедленно!
Мужчина рассмеялся.
– Жень, давай не будем спорить. Ты устала, в таком состоянии не стоит ездить одной. Я обещаю вести себя хорошо. Даже не буду проситься в гости.
Она собиралась возмутиться, накричать на него, поставить на место, но вместо слов уже во второй раз за день вырвались слезы, захлестнули ее вместе с обидой. Расплакалась, как девчонка, пряча лицо в ладонях и размазывая остатки туши. Бороться с ним – бесполезное занятие. Никогда у нее не получалось, и теперь вряд ли что-то выйдет иначе.
– Откуда ты взялся на мою голову? Опять? Мало тебе трофеев? Хочется еще добавить к своему списку побед?
Антон опешил.
– Какой список, Жень? Ты о чем? И почему плачешь? Солнышко…
Вместо ответа она зарыдала сильнее. Задохнулась отчаяньем, гулким пронзительным, взорвавшимся в сознании одиночеством и пустотой дней, проведенных без него. Как же хотелось подчиниться, отдаться этой силе, забыть обо всех проблемах. Это удастся, непременно, но лишь на короткий миг, за которым неизбежно последует раскаяние. Его внимание дорого стоит, а страсть, кипящая сейчас в таких близких глазах, оставит следы и шрамы, которые снова будут заживать годами.
– Пожалуйста, отпусти меня… Ну зачем я тебе? Есть же Кристина…
Мужчина скривился.
– При чем здесь Кристина? Она рядом с тобой не стояла.
– Конечно… Разве нас можно сравнивать? Она – красивая, правильная, такая уместная деталь твоего мира… А я – просто массажистка, с которой стыдно появиться в приличном обществе…
Антон что-то собирался ответить, но слова застыли на губах. Даже возразить не сумел. Смотрел в заволоченные слезами глаза и понимал, что впервые в жизни не знает, как оправдаться. Понятие не имел, чем утешить, как залечить рану, которую сам же и нанес. Весь его опыт, умение противостоять любым ситуациям, уместные речи сейчас казались бессмысленными перед болью, сковавшей черты женщины, которую ему так и не удалось забыть. И которую все сильнее хочется прижать к себе, ощущая на коже прикосновения ее взволнованных вздохов, раствориться в темных глазах, вытесняя из них горечь.
– Можно… хотя бы позвонить тебе? Убедиться, что все хорошо…
Людям, знавшим его, такая просьба могла бы показаться смешной. Достаточно было сделать всего лишь пару звонков, чтобы узнать и номер телефона, и адрес, и детальное описание ее жизни на протяжении всех прошедших лет. Но он этого не хотел. Сейчас как никогда прежде нуждался в добровольном решении Жени, имеющей все основания оставить его ни с чем. Был уверен, что она скажет «нет». Отбросит прочь любые попытки приблизиться. И ждал этого почти с ужасом, понимая, что проигрывает самому себе.
Так происходило всегда. Он с самого начала их знакомства утрачивал здравый ум и рассудительность, стоило лишь оказаться рядом с ней. Творил немыслимые вещи, как глупый влюбленный мальчишка…
Влюбленный? Он ведь ее не любил. Не любил. Но отчего-то тянуло как магнитом к этой странной женщине до сих пор, так, как ни к кому ни до, ни после нее. Смотрел на дрожащие губы, искусанные почти до крови, и больше всего на свете хотел ощутить их вкус. Вспомнить. Увлажнить собственным языком, вычерчивая их манящую припухлость.
С каким-то извращенным удовольствием проследил, как она судорожно сглотнула, и нежная кожа на шее напряглась от этого движения. Надо остановиться, иначе он не только не сможет никуда ее отвести, но и лишится возможности просто разговаривать с ней. Женя не простит, если он сейчас…
Взгляд снова остановился на ее губах, впился в них, не касаясь. Она резко выдохнула, стремительно отводя глаза. Пальцы смяли карточку, которую женщина успела достать из сумки. Протянула ему, не выпуская из рук.
– Пообещай, что не приедешь ко мне домой. Только звонок. Один.
О проекте
О подписке