* * *

– Ну ты и поспать… Вставай, лежебока-мастер! – Данила вылез из-под простыни. Соломенные длинные его волосы стояли дыбом, заспанные глаза сощурились на яркое солнце, худые, обгоревшие на пляже плечи покрыты розовыми заплатками. Нащупал очки, провёл пятерней по шевелюре, накинул рубаху.

Нина стояла руки в брюки, как всегда, великолепная, насмешливо и чуть скептически оглядывая и его, и пыльную, давно не мытую комнату. Солнце, предатель, ослепительно сияло в распахнутое окно, высвечивая все то безобразие, что вчера не было видно в полумраке.

– Волосы для куклы нужны?

Данила, стараясь не смотреть ей в лицо, протянул руку.

– Давай.

– Где тут у тебя ножницы? – Нина решительно направилась в сторону мастерской.

Путаясь в простыне и влезая на ходу в шорты, он попытался остановить её. Но она уже гремела инструментами на дедовском верстаке. Через минуту появилась на пороге, щёлкая огромными портняжными лезвиями.

– Эти подойдут. Сколько тебе волос надо?

– С полметра хорошо бы или хотя бы сантиметров тридцать.

Нина перекинула свою знаменитую, свисавшую ниже талии косу и, примерившись, начала резать. Данила с ужасом молча смотрел на это надругательство и без слов принял от неё заплетённый обрезок с локоном на конце. А Нина, коротко и лукаво взглянув на него, быстрыми привычными движениями пальцев расплела оставшуюся часть косы и встряхнула головой.

Волна блестящих чёрных кудрей окутала её плечи. Данилу обдало незнакомым пряным тёплым запахом женских волос с лёгким ароматом лаванды и чуть-чуть цитрусовых. Он стоял ошеломлённый происходящим. Нина шагнула ближе, убрала прядку волос с его лба, посмотрела прямо в глаза и, приблизившись, шепнула на ухо, щекотнув тёплым дыханием:

– Работай, Мастер. – Развернулась, собрала распущенную копну волос резинкой в хвост, распорядилась: – Платье мне с куклы сними, я новое сделаю.

Данила даже не рассказал ей о своих ночных открытиях. Да и что тут рассказывать? Вот если бы он узнал настоящую причину, от которой умерла Анеля. Не от колдовского же заговора в самом деле.

– А пятна крови на полу? А разбитая идолом башка? – заворчал дед.

Данила лишь молча отмахнулся.

– Нина, ты знаешь такого художника Васильчикова? Вроде наш, псковский.

– Если местный, найду, – бросила уже на выходе Нина и сбежала вниз в сад.

* * *

«Вчера стал свидетелем занятной сценки. Заснул после обеда в садовой беседке и случайно услышал объяснение в любви. Учитель рисования Васильчиков, я писал тебе о нём, оказывается, влюблён в мою невесту. Каково? Он на коленях просил её убежать с ним. А дурочка Анеля, совсем ещё дитя, и смеялась, и плакала, и утешала его. Так мило. Даже жалко стало их».

Файлы картин Васильчикова, вместе с краткой его биографией, пришли от Нины на почту через несколько дней. В основном пейзажи. Художник любил писать закаты в багровых тонах. Несколько портретов помещичьих семейств. Данила лениво листал фотографии, снятые Ниной в какой-то маленькой галерее. Прав князь, неплохой живописец был этот Иван Дмитриевич. Вот эта рыжая девушка в белом очень удачная работа. Нина сняла картину крупно, практически обрезав фон и нижнюю часть полотна. Юная модель, почти девочка, застенчиво улыбалась. На груди камея. Какой-то ярко-красный камень, практически алый, с алмазным блеском, прекрасно оттенённый серебром отделки. Данила наехал, увеличивая изображение, и чётко увидел тот самый рисунок, что был на камее куклы, – фигурку с головой-петлёй.

Ну, конечно! Данила постучал себя по голове. Болван. Это же «Узел Изиды». Как сразу не сообразил.

– Как бы ты сообразил, если увидел его на чёрном камне? – утешительно буркнул дед. – Ведь этот амулет египтяне делали только из красного камня. А ты бы поскрёб чем Пандорину-то камею. Сдаётся мне, не побежалость⁹ ли там.

Данила метнулся в мастерскую, схватил первое, что острое под руку попалось, – шило и аккуратно, с самого края начал царапать чёрный камень. Красная полоска появилась сразу.

– Дед, а ведь это киноварь! Прав ты, оксид ртути за эти годы вполне мог появиться, хранили-то как попало, похоже, куклу. Украшения у неё из такой же алой киновари сделаны, как и на картине. Ты понимаешь, что это значит? Рыжая девчонка на картине – это Анеля Корсак, та самая невеста князя N.N.

– Князь, а подарил невесте не бриллианты и золото – дешёвую киноварь да серебро. Отравить замыслил никак?

– Как ты украшениями отравишься? Киноварь ведь не чистая ртуть. Да и не такая уж она и дешёвая.

– Не алмаз, однако. А отравиться можно, если носить не снимая да в жару. Но не до смерти, конечно. А вот ещё знающие люди говорят, что киноварь очень любили колдуны для разных там обрядов пользовать. Опять же рисуночек у тебя непростой на камее. На браслете он же повторяется?

– Угу. – Данила тоже не мог понять, зачем ювелиру пришла в голову идея изобразить на украшении для юной девушки древний египетский символ богини Изиды. Красоты никакой. Разве что как оберег? Но где Древний Египет, а где Париж девятнадцатого века?

– Что там твоя колдунья говорила-то про заговор на смерть? – Дед подсел на магическую тему, теперь так просто его не собьёшь с неё.

– Нина не колдунья.

– Так она же потомственная ведьма? Сама хвасталась. А что, версия вполне реальная. В Париже, небось, тоже маги да волшебники водились, алхимики там всякие…

– Если о реальном, то чувствую я, что не случайно князь в подарок своей невесте ртуть привёз.

* * *

Данила прыгал с сайта на сайт, выхватывая нужную информацию:

«Киноварь опасна при нагревании, так как выделяет сернистый газ, ртуть и её пары».

«При остром отравлении парами ртути появляется рвота, боли в животе, повышение температуры тела, чувство страха, судороги. Поражённый становится нервным, раздражительным. Если вовремя не начать лечение, летальный исход гарантирован».

«Невеста моя, чем ближе к свадьбе, тем скучнее и дурнее выглядит. Ходит вялая, бледная, с вечными жалобами на нездоровье и в дурном настроении. Силы у неё, похоже, есть только на занятия живописью. Пишет пионы, которые заполонили весь сад, вечно измазана красными красками. Со мной молчит. Дикарка.

Г-н Васильчиков тоже всё избегал меня, а намедни встретил, когда я был один на прогулке, и стал умолять, чтобы я расторгнул помолвку. Смешно сказать, обвинял меня в ухудшении здоровья его дорогой Анели. Я посоветовал ему прекратить их бессмысленные уроки живописи, ей они не идут на пользу, и она явно не одарена талантами. Так он, представляешь, дорогая, вызвал меня на дуэль! Какое глупое мальчишество! Я, конечно, поступил благородно, сделал вид, что не расслышал его. Но как же я устал здесь от этих вульгарных манер. Видит бог, какой ценой я должен расплачиваться за грехи своего отца-картёжника. Если бы не моё бедственное положение, завтра бы расторгнул эту помолвку».

* * *

Данила закончил работу над куклой. Завтра открытие выставки. Новое платье, присланное Ниной накануне, сидит идеально. Расколотый фарфор головы склеил так, что ещё сто лет не развалится. Под волосами и не видно «шрамов». Очищенные от чёрной плёнки украшения играют алыми капельками на белом шёлке. Кукла смотрит на Данилу внимательно, с лёгкой улыбкой на розовых губах.

Он вспомнил, как удивил и обрадовал Нину своим открытием киновари и тем, что на кукле оказались миниатюрные копии украшений Анели. Правда, его версия смерти невесты от отравления ртутью её только расстроила. Сказала, что ей плевать, от чего и как сто лет назад кто-то там помер. Заговорённая на смерть настоящая кукла-пандора из Парижа – вот что привлечёт внимание публики к её выставке.

Но Данила уже не мог перестать думать о судьбе Анели, размышлять над причиной её смерти. Если убрать в сторону магический вариант, то что остаётся? Неизвестная инфекция или наследственная болезнь? Возможно. Но если бы умер кто-то ещё в семье или в окружении, то и легенда про заколдованную куклу не появилась бы. Предание однозначно связывает смерть девочек с куклой.

Что остаётся? Ртуть. И в дневнике князь жалуется, что Анеля не в духе, усталая. Но дед прав, Анеля не могла до смерти отравиться киноварью, даже если бы носила свои украшения с утра до вечера. И смерть сестрёнок этим не объяснишь.

А если она умерла, отравившись красками, сделанными из порошка киновари? Они ведь активно использовались художниками в то время. Князь пишет, что Анеля любила рисовать красные пионы. Может, девочка в творческом запале брала кисть в рот. А что? Так многие делают. Стоп, а её сёстры что, тоже любили порисовать красненьким?

Мог Васильчиков быть виновным в их смерти? Наверняка ведь знал, что краска у него ядовитая. Не предупредил? Но он же испытывал нежные чувства к Анели. В отличие от князя. Этому-то от неё только деньги были нужны. Неужели историю с отравлением киноварью задумал всё же он? Подарок ведь его. Почему именно киноварь?

Но ему смерть богатой невесты совсем не выгодна. Денежки-то адью… А если он рассчитывал на то, что она продержится подольше и умрёт уже после свадьбы? Чем дольше носить камею с браслетом, тем сильнее можно отравиться ртутью. Но так ведь могло продолжаться годы.

Пискнула почта. Сообщение от Нины: «Лови, как обещала, портрет Анели в большом разрешении». Данила, волнуясь, развернул файл на весь экран монитора.

Анеля стояла в полный рост в гостиной. На заднем плане в раскрытом окне пламенел закат. Рядом с девушкой на круглом высоком столике – книга и горящая свеча в красном резном подсвечнике из киновари с уже знакомым «Узлом Изиды».

Вот оно! Подсвечник. Однозначно её убили пары ртути при нагревании киновари.

Стоп! А был ли вообще подсвечник? Если художник в горе от смерти любимой, от ненависти к сопернику просто придумал его? Указал через него в своей картине на киноварь как на причину смерти?

Данила кинулся во французский Гугл, ища хоть какие-то следы ювелира по фамилии Лавуан, что мог сотворить смертельный подсвечник вместе с другими украшениями. Фамилия оказалась популярной среди дизайнеров и модельеров. Ювелир был только один – Жан Пьер Лавуан, трагически погиб вместе с женой Мари, отравившись парами ртути. Но за пятнадцать лет до смерти Анели Корсак!