Энциклопедия

Я вылез обратно и ещё раз осмотрел печь. По периметру её окружали четыре большие дровяные топки. Я бросился их открывать. Первая оказалась забита дровами, вторая тоже… Ах… Девочка сидела связанной в третьей топке! Печи не успели затопить, потому что я приказал вывести всех работников мануфактуры во двор! Разрезав верёвки, я помог Мари-Анн выбраться на волю.

Затем, весь перепачканный сажей и пылью, я в третий раз за день поднялся на последний этаж мануфактуры, где меня уже ждал Морис Фальконе. Предприняв все необходимые меры по аресту виновного, Морис заказал нам ужин, и мой желудок был ему за это безмерно благодарен. Я очень гордился тем, моя милая Анжелика, что он выдержал однодневный пост, но после всех пережитых сегодня чувств мне вдвойне было приятно откушать рябчиков в дружеской компании Фальконе.

– Как вы догадались кто убийца? – спросил меня мой гастрономический спаситель.

– Всё дело в том, что, работая над составлением энциклопедии, узнаёшь очень много любопытных фактов. Иногда достаточно одного кусочка слюды, чтобы сложилась вся мозаика. Когда я повторно поднялся в мастерскую, то спросил себя, почему вместе с Катрин погибла канарейка, ведь она же не могла отравиться ни красками, ни соком олеандра.

– Канарейка? Вас навела на решение этой загадки мёртвая канарейка?

– Да, видите в чём дело. В шахтах по добыче угля или металлов есть опасность отравиться угарным газом, поэтому шахтёры спускаются под землю с канарейками. Пока канарейки поют – опасности нет. А когда они, замолкая, падают мёртвыми на дно клетки, значит, срочно надо выходить из шахты, потому что есть риск отравиться.

– Получается, Катрин в мастерской угорела? Но у неё же был ключ, которым она заперлась изнутри? Почему она не вышла?

– Муж Катрин работал в шахтах, поэтому она действительно знала о канарейке. Женщина попыталась выйти, но не смогла, потому что снаружи убийца поставил клин, чтобы дверь не открылась. А чтобы угореть, достаточно всего трёх-четырёх минут…

– Погодите, но мы постоянно проверяем все дымоходы! Мы ведь топим каждый день!

– Правильно, поэтому убийца проделал отверстие в шве кладки дымохода, чтобы перекрыть тягу и чтобы угарный газ вместо трубы выходил в мастерскую. Затем он убрал перекрытие и залепил отверстие свежей глиной, а потом вернулся и вытащил из-под двери клин. Дело было сделано…

– Так кто же всё-таки убил художницу? И зачем?

– Её убил тот, кто лучше всех разбирался в работе каминов и печей. Её убил Жан. За то, что она носила его ребёнка и собиралась об этом рассказать. Видимо, когда Катрин оставалась работать по вечерам, он добился её силой, она забеременела… А поскольку по вине Жана у вас и раньше пропадали женщины, он испугался, что его преступления откроются.

– А почему тогда он не убил Катрин таким же образом, каким он избавлялся от других своих жертв?

– Женщина боялась и запиралась от него на ключ, а дома с животом уже оставаться не могла: там тиранил муж.

– А зачем Жану понадобилось убивать дочь Катрин?

– Она талантливая портретистка. Все печники носят на головах платки, чтобы их волосы не попадали на фарфор. А она видела Жана без платка и нарисовала его портрет, – я достал из кармана сюртука рисунки девушки и протянул их Фальконе. – Вот посмотрите, Морис. Конечно, это портрет углём, но вы видите, что на нём у Жана светлые волосы. Мастер Томас говорил, что однажды Катрин повторяла: «Он будет светлым…» Она имела в виду своего ребёнка, что у него могут быть русые волосы, в то время как Николя – бретонец с иссиня-чёрными волосами. Для неё это был позор… Вот откуда взялась легенда о Белом призраке. Вы же сами видели, что у Жана черные брови, но светло-русые волосы…

Фальконе продолжил рассматривать рисунки девушки и сказал:

– А у неё большой талант. Никогда ещё не видел, чтобы в шестнадцать лет так рисовали портреты.

– Морис, девушку зовут Мари-Анн Колло. Она осталась сиротой, почему бы вам не взять её в ученицы?..

Ах, моя милая Анжелика, мир – это большая нелепость! Но какая же это прекрасная нелепость! Вскоре мне удалось уговорить Фальконе оставить фарфоровые статуэтки и уехать в Санкт-Петербург для создания монументального памятника Петру Первому. Представьте себе, с кем он туда поехал? Он взял с собой сына и свою молодую ученицу. Именно Мари-Анн Колло вылепила голову русского императора. Говорят, что его глаза отражают безумие, свидетелем которого я невольно стал в тот день в Севрской фарфоровой мануфактуре…

Вы скажете, что я сам безумен, ведь уже который год я пишу вам письма в моей голове, моя милая сестра, в то время как ваше тело давно гниёт в могиле. Бросьте! Беспорядочность сердца влияет на ум, а в моём сердце порядок и всегда есть для вас место. Так что я не прощаюсь. До скорого свидания, мой милый друг!

Анkа Б. Троицкая.
Зуб даю

– Счастье не купишь…

– Да я просто хочу арендовать его на недельку.

Терри Пратчетт. Маскарад

 
Money, money, money
Always sunny
In the rich man’s world
Aha-a-a….
 

Песня наполнила собой автомобиль – она в очередной раз стала модной. Молодая женщина на пассажирском сидении убрала помаду в сумочку и осторожно провела языком по передним зубам.

– Жалость какая… – только начала она, обращаясь к человеку за рулём, как машина вдруг дёрнулась и резко свернула с дороги в цветущее рапсовое поле.

Водитель громко выругался, женщина взвизгнула, когда их подбросил небольшой земляной вал, но тут же захохотала. Было ясно, что им ничего не грозит. Они не врежутся в скалу и не упадут в пропасть. Проехав пару сотен ярдов, машина остановилась среди массы мелких цветов.

– С управлением не справился? – почти в истерике продолжала смеяться женщина.

– Это старьё никуда не годится. Что-то с рулём не так… Твою мать! – проворчал мужчина.

– Ну и на фиг мы на ней поехали? Что теперь делать?

– Телефон свой давай, мой разрядился. Позвоню в AA³, нас на что-нибудь пересадят. Этой рухляди, скорее всего, уже конец. Хорошо, что мы на шоссе не остались… Лучше в поле, чем под грузовик.

Через пару минут человек опять принялся чертыхаться. У него появились проблемы со связью. Он вышел из машины, обошёл вокруг неё, подняв руку с телефоном над головой. Жёлтые соцветья доходили ему до пояса. Он крикнул женщине:

– А ты не сиди без дела. Заведи мотор, а то простудишься. Неизвестно, сколько ждать придётся. Скоро вечер. Женщина послушно перебралась на водительское сиденье и повернула ключ. А мужчина с телефоном над головой стал подниматься на возвышенность, которая скрывала узкую загородную дорогу.

Как только он исчез из виду, женщина откинулась на сидении, закрыла глаза и вздохнула. Аромат цветов был сладким. Со стороны дороги доносилось щёлканье скворца с высоких проводов. Скоро женщина снова услышала шелест стеблей и улыбнулась, не открывая глаз.

– Дозвонился? – спросила она, а подошедший распахнул дверцу и ударил по красивому лицу молотком.

Первый удар пришёлся по тому месту между нарисованными бровями, где недавно появилась морщинка. А молоток бил по лицу снова и снова, даже когда женщина была уже мертва, так и не успев закричать.

Через пять минут мужчина уже шёл вдоль дороги в сторону белого щита с названием фермы. Он держал в руке телефон, но никуда не звонил. Возле щита он выволок из кустов велосипед, оседлал его, швырнул молоток в заросли ежевики и покатил в сторону железной дороги. У него за спиной раздался мощный взрыв. Мужчина не оглянулся. Он знал, что в машине достаточно топлива, чтобы она горела долго и жарко.

* * *

Апрель – время бурного цветения. У меня на пыльцу аллергия, и ещё предстоят адские мучения, хотя ехать домой по просторам Хартфордшира приятно. Важно не поддаться соблазну и не открыть окно в машине.

Сегодня свободный вечер, так как с завтрашнего дня мы берёмся за новое дело. Я так надеялся, что это просто озорные подростки подожгли угнанную машину, но труп меняет всё…

А это что тут у нас?

Я притормаживаю, не доезжая до дома. Там у крыльца моя дочь висит на каком-то чучеле в чёрной куртке. Неужели это с ним она собирается знакомить нас в субботу? Мать его выгонит к чертям… Они, наконец, отлипают друг от друга, и он уходит по дороге в мою сторону. Я не двигаюсь, рассматривая его. Руки в карманах, походка пружинистая. Он смотрит под ноги, но, проходя мимо машины, слегка втягивает голову в плечи. Худощав, черные космы торчат во все стороны. На куртке какие-то железяки и цепи, но хоть нет этих жутких колец в ноздрях. Зато накрашен и побелен, как на Хэллоуин. Брови чёрные, круги вокруг глаз, линзы фиолетовые. Тьфу… Ну, что это за мужик? А Кейли тоже хороша… Не парочка, а группа Kiss.

Я оставляю машину в гараже и вхожу в дом. Сверху дочь уже гремит любимой музыкой Sonata Arctica. Поднимаюсь к ней и стучу в дверь. Она открывает и несколько раз подпрыгивает на месте. В руке у неё мобильный телефон.

– Папа… Папа… Папунь… Мне мой сладкий предложение сделал! Вот, смотри!

Она поднимает руку в чёрной сетчатой перчатке с растопыренными пальцами, на которой что-то блестит. Но прежде чем я успеваю разглядеть кольцо, она бросается мне на шею.

– Кейли… Да подожди ты. Взрослая тётка, а ведёшь себя как подросток!

– Мне надоедает весь день в строгом костюме клиентам улыбаться. И потом… Раз в неделю не повредит.

Нам приходится кричать до тех пор, пока она не выключает музыку. При близком рассмотрении кольцо выглядит настоящим и… довольно дорогим.

– Это он был только что у дверей? И где он работает? – спрашиваю я.

– В субботу всё узнаете. Мама в конце недели приедет, и тогда…

– Да… мама. А он может хоть грим смыть, прежде чем предстать перед ней?

– Обещаю, что уговорю.

Она скачет и кружится по комнате уже без музыки, повизгивая от счастья. Чёрные волосы захлёстывают лицо. Я поздравляю её и ухожу заказывать нам пиццу. Когда Лора в командировке, мы питаемся чем попало.

* * *

Как потушить горящую машину быстро, чтобы улики не успели полностью сгореть, но при этом не смешать их с тем, что при тушении используется? Никогда об этом не думал, но я не завидую моему криминалисту Ронни Лиаму Янгу. Он мне уже сутки в каждом сообщении ноет о том, как ему трудно. Той ночью старенький «Ниссан» тушили даже не пожарные, а сами фермеры, которым принадлежат поля. Позвонили в полицию, только когда почуяли запах жареной плоти. Но место преступления уже было изгажено пеной огнетушителей, залито водой из поливалки, затоптано резиновыми навозными сапогами. Я представляю себе, как Ронни Янг приехал туда и начал орать и бегать вокруг, отгоняя сельских зевак и ругая офицеров, которые недостаточно быстро натягивают ленточки. Он с двумя лаборантами провёл там весь день и, похоже, всю ночь. Ронни у нас недавно работает, но все говорят, что парень смышлёный, хоть и вредный.

Сегодня я собираю группу на брифинг, но наш криминалист опаздывает на полтора часа. Он даже не переоделся. Прямо в защитном костюме он вваливается в комнату, оставляя на полу комья глины. Рожа красная, мешки под близорукими кроличьими глазами от недосыпа. Давно не стриженые волосы, белые, почти как его спецкомбинезон, прилипли ко лбу. Он не седой. Он альбинос. Тридцати ещё нет, но сейчас от усталости он двигается по-стариковски. Я разрешаю ему отчитываться сидя и с чашкой кофе в грязных руках. Его рассказ краток, насколько это возможно. В нём нет ничего лишнего, и вопросов почти не возникает.

Заканчивает Ронни так:

– Тело я забрал, а в машине нам уже ничто не поможет. Привёз несколько проб, коврики и остатки номерных знаков.

– Так ты думаешь, это баба? Личность установить возможно? – спрашиваю я, просто чтобы что-то сказать. Я знаю ответ.

– Что смогу – сделаю.

Он снимает круглые очки и трёт переносицу. Следователь Дэвид Берч выпрямляется на стуле:

– А мобильника точно нет? Рон, ты вокруг хорошо искал?

– Мы всё поле не прочёсывали… Фермеры клянутся, что не находили.