– На самом деле, сам город Вейи был когда-то очень большим. Он простирался по правому берегу Тибра вплоть до самого моря. А мы с тобой сейчас находимся за стенами Вейи, потому что захоронения в черте города этруски никогда не производили. У этрусков всегда существовало два города: город живых, окруженный массивными стенами, и город мертвых, который находился за ними. Причем между стеной и городом мертвых обязательно существовала граница шириной около трех метров. Кстати, у этрусков даже была книга о границах, в которой было четко расписано, как закладываются города, какие границы должны были быть проложены, и ни в коем случае нельзя было их нарушать. Ты, наверное, помнишь, по одной версии Ром убил своего брата близнеца Рема за то, что тот нарушил границу. А сейчас пойдем, я покажу тебе что-то очень интересное, и давай, на всякий случай, одень камуфляжную куртку, зачем нам привлекать чье-то внимание?

Марина, удивившись про себя, молча одела протянутую ей тонкую куртку и пошла вслед за Сашей, на котором уже была точно такая же.

Она так и не поняла направления, куда они шли. Саша сначала повернул направо, потом они долго шли вперед, затем налево, назад и опять направо… но Марина об этом не думала. Ее не покидало чувство чего-то знакомого, уже виденного ею раньше, и она никак не могла понять, откуда у нее это. Наконец Саша остановился:

– Вот здесь, Маринка, мы пришли.

Он зачем-то долго оглядывался по сторонам, потом, убедившись, что вокруг никого не видно, достал из своего рюкзака небольшой лом. С помощью инструмента Саша довольно легко отодвинул в сторону несколько камней и поднял с земли большой окрашенный лист железа, который Марина не заметила – он почти сливался с пожелтевшей травой. Под листом оказался крутой спуск, ведущий куда-то вниз.

Боязливо, медленно, касаясь руками холодных сырых стен, Марина пошла вслед за Сашей по узкому туннелю. «А стены все же каменные, и лишь прикрыты землей», – подумала она, спускаясь все ниже и ниже, изо всех сил заставляя себя не бояться. Лишь метров через пять спуск уперся в низкий проем, который закрывал большой камень.

– Как мы туда попадем? – вырвалось у Марины, которая втайне надеялась поскорее вернуться обратно, на холм.

– Не бойся, это так, для видимости. Это просто щит, который я окрасил под камень, – сказал Саша и с трудом отодвинул не такой уж и легкий щит внутрь камеры.

Он вошел в гробницу, и Марине пришлось шагнуть следом за ним в темное помещение. Оказавшись внутри, Саша сразу же включил фонарик, а Марина с интересом стала оглядываться по сторонам. Они находились в узком коридоре, высеченном из туфа. Его потолок сужался кверху, образуя сводчатое перекрытие на высоте человеческого роста.

Идя за Сашей дальше по тесному помещению, Марина вскоре заметила, что коридор начал расширяться. Пройдя еще около трех метров, она перешагнула порог и оказалась в большой камере. И когда Саша осветил стены этой подземной залы, Марина невольно вскрикнула:

– Сашка, это же… Это же…

Больше Марина не смогла произнести ни слова, потому что о том, что она видела, нельзя было сказать: «красиво», «прекрасно», «восхитительно». Это походило на яркий всполох кометы древнего мира, на взрыв красок и чувств, обрушившийся на нее с четырех сторон. Она ощущала, как ее собственное сердце хотело выпрыгнуть из груди и коснуться, впитать в себя волшебное великолепие фресок.

Напротив нее красовались большие, величественные, ярко-красные львы, оскалившие в грозном рычании свои страшные пасти, и огромные пятнистые леопарды, высунувшие длинные языки. Изображены они были с таким мастерством, что Марина невольно отпрянула в испуге. Но уже через несколько секунд с улыбкой умиления на губах она рассматривала тонкие ветки растений, выписанные по-детски наивно и просто: одинаково-ровные желтые, синие и голубые листочки симметрично располагались по бокам красных стеблей.

На другой стене было что-то фантастическое – лошадь на высоких ногах, вместо головы у которой, разинутая львиная пасть. Окрас у лошади необыкновенный: одна нога иссиня-черная, а другая – пятнистая, как у пантеры; круп этого странного животного так же разделен на две части: пятнистую и черную. А напротив лошади-льва была изображена лошадь-сфинкс. То же тело с длинными ногами, но вместо львиной пасти мужское строгое бородатое лицо, а по бокам туловища грациозные, ярко-полосатые крылья. И завершающим аккордом, охватывающим по низу полностью всю камеру, протянулась широкая алая лента, по которой величаво переступали изумрудные, бирюзовые, охристые… утки.

– Посмотри, что здесь, – сказал Саша, войдя в небольшой проем и осветив фонариком еще одно, уже гораздо меньшее по размерам помещение.

Марина увидела высеченное из камня ложе, а над ним, на фреске, древнего мужа, восседавшего на троне. Седая борода, огромные миндалевидные глаза, волевые черты лица, гордая осанка – все это говорило о его высоком положении и как в подтверждение этому – золотой скипетр, который он держал в правой руке. Одет он был в красный, расшитый золотом, короткий плащ, а ноги его украшали туфли с загнутыми вверх носами.

Три другие стены камеры занимали изображения воинов. Лица мужественны, суровы, красивы; волнистые темные волосы длинны, а маслянисто-черные выразительные очи… ох, как же они притягивали!

Сашка перевел свет фонарика на потолок, и Марина уже в который раз за сегодняшний день ахнула. Красные, зеленые, желтые, белые квадраты рассыпались наверху в шахматном порядке, увлекая в другой мир – мир яркий, красочный, позитивный.

Марина не могла оторваться. Она переходила из меньшей камеры в большую, и все смотрела, смотрела, смотрела. Саша понимал ее и, ничего не говоря, терпеливо ждал, освещая то один участок стены, то другой, в третий, пятый, десятый раз столько, сколько хотелось Марине. А Марина, занимавшаяся профессионально дизайном, увлекавшаяся мастерами Возрождения, изучившая немало прекрасных произведений искусства, вдруг поняла, что все, что она видела до этого, было абсолютно другим.

Нет, картины Леонардо, Рафаэля, Боттичелли, Микеланджело, Тициана прекрасны, но теперь Марине они казалось немного показными, искусственными. Превосходная техника рисунка, прекрасное владение цветом, точность передачи характеров изображенных персонажей – все так, но душа мастера… ее не видно, она скрыта, завуалирована, припрятана. Живописцы той эпохи всегда оставляли место чему-то недосказанному, какой-то загадке, или более того, с помощью символов и знаков зашифровывали на полотне некие теории и тайные смыслы.

И фрески этрусков – абсолютно правдивые, искренние, по-детски непосредственные и чистые, с которых на зрителей обрушиваются яркие чувства их открытых нараспашку сердец.

Они, жившие более 2600 лет тому назад, видели мир именно таким. Они боялись страшного льва и леопарда, искренне восхищались и любили природу, видели фантастических сфинксов, были сильными и смелыми воинами. Они жили, любили, рождались и умирали в другом мире. В другом, потому что ощущали природу не как ее хозяева. Они любили ее, как любят самое-самое дорогое.

Этруски видели в природе друга, который учит их понимать, думать, мыслить. В основном природа была для них благодетелем, одаривавшим всем необходимым, а иногда, и справедливым карателем. Они жили миром трав, лесов, миром неба, солнца, птиц, животных, читая по нему, как теперь читают по книгам, ища в нем для себя добрые и злые знаки, предзнаменования, боясь ему навредить, любя его постоянно, каждое мгновение, во всех его проявлениях. Этруски были мужественными и сильными, искренними и любящими, и они всегда были вместе с окружающей их природой.

Марина еще и еще раз смотрела на фантастически-удивительные, яркие, живые росписи и думала, что мы, живущие сейчас, в XXI веке, полностью заслонившись техническим прогрессом, совсем не знаем того, что было на этой земле тысячи лет назад. И только благодаря вот такой гробнице мы можем увидеть… пусть чуть-чуть, самый краешек, но все же заглянуть в их мир, мир, который так отличается от нашего.

А почему мы решили, что никогда не было ни сфинксов, ни коней, с удивительно длинными ногами и яркими крыльями? А, может быть, они все-таки были? Конечно же, с научной точки зрения это невозможно – никто пока не обнаружил скелет сфинкса или крылатого коня, но…, ведь в существование Трои тоже долго никто не верил.

Мы верим, что никогда не было ни Зевса, ни Афродиты, ни Аполлона, ни множества других богов, описанных абсолютно у всех древних народов, только под разными именами. Мы верим, что не было ни страшных циклопов, ни медузы-горгоны, не было кентавров, сирен, а еще, мы верим в то…. что человек произошел от обезьяны. Наверное, долго бы смеялись древние этруски, если бы им кто-нибудь сказал такое.

Наш мир и мир этрусков – это как два полюса. Это разрушающий прогресс и мудрость, материализм и искренность, пренебрежение законами природы и безоговорочная вера в них.

Марина все смотрела и смотрела и опять почувствовала, что ей уже знакомы эти образы, краски, что она уже где-то видела этих смелых воинов и разноцветных уток, идущих по широкой полосе вдоль всей камеры. Но она точно знала, что не могла раньше этого видеть.

«Не могла в этой жизни, а, может быть, в прошлой?» – вдруг невольно промелькнуло в голове Марины.

Саша все-таки не выдержал. Даже его бескрайнему терпению пришел конец:

– Ну все, Маринка, пошли, а то скоро стемнеет, а мы тут уже больше часа торчим.

– Саша, а мы еще придем сюда? Здесь так красиво… А ты можешь подождать еще минут десять? – взмолилась Марина.

– Так, Марина, даю тебе еще пять минут, и все, к выходу.

Марина жадно всматривалась, стараясь запомнить, а ее подсознание говорило ей:

«Ты все это уже знаешь, это живет в тебе».

Пять минут пролетели как одно мгновение, и когда Сашка за руку потащил ее из гробницы, она чуть не заплакала. Марина не хотела отсюда уходить, она обрела здесь что-то очень значимое для себя, и боялась, что, выйдя наружу, она потеряет это незримое, но очень важное.

Сначала ее глаза не могли привыкнуть к дневному свету, Марина их закрывала, и перед ней опять проходили ярко-синие, красные, леопардовые видения. Потом глаза привыкли, и она с удивлением стала смотреть на коричневую землю, на поблекшую траву, на нежно голубое небо и не могла понять, почему мир, нарисованный в гробнице, такой яркий, необычный, сильный. Ведь тысячи лет назад этруски видели то же небо, ту же землю, те же леса, или нет? Или, они видели еще что-то другое, а, может быть, это другое – яркое, великолепное, жило в них самих?

– Ну как тебе, а? – спросил Саша.

Марина долго молчала перед тем, как ответить:

– Саш, я и не знала, что бывает такая красота! Это какое-то волшебное зрелище. Мне даже сложно подобрать слова, чтобы выразить…. восхищение, удивление от фресок этрусков. Они переворачивают все мое представление о мире, о древнем искусстве, о живущих тогда людях.

– Да, Марина. Я же тебе говорил, что их произведения – это чудо, – довольно улыбнулся Саша.

Марина встрепенулась:

– Я никогда не видела такого раньше. Саша, но почему в эту гробницу не открыт доступ для всех? Почему люди не могут любоваться такими восхитительными росписями, такими красками?

– Ну, Маринка, ты даешь. Только представь, что бы здесь тогда началось. Куча туристов, любопытствующих и все такое. Вообще говоря, гробница, которую ты сейчас видела – огромная редкость. Ты сама должна понимать, что пока камера не раскрыта, краски не портятся из-за атмосферных осадков, да просто из-за воздействий воздуха. Потом, когда захоронение открывают, фрески постепенно начинают тускнеть, и через несколько десятков лет мы видим только какой-то блеклый рисунок.

Раскопки этрусских гробниц ведутся еще с XVII века, и поверь мне, самая меньшая часть археологических раскопок в Этрурии носит исследовательский характер. В основном на захоронения случайно натыкались, и тогда их просто вскрывали для того, чтобы забрать бесценные вазы, золотые украшения, изделия из бронзы, а потом гробницы просто закапывали. Конечно, проводились и систематизированные раскопки, делались зарисовки подземных камер, тщательно копировались росписи, и, кстати сказать, благодаря этому мы можем понять, как когда-то выглядела та или иная гробница. И только в единичных случаях фрески снимались со стены и перевозились в музей или частную коллекцию, и тогда их удавалось спасти. Прибавь к этому, что захоронениям этрусков без малого два с половиной тысячелетия, а это срок не маленький, и за такой промежуток времени происходило множество событий, начиная от постоянного осыпания земляных пород, вплоть до полного заболачивания огромных территорий. Именно это и случилось с большим и богатым портом этрусков – Спиной.

На самом деле, до сих пор открываются все новые и новые гробницы, например, после Второй мировой войны только в Тарквинии удалось открыть 2600 гробниц, из них 22 с росписями. Кстати, пропорции налицо, уцелевшие росписи в гробницах этрусков – это огромная редкость. А что касается посещения, то некоторые этрусские захоронения ты можешь увидеть, например, в Тарквинии. Теперь тебе понятно, что камера, которую ты сейчас видела, это исключение из правил?

– Нет, Саша, я все понимаю. Но почему именно эту великолепную гробницу не огородили, почему здесь сейчас не работают археологи, искусствоведы, почему нельзя сюда попасть как туристу?

Сашка молчал. Марина внимательно посмотрела на него и поняла, что он не знает, что ответить. Через несколько секунд Саша нашелся:

– Конечно, в нее пока нельзя попасть. Понимаешь, сейчас зимний сезон, затишье, когда будет потеплее, сюда приедет куча народу, будут срисовывать росписи со стен, все фотографировать, вот после всего этого ее и откроют для широкой публики.

Марину этот ответ очень удивил. Она была знакома с Сашей несколько лет и знала, что врать он не умеет. Сейчас она поняла, что Сашка все придумал тут же, на ходу. «Странно все это», – подумала Марина про себя, но ничего не сказала. Вместо этого она опять стала вспоминать прекрасные фрески из сегодняшней гробницы.

Они опять шли по огромному холму, Саша постоянно осматривался, как будто что-то выискивая. Пройдя около 15 минут, он остановился и достал из сумки какой-то прибор.

– Что это такое? – спросила Марина.

Сашка обрадовано стал объяснять:

– Это незаменимая в нашей работе вещь. Не можем же мы с тобой перекопать весь огромный холм лопатой, ведь так? И поэтому нам на выручку пришла техника. Ты сегодня была в гробнице и видела, где хоронили этруски?

– Ну, в камерах, – ответила Марина.

– Правильно, старушка. А наша задача найти эти самые камеры. Земля проводит электрический ток, но проводимость земли и пустой камеры разная. Вот для этого-то и служит этот приборчик. Сейчас мы его настроим и проверим, где в ближайшем месте есть гробницы.

– Да везде, – удивилась Марина, – мы на них стоим.

– Вот именно. С одной стороны – это хорошо, много гробниц, значит, есть вероятность отыскать что-то ценное. А с другой стороны – плохо, потому что захоронения повсюду.

Саша установил прибор, что-то долго настраивал, а потом стал смотреть на монитор, поворачивая прибор то в одну, то в другую сторону. После долгих раздумий, он произнес:

– Ну, давай попробуем вот туда, метров 20 на север.

– А мы теперь будем копать?

– Нет, копать мы не будем. Вернее, мы выкопаем небольшую яму, диаметром сантиметров 8 и опустим в гробницу видеокамеру, которая нам все покажет… Давай-ка ты, Марина, иди вон в ту сторону шагов тридцать, а я точно замерю расстояние. Я тебе помашу рукой, когда надо будет остановиться.

Пройдя сколько было положено, Марина повернулась к Саше. Он стал знаками указывать ей направление, куда перемещаться и Марина шагала по холму: пять шагов вправо, четыре прямо, остановиться. Потом она увидела, как Саша долго что-то изучал, склонившись над прибором, затем он собрал его и направился к ней.

– От тебя надо взять еще метр влево, – сообщил он, когда подошел.

Саша достал из сумки какой-то инструмент и стал с помощью него выкапывать глубокую яму небольшого диаметра.

– Это бур, – пояснил он.

Через некоторое время по звуку Марина поняла, что бур наткнулся на что-то твердое.

– О, камни пошли, значит, скоро попадем в гробницу, – сказал Саша.

Он поработал еще какое-то время и остановился, затем достал из сумки стеклянный цилиндр, положил в него небольшую камеру и опустил все вместе в проделанное отверстие. Потом стал настраивать уже другой прибор.

– Смотри, сейчас мы установим освещение и яркость, и видеокамера нам покажет наши сокровища, конечно, если они там есть.

Они вместе заворожено уставились в монитор. Сначала Марина увидела голую стену, потом Саша начал поворачивать камеру, и перед ними предстало довольно большое помещение, дальний конец которого был завален землей. Видеокамера, управляемая опытной Сашиной рукой, делала полный круг и опускалась ниже, демонстрируя отсыревшие от времени стены. Прошло немало времени, прежде чем Марина поняла, что гробница абсолютно пуста. Только на одной стене остался совсем небольшой фрагмент потускневших, блеклых фресок. А Саша продолжал работать. Он опускал камеру с каждым разом все ниже и очень внимательно вглядывался в монитор.

– Зачем ты смотришь дальше, ведь видно, что росписей в гробнице нет? – не выдержав, спросила Марина.

– Ты что, при чем тут росписи? – сначала даже не понял Саша. – Эх, Маринка, росписями сыт не будешь. В гробнице может не остаться фресок, но на полу могут стоять дорогущие вазы, а еще лучше, если лежит чей-то труп, вернее уже прах, и куча золотых украшений, тогда, считай, тебе действительно повезло. Не отвлекай, Марина.

И Саша опять стал изучать изображение в мониторе. Марина недоуменно посмотрела на него. Она ничего не понимала: странно, оказывается, росписи не самое главное?! И она, чуть обидевшись, начала разглядывать холм, на котором стояла. А Саша все не отрывал взгляда от прибора. Только спустя пятнадцать минут он произнес:

– Да, Марина, ты права. Там действительно ничего нет. Вернее, в дальнем углу, где завалено землей, стоит ваза, но только одна. Из-за одной вазы, поверь мне, заморачиваться не имеет смысла. Да, очень жаль.

Саша аккуратно вынул из ямы стеклянный цилиндр, достал оттуда видеокамеру, все очистил и убрал в сумку.

– Жаль, конечно, – повторил он. – Считай, день прошел впустую, ничего не нашли. Сегодня нам пора. Уже поздно искать другое место – не успеем проверить, потому что скоро начнет темнеть. А завтра, Марина, давай-ка в 9 утра уже выезжать, договорились?

– Хорошо, как скажешь. А ты завтра покажешь мне еще гробницы с росписями?

– Нет, не покажу. Потому что на этом холме я знаю пока одну гробницу с росписями, и именно ее ты сегодня видела. А вот если мы найдем с тобой что-то подобное, то это будет просто супер. Так что завтра выезжаем пораньше, и надо искать.

Они уже шли по направлению к дороге, туда, где стояла машина, когда Марина решилась задать мучивший ее вопрос:

– Саша, а почему ты сказал, что росписи не главное? Я не спорю, золотыми украшениями можно любоваться в музее, и это прекрасно, и вазы тоже очень красивы, но именно росписи передают характер этрусков. Только увидев такие прекрасные фрески, какие я видела сегодня, современный человек сможет более полно понять этот древний народ, почувствовать их мир.

Но Саша почему-то разозлился:

– Опять ты со своими росписями! Слушай, Марина, у нас с тобой чисто деловое соглашение: мы вместе ищем гробницы, и все. Если тебя что-то не устраивает, ты можешь отказаться. Пожалуйста, иди ищи себе другую работу. И не задавай мне больше глупых вопросов!