Часть 1. Я и моя семья

Глава 1. Самое лучшее для меня время

Я родилась в небольшом северном городке в 1981 году. Этот город для меня лишь точка на карте, так как его совершенно не помню.

Здесь родился и вырос мой папа. Он был среднего роста, гармоничный и подтянутый, с правильными чертами лица. Скромен, молчалив, любил тишину и уединение. Про таких обычно говорят: «В тихом омуте черти водятся». Папа работал сотрудником правоохранительных органов и был скупым на проявление каких – либо чувств.

Мама родилась в сельской местности, в то время была невысокого роста, красивая, с короткой стрижкой девчонка. Она, наоборот, была очень весёлая, заводная, душа компании и работала в Доме Культуры. Познакомились родители в один из папиных отпусков, когда он приехал на свою малую родину. Здесь жила его бабушка и приехавшие с севера на постоянное проживание родители.

На танцах в клубе папа заметил маму – такую красивую и озорную, его пленили её глаза, улыбка и он без промедления познакомился с ней. Через неделю они сыграли свадьбу, отпуск был небольшой, а расставаться им уже не хотелось.

Папина мама, моя бабушка, была очень недовольна выбором своего сына и такой молниеносной женитьбой. Но деваться было некуда, она души не чаяла в своём мальчике и помогла организовать торжество. Свадьбу играли в их деревне, гостей было немного, только самые близкие. Папина бабушка тогда шепнула маме на ухо, что тяжело придётся ей в этой семье. Но мама не прислушалась к этим словам. Слишком всё красиво складывалось.

Праздник закончился, гости разъехались, отпуск подходил к концу. Обратно, на север, папа возвращался уже женатым человеком. Была ли любовь, не знаю. В первые годы жизни между ними, скорее всего, были нежные чувства, влюблённость, страсть. Фотографии тех времён очень хорошо это отображают. Там они выглядели счастливыми. Мама всегда с нежностью в голосе рассказывала о жизни в северном городе.

Через девять месяцев после свадьбы появилась я.

Суровый климат этого города отражался абсолютно на всём, в том числе и на моём самочувствии, и, несмотря на то, что я была относительно здоровым ребёнком, педиатр рекомендовал для меня более мягкие климатические условия. Поэтому родители решили вернуться в ту область, где они познакомились, поближе к своим родителям. Поскольку папа был участковым инспектором, нашей семье дали жильё в небольшом селе, маме удалось найти работу в местном Доме культуры, а я пошла в детский сад.

Тот период я почти не запомнила и знаю о нём лишь из рассказов родителей. Мама говорила, что в детском садике ребята очень обрадовались приходу в их группу городской девочки, которая была для них необычной, с другими манерами, нарядами. В детский сад чаще отводил меня папа, забирал тоже он.

Вспоминается раннее морозное утро, ещё совсем темно, папа посадил меня в закрытую кабинку санок (такие были у многих: из фанеры делалась кабина с открывающейся крышей, стеклянным окном, фиксировалась на обычные санки) и повёз в садик. Внутри тепло и уютно, а в маленьком окошке виднеется папин силуэт, фонари, заснеженные верхушки деревьев и слышен монотонный хруст снега. Помню заботу, любовь и комфорт. Иногда перед сном родители читали мне книжки, мама торопясь, не вникая в текст, а папа выразительно и эмоционально, мне очень нравилось слушать его голос.

Периодически всплывают в памяти островки покоя, ощущения безопасности, родительской любви. Маленькую девочку замечали, слышали, чувствовали.

Глава 2. Рождение брата

Примерно через год после нашего переезда родился мой брат. Как рассказывала мама, на каком-то празднике, будучи беременной Пашей, она выпила немного шампанского и стала танцевать, после чего у неё начались преждевременные роды. Паша родился на двадцать восьмой неделе, у него был маленький вес и проблемы с дыханием. Сразу после родов его санавиацией транспортировали в областной центр, так как в районной больнице не было хороших условий для него. Он был желанным ребёнком, для семьи настал сложный период. Несколько месяцев мама с Пашей лежали в больнице. Меня на это время отвезли в соседний посёлок к маминым родителям. Я хорошо помню своё нахождение у них. Четырёхлетняя Анечка, в ситцевом платьице, поверх которого была накинута кофточка на пуговках, на голове повязан платок, а на ногах – резиновые сапожки, с маленьким ведёрком в руках помогает дедушке собирать выкопанную картошку и носить её в подполье. Бабушка же тем временем сидела на лавочке, обрезала лук и пела частушки.

Когда и как брат оказался дома, я не помню, но помню, что через какое-то время после выписки у него остановилось дыхание, стал синим и обмякшим. Суета и нервозность, слёзы мамы и крики папы. Вспоминая это сейчас, я понимаю, что родители всё сделали правильно и были рядом с ним в тот момент, когда ему это было необходимо, они спасли брата, трясли его, стучали по спинке, а когда он начал дышать, побежали за медицинской помощью. Я же, перепуганная до смерти, не знала что делать. В тот день мне казалось, что мир для меня обрушился. Родители были с братом, а мне так хотелось, чтобы в общей суете кто-то близкий и родной был рядом, обнял и сказал: «Анечка, тебе страшно сейчас, но я рядом. Всё будет хорошо!» Но этого не произошло, ни после того случая, ни много позже. Маму с Пашей опять увезли в больницу.

Одиночество и безысходность поселились во мне раз и навсегда, а отношения с родителями и братом стали отдаленными.

Паша рос очень болезненным ребёнком, поэтому всё свободное время и внимание родители уделяли ему. А я для того, чтобы получить одну мамину улыбку и папину похвалу, старалась быть самостоятельной и послушной. Уже тогда за любую мою шалость родители награждали меня строгим взглядом и нотациями. При этом каждый раз напоминали, что я старшая и должна вести себя соответствующе. А мне всего-то хотелось, чтобы мама хоть иногда меня крепко обнимала, держала на руках, играла со мной и ходила гулять как с Пашей, а папа хотя бы замечал, что я есть.

В последующем, у нас с братом тёплых отношений не получалось. Мало того что всё внимание уделяли ему, так он ещё умудрялся задирать меня, а когда получал от меня за это, я крепко получала от мамы. По её словам, я была старшей и не должна на него реагировать.

Сейчас я понимаю, что с моей стороны это было всего лишь привлечение внимания мамы, любого, пусть даже негативного, но внимания!

Такое отношение вбило клин между мной и братом. И даже теперь, когда мы выросли, тень прошлого всё равно лежит между нами.

У мамы на меня просто не оставалось времени и сил, так как все домашние дела были на ней, да ещё и болезненный Паша.

То, как родители относились к брату, сподвигло меня тогда возненавидеть его, ну, не любить точно. Спустя много лет я поняла, что его вины в этом совершенно не было, что это ошибка родителей, что между двумя родными людьми встала стена непонимания. Я знаю, каким бы человеком ни был мой брат, – это моя родная душа, моя частичка, которой я дорожу.

Сейчас брату почти сорок лет, он один и так и не реализовался в жизни. После неудачных отношений он вернулся к родителям и на протяжении десяти лет запивал горе алкоголем. К спиртному он пригубился после окончания школы, на эту привычку наложились слабохарактерность и отсутствие цели. Брат ведёт себя так оттого, что модель поведения отца наложила на его жизнь серьёзный отпечаток, какой пример мог преподать отец-абьюзер своему сыну?

В своей нереализованности брат, особенно в моменты алкогольного опьянения, обвиняет родителей, это проще и удобней всего, ведь, перекладывая ответственность на других, не нужно становиться взрослым, не нужно трудиться над собой и налаживать свою жизнь. Проще простого ждать, когда жизнь сама изменится к лучшему.

Когда была объявлена частичная мобилизация в стране, брат принял самостоятельное решение пойти на защиту нашей родины. У Паши есть медицинский отвод по состоянию здоровья, но это не остановило. Он сделал серьёзный и очень сложный шаг в сторону сепарации.

Я не теряю надежды, что брат вернётся домой живым, здоровым и с другим взглядом на мир.

Паша, милый Паша, я верю в тебя и люблю.

Глава 3. Откуда растут ноги

После рождения Паши папа стал отдаляться от семьи. Он жил с нами, но как чужой.

Уже тогда папа всё чаще позволял себе приходить домой в алкогольном опьянении. Из-за этого родители ссорились и даже дрались. Мы с Пашей прятались в комнате, но страшные крики мамы, слёзы, синяки на её теле, я помню, как будто всё это происходило вчера. Было страшно. Засыпая, я плакала, папа казался мне чудовищем.

С тех пор во мне поселился страх за себя, за маленького брата, за маму. Стала избегать отца и общения с ним. Несмотря на то, что я была ещё совсем ребёнком, понимала, что тот, кто может так жестоко оскорбить и причинить физическую боль своему близкому, злой и опасный человек. Его опасно подпускать близко к себе. Появился огромный барьер, который я выстроила в попытке оградить себя от него.

На меня папа тоже поднимал руку, мог сильно ударить по голове. Подзатыльниками одаривал при малейшем раздражении. Когда я пыталась ему возразить, мне в ответ всегда летело: «Ша! Заткнись!» И я затыкалась. На очень много своих осознанных лет я потеряла право голоса. Разговаривала только с собой, людьми, с которыми чувствовала себя в безопасности, и с животными.

Почему он так себя с нами вёл, я не знаю. Возможно, хотел самоутвердиться за счёт слабых.

Его семья была очень трудолюбивой и «правильной» для окружающих. Дедушка, папин папа – спокойный, очень умный, начитанный, с «золотыми» руками, его любили и уважали все жители их деревни. Невысокого роста, сутулый старичок, который всегда ходил сильно наклонившись вперед, в брючках, рубашке и соломенной шляпке с небольшими полями. Дедушка любил читать и у него была огромная библиотека в доме. Так же он качественно выделывал шкурки животных и шил из них дубленки, рукавички и даже унты (это такая зимняя обувь). Я ни разу не видела его раздраженным или несдержанным, наоборот, он постоянно шутил. Между дедушкой и бабушкой были спокойные ровные отношения.

Бабушка, папина мама – худенькая, красивой внешности старушка. Она всегда все успевала. В огороде все полито, ни единого сорняка на грядках, у коровы почищено, молоко парное надоено, из которого потом получена сметана, творог и взбито в глиняной кринке очень вкусное сливочное масло. Ещё бабушка очень хорошо шила и вязала, у нее было несколько швейных машинок. Она была самой старшей среди девяти своих братьев и сестёр. Их отец, мой прадедушка, был жестоким человеком. Много пил, избивал свою жену, закрывал её в подполье, а зимой, в лютый мороз, мог разбудить ночью всё своё многочисленное семейство и выгнать раздетых и босых на улицу. Бабушка, как самая старшая, тогда взвалила на себя весь груз ответственности за младших и, как могла, помогала своей маме. Роль жертвы и спасателя – её главные роли в жизни. Для окружения – добрейшей души женщина. Но то напряжение, злость, которое она в себе носила и носит до сих пор, а ей на данный момент девяносто пять лет, всегда чувствовались нами – самыми близкими.

Своему любимому сыну бабушка старалась создать другие условия, другое воспитание. Продолжая взваливать всё на себя, она не заметила, что вырастила инфантильного, психологически незрелого абьюзера. Сепарация между ними так и не произошла. Сноху не любила, поведение сына в отношении её оправдывала – сама виновата, провоцирует. Со мной и Пашей всегда была холодна и высокомерна, принижая и высмеивая какие-либо наши достижения. Было очень сложно строить с ней диалог. Я ощущала её раздражение в отношении нас всеми рецепторами, какие есть в теле человека.

Глава 4. Переезд и насилие в семье

Когда мне исполнилось шесть лет, наша семья переехала в соседний посёлок, где жили родители моей мамы. Точной причины переезда не знаю, но это было связано с папиной работой.

Домик, в котором мы поселились, был настолько маленьким, что мы друг другу мешали и постоянно от этого раздражались. В зале на небольшом диване спали мама с папой, за тоненькой перегородкой и шторкой вместо межкомнатной двери была наша с Пашей комната, в которой с трудом помещалась двухъярусная кровать, ещё меньше нашей комнаты была кухня.

Несмотря на тесноту, папины коллеги, приезжающие в гости, часто оставались ночевать. За всем этим всегда следовало застолье, алкоголь и предстоящий скандал между родителями. Мама была против приезда таких гостей, но всегда радушно их встречала и всё делала для того, чтобы они чувствовали себя как дома. После их отъезда разгорался скандал, мама высказывала папе свои недовольства по этому поводу. Во время таких ссор в адрес друг друга летели претензии, оскорбления, а иногда и предметы. Мама кричала о своей жертвенности, которую ей приходилось проявлять перед гостями, а папа обесценивал её высказывания и оскорблял.

Он жил для себя и никогда не считался с нашими желаниями.

В один из приездов папиных друзей родители снова поругались. Тогда мама даже написала заявление на развод, но так и не довела дело до конца. Друзья приехали не с пустыми руками и не одни. Они привезли много продуктов, видеомагнитофон с кассетами и «девушек». По вечерам выпивали, отправляли нас с Пашей к себе в комнату спать, а сами смотрели взрослые фильмы. Это сейчас я понимаю, что за звуки слышала тогда из телевизора за тоненькой стенкой и шторкой вместо двери. Гости находились у нас долго. А в один из дней мама пришла с работы и застала папу с друзьями и их девушками голыми в бане. Она плакала, кричала, схватила меня, и мы побежали к председателю леспромхоза. Ему мама принесла заявление на развод, которое через несколько дней по её просьбе было уничтожено.

Она тогда очень много плакала, говорила мне какой папа плохой, как он ей всю жизнь испортил и что я «вся в его породу», такая же бессердечная. Гости уехали. Папа протрезвел. Мама несколько дней с ним не разговаривала, а потом они помирились.

Поскольку дом был небольшой, мы с братом становились невольными свидетелями скандалов. В ходе конфликта мама никогда не уступала папе, всегда спорила с ним, могла в ответ ударить его. Несколько раз она разбивала ему лицо так, что приходилось накладывать швы. Мама была вымотана такой жизнью и, конечно, ей было не до меня и тем более не до моих чувств. Отцу же было всё равно на нас всех, главное, чтобы ему не мешали жить.

Тогда у меня уже сформировалось негативное отношение к папе, я его боялась и тихо ненавидела, за маму и за нас с братом.

На маму я злилась – за её вспыльчивость, невозможность лишний раз промолчать, многих ссор между ними можно было избежать, будь она немного покладистей.

Однажды папа сильно избил маму. В момент драки меня дома не было, по какой причине это произошло – я не знаю. Обычно всегда в эти моменты папа находился под градусом, начинал унижать маму своими высказываниями о ней как о женщине, о её плохих родителях, о том, какая она ужасная хозяйка. Маму его слова сильно задевали, и она всегда на них реагировала, могла первая налететь на него за это с кулаками, тогда уже и он не сдерживался. В тот день, скорее всего, так и произошло.

Она лежала обездвиженная на полу нашей маленькой кухни и тяжело дышала. Тело её было в ужасных кровоподтёках. Говорить мама не могла, только с трудом попросила меня позвать фельдшера с медпункта. Папа в это время пьяный лежал на диване.

Тогда, увидев маму в таком состоянии, я настолько сильно испугалась за неё, что у меня бешено заколотилось сердце, ноги и руки стали ватными. Несколько секунд я стояла остолбеневшая от ужаса и не могла ни говорить, ни пошевелиться, я просто смотрела на маму и не понимала, что происходит. А что, если мама сейчас умрёт? Как мы с братом будем без неё? Стало безумно страшно оттого, что мы останемся с папой. Я как во сне, не понимая, что делаю, добежала до медпункта, в котором фельдшером-акушером работала жена маминого брата. Я плакала и умоляла, чтобы тётя Нина поскорее спасла мою маму. Как же медленно мне тогда казалось, она собирала свой медицинский чемоданчик и шла за мной. Не дожидаясь её, я убежала домой, к маме. А вдруг она уже не дышит… Когда маме оказали медицинскую помощь, ей стало легче.

После таких ссор и избиений дома наступало затишье. Несколько дней мама обижалась на папу и держала дистанцию. В правоохранительные органы за помощью она никогда не обращалась, у неё была твёрдая уверенность, что там не поверят, ведь папа тоже один из них, да и «сор из избы» выносить стыдно. Ей оставалось только рассказывать о том кошмаре, который приходится терпеть дома, своим подругам и оставаться в таких токсичных отношениях. Мамины родители всё замечали, переживали, открыто не любили своего зятя, но не вмешивались. Папины же родители жили за несколько километров от нас, много чего не знали, а если о каком-то происшествии узнавали, то оправдывали своего сына.

Уже тогда я пообещала себе, что мои дети никогда не увидят меня в таком состоянии.

В эти страшные моменты пьяных домашних разборок Пашка пугался и плакал, а я либо сбегала к бабушке с дедушкой, либо уходила в наш хлев и жаловалась свинье и беременной овечке, либо меня выслушивал мой самый верный и любимый друг – пёс Дик. Я часами могла сидеть возле его будки и разговаривать с ним.

О том, что моими друзьями была свинья, беременная овечка и собака, конечно, никто не знал. Уже тогда животные для меня были спасением от одиночества и душевной боли, моими молчаливыми друзьями, которые не способны предать и сделать больно. Они помогли мне мечтать о том, что когда-нибудь у меня будет свой дом, любящая семья и обязательно домашние животные.

Мама от такой жизни стала часто болеть и в 1991 году легла в больницу. Я, десятилетняя девочка с мечтами о красивых куклах и волшебстве, была вынуждена погрузиться в домашние хлопоты. Уборка, готовка, присмотр за братом, уход за скотом. Конечно, я знала, как это всё делать, так как помогала маме, но я и подумать не могла, что вместо игр и уроков мне придётся самостоятельно справляться по хозяйству. На тот момент мне было страшно за маму, я боялась, что она может не вернуться. О делах по хозяйству я не думала, потому что со мной и братом оставался дома папа. Но это было наивным детским заблуждением.