Тяжело вздохнув, я тянусь через него к шкафу и снимаю с вешалки чертовы синие джинсы. Ненавижу их. Мама купила их мне на Рождество, и я поклялся никогда не надевать их, но вот, приехали. Ради настоящей любви и все такое. Она, наверное, в обморок бы упала.
Я хочу поблагодарить ее, сказать, что люблю ее, что она меня успокоила, причем не только сегодня, но с того самого дня, когда она внезапно поцеловала меня в моей старой комнате в общежитии, но не могу подобрать слов.
Мне хочется снова прочитать письмо от Хардина. Оно для меня – самая дорогая вещь. Это письмо выражает всю его любовь и страсть лучше, чем любые речи. Я прочитала его столько раз, что запомнила наизусть, но мне нужно прикоснуться к нему руками.
– Я знаю, ты этого не понимаешь, и она тоже, но она единственное, что у меня есть. Все, что есть в моей жизни, буквально все, что мне нужно, и я не могу ее потерять. Без нее у меня нет ничего.
«Ты болен, Хардин, и я не могу тебе помочь» – это худшее, что она могла сказать. Она понимает, что я облажался. И, что еще важнее, она понимает, что меня никак не исправить. Никто не может мне помочь, кроме нее.
– Хорошо, я заметила нечто. – Я гляжу на Хардина. – Черное.
– Душа Хардина! – восклицает Лэндон, и я смеюсь.
Хардин открывает один глаз и показываает сводному брату средний палец.
– Угадал! – хихикаю я.