Глава XI
Откровенно говоря

Жизнь в Биртуике всё больше радовала меня, и я гордился тем, что пришёлся ко двору в таком превосходном доме. Все любили и уважали хозяев за их постоянную доброту и заботливость, проявляемую как к людям, так и к лошадям, ослам, к кошкам с собаками, к скоту и птице. Хозяева были готовы прийти на помощь любому животному в беде, и их примеру следовали все работники имения. Если деревенские мальчишки мучили животных, об этом скоро становилось известно в большом доме и хозяева одёргивали мучителей.

Наш хозяин и фермер Грей, по их собственным словам, уже лет двадцать выступали против применения ремня-мартингала, и в наших краях редко можно было увидеть лошадь с высоко задранной головой. Когда же нашей хозяйке случалось встретить тяжело нагруженную лошадь, голова которой оттянута наверх этим ремнём, она останавливала экипаж, выходила из него и мягко, но убедительно старалась доказать кучеру вредность и ненужность такой запряжки.

Не думаю, что есть на свете человек, способный устоять перед нашей хозяйкой. Я просто мечтал бы, чтобы все леди были похожи на неё!

Хозяин же свои убеждения отстаивал подчас весьма решительно.

Как-то утром я нёс его в верховом седле, и нам попался на глаза крупный мужчина, ехавший в двуколке, запряжённой прелестным тёмно-гнедым пони с точёными ногами и изящной головой, форма которой свидетельствовала о хорошей родословной. Поравнявшись с воротами нашего парка, пони свернул к ним. Его хозяин, даже не сделав попытки остановить пони словом, так сильно и резко рванул вожжу, что у бедняги дёрнулась голова и он почти сел на задние ноги. С трудом выправившись, он сделал было ещё шаг вперёд, но хозяин принялся яростно избивать его плетью. Растерянный пони бросился вперёд, однако крепкая рука тащила его назад с силой, достаточной для того, чтобы вывихнуть ему челюсть, а плеть продолжала гулять по его спине и бокам.

Я в ужасе наблюдал это зрелище, представляя себе, какую нестерпимую боль должен испытывать чувствительный рот пони, но тут хозяин понукнул меня, и мы вмиг оказались рядом с двуколкой.

– Сойер, – строгим голосом спросил хозяин, – ваш пони что, не живое существо из плоти и крови?

– Из плоти, крови и скверного нрава, – буркнул тот, – своевольная скотина! Но я этого не потерплю!

По голосу Сойера можно было догадаться, как он зол. Сойер был строителем и нередко наезжал в имение по делам.

Однако и в голосе хозяина не слышалось мягкости:

– Вы думаете, что подобным обращением можно расположить животное к себе?

– Кто его просил сворачивать в ворота, когда дорога ведёт прямо?! – огрызнулся Сойер.

– Вы часто приезжали в парк на этом пони, – возразил хозяин, – откуда ему было знать, что на этот раз вы намеревались проехать мимо? Поведение пони доказывает его памятливость и смышлёность, но речь сейчас не об этом. Я должен вам сказать, мистер Сойер, что мне ещё никогда не приходилось быть горестным свидетелем столь бездушного, недостойного мужчины обращения с беззащитным животным. Давая волю своим дурным наклонностям, вы себе причиняете куда больший вред, чем злополучному пони. Вспомните, что мы все будем судимы по делам нашим, не важно, касаются ли они человека или бессловесной твари.

Хозяин медленным шагом направил меня к дому, я мог понять по его голосу, как сильно огорчён он был случившимся.

Хозяин не стеснялся высказывать свои убеждения и людям своего круга, не только простолюдинам.

В другой раз во время верховой прогулки мы встретили давнего знакомого хозяина, капитана Ленгли, правившего парой великолепных серых коней, запряжённых в лёгкую коляску.

После обмена приветствиями капитан спросил:

– Как вам нравится моя новая упряжка, мистер Гордон? Вы у нас здесь считаетесь большим знатоком лошадей, и мне хотелось бы узнать ваше мнение.

Хозяин попятил меня, желая получше рассмотреть пару, а потом сказал:

– На редкость красивая пара! Если они столь же хороши в деле, как на вид, то о лучшей паре невозможно и мечтать. Однако, я вижу, вы по-прежнему запрягаете на ваш излюбленный манер, а это и мучает лошадей, и не даёт им показать, на что они по-настоящему способны.

– Уж не мартингал ли вы имеете в виду? – спросил капитан. – Ах да, я же знаю, что выступления против мартингала ваш конёк, но мне нравится, когда лошадь высоко несёт голову!

– Это и мне нравится, – заметил хозяин, – думаю, это всем нравится, но высоко поднятая голова красива, когда лошадь сама так держит её, без помощи тугого ремня! Вы же военный, Ленгли, не сомневаюсь, что вам приятно, когда ваш полк хорошо выглядит на параде, когда солдаты гордо держат головы. Тем не менее вы едва ли гордились бы их выправкой, если бы солдатам привязывали доски к спинам! Возможно, во время парадов доски бы только раздражали и утомляли солдат, что в конце концов не так уж и страшно. Но можете ли вы вообразить ваших людей в таком виде в штыковой атаке, когда им требуется полная свобода движений, когда им требуется собрать все силы для броска вперёд? Не думаю, что их шансы на победу были бы велики. Это же относится и к лошадям: вы изнуряете их и делаете раздражительными, вы не даёте им работать, не даёте им развернуться во всю силу, ибо главная нагрузка приходится на суставы и мышцы, от чего лошадь быстрей изнашивается. Ваша собственная судьба может зависеть от того, насколько свободна в движениях ваша лошадь: природа создала лошадь так, что у неё, как и у человека, голова свободно поворачивается на шее, а потому, если бы мы чуть чаще следовали здравому смыслу и гораздо реже следовали велениям моды, у нас бы многое получалось лучше. К тому же мы с вами хорошо знаем, что, случись лошади оступиться, у неё больше шансов удержаться на ногах, если её голова и шея не стянуты ремнём, а свободны. – Хозяин засмеялся и добавил: – Ну, теперь, когда я вволю поездил на моём коньке, не хотите ли вы тоже сесть в это седло, капитан? Вашему примеру последовали бы многие!

– В теории всё это убедительно, – ответил капитан Ленгли, – а пример с солдатами бьёт в самую точку, но всё же… дайте мне подумать!

На этом они расстались.

Глава XII
Непогода

Как-то раз поздней осенью хозяину нужно было отправиться в далёкую поездку по делам. Меня запрягли в четырёхместную двуколку, а вместе с хозяином поехал и Джон. Мне нравилось возить двуколку, потому что она была совсем лёгкая, а большие колёса ровно катились.

Перед нашим выездом прошёл сильный дождь, ветер ещё не улёгся и продолжал гнать через дорогу палую листву. Но я бодро бежал, и скоро мы добрались до шлагбаума перед деревянным мостом, низко висевшим над рекой. Речные берега в том месте довольно высоки, поэтому мост не возвышался над ними, а попросту соединял, и когда воды в реке прибавлялось, она почти касалась досок. Впрочем, это никого не тревожило, поскольку мост был ограждён прочными перилами.

Сборщик мостового налога у шлагбаума предупредил, что уровень воды быстро поднимается и что он боится, как бы к ночи дело не стало совсем худо. Вода уже залила часть лугов в низине, а на дороге была мне чуть не по колено, но дорога была хорошо вымощена, хозяин правил осторожно, так что всё обошлось.

В городе мне, разумеется, дали поесть и хорошо отдохнуть, но поскольку у хозяина было много дел, то в обратный путь мы выехали довольно поздно. Ветер задувал всё сильнее, и я слышал, как хозяин говорит Джону, что никогда ещё не ездил в такую непогоду. Я подумал, что и мне это впервые; особенно страшно стало, когда мы въехали в лес, где ветер громко завывал в ветвях и раскачивал большие деревья.

– Скорей бы миновать лес, – заметил хозяин.

– Да, сэр, – согласился Джон, – не хочется и думать, что будет, если на нас свалится большая ветка.

Он и договорить не успел, как по лесу пронёсся стон, что-то оглушительно затрещало – и вырванный с корнями дуб, круша всё вокруг, с грохотом повалился прямо перед нами. Не стану утверждать, будто я не испугался: я был сильно напуган. Я замер и, видимо, задрожал, но конечно же не шарахнулся и не бросился бежать: не этому меня учили! Джон выскочил из двуколки и схватил меня под уздцы.

– Да, ещё немного и… – сказал хозяин. – Но что нам теперь делать?

– Дорога завалена, сэр, дерево нам не объехать, – рассудил Джон, – остаётся одно: вернуться к перекрёстку дорог и в объезд добираться до моста. Крюк получится миль в шесть, мы припозднимся, но хоть лошадь у нас свежа.

Итак, мы двинулись обратно к перекрёстку и в объезд, однако к мосту мы подъезжали уже в темноте. Можно было разглядеть, что вода заливает середину моста, но так случалось и прежде, когда река становилась полноводной, поэтому хозяин не остановился. Я шёл довольно резво, но, едва ступив на доски, я почуял опасность. Не решаясь сделать больше ни шагу, я застыл как вкопанный.