Сибирь – Забайкальский край

Однажды ты решаешь отправиться в кругосветку, а дальше все как в тумане… Приходишь в себя, только когда уже сидишь счастливый, завернувшись в плед, за накрытым столом, в тайге, у какого-то болота. В Омске мы купили стол, за которым охотились больше месяца, а в Кемерово наконец-то нашли стулья, которые долго выбирали, чтобы они подходили к столу и были одного оттенка. Мы так долго выбирали, потому что искали не только облегченные и складные варианты, но и такие, чтобы они проходили в проем дверей нашего трейлера, куда мы будем убирать мебель во время перемещений. И теперь у нас почти как в басне про стрекозу и муравья: «И под каждым ей кустом был готов и стол, и дом». Дурачась, мы представляли, что теперь с полноценной кухней обедаем, как в лучших ресторанах мира, а природа вокруг нас, особенно на закате, – настоящая таблетка для ментального здоровья.

Когда мы стояли на границе двух регионов – Иркутской области и Бурятии, с нами происходили неожиданные вещи. Несколько дней мы провели у озера Байкал и без устали копошились на его берегу. Словно дети, мы разглядывали камешки, восхищаясь их формой, разнообразными рисунками и оттенками. Рассматривали принесенные водой деревяшки. Наблюдали, как по бескрайней глади Байкала пробегает легкая рябь. Валера иногда уходил чуть в сторону и кидал камешки в воду. Я только и слышала звук: бултых, бултых, бултых. Я понимала, что с ним происходит в такие моменты и как важно не мешать его уединению. Никогда прежде я не наблюдала его за таким занятием, чтобы он оставался в одиночестве и созерцал. Я не знаю, в кого мы превращались, но нас в эти изменения тянуло все сильнее. Мы стали еще чаще смеяться, танцевать, еще больше обнимать друг друга и любить ночами. Нам будто открылась вторая влюбленность и тихое счастье вперемешку с детской беззаботностью.

Ровно шесть лет назад в Иркутской области произошло наше знакомство, я тогда ехала на велосипеде и везла в прицепе любимую собаку Капу, направляясь в сторону Магадана, а Валера путешествовал из Беларуси в Малайзию. Мы встретились под Нижнеудинском и сначала договорились объединиться на один день, чтобы вместе катить, болтать и поставить совместный ночной лагерь, а после каждый собирался поехать своей дорогой. Валере требовалось повернуть на Монголию, а мне предстояло двигаться дальше по России, на Дальний Восток. Но у наших судеб были другие планы: на второй день знакомства пришел дождь, и мы вдруг решили никуда не ехать, потому что какому дураку, пусть даже велосипедному бродяге, захочется мокнуть под дождем. Даже кошки и собаки отказываются выходить на улицу в такую погоду, и нам тоже не хотелось. Мы остались прятаться в тайге на вторую ночь и договорились дальше вместе ехать до Иркутска. Только когда до Иркутска оставалось всего четыре километра, мы решили в него не заезжать и продолжили ехать до Байкала. Тогда мы уже потеряли голову друг от друга, а Иркутск для нас значил расставание, которого мы постарались избежать. А у Байкала уже оба знали, что этого не случится и после, но еще не решались обсудить это вслух, просто продолжая совместное путешествие до Бурятии. И только там, в горной республике Восточной Сибири мы наконец-то нашли в себе силы признаться друг другу в том, что чертовски влюблены и не хотим прощаться.

Шесть лет назад мы объединились и повернули в Монголию, а сейчас мы снова здесь и наконец-то берем курс на Дальний Восток – ту часть маршрута, от которой я отказалась в пользу нашей будущей семьи. Эта дорога будет новой для нас, ничего дальше Бурятии мы в России не видели, и это вдвойне волнительно, особенно из-за технически сложной дороги, которая предстоит от Якутска до Магадана. И несмотря на всю загадочность нашего духовного преображения и сближения с природой, в этот раз мы были решительно настроены добраться до конца, чтобы не только закрыть свои дальневосточные пробелы, но и, возможно, завершить еще одну важную задачу, которую я не смогла выполнить в прошлый раз.

В Магадане живет моя мама, и за прошедшие шесть лет в наших отношениях ничего существенно не поменялось, мы по-прежнему общаемся не чаще двух-трех раз в год, а иногда и не общаемся вовсе. Каждая из нас живет своей жизнью и не имеет потребности взаимодействовать чаще. При этом я, конечно же, думаю о маме постоянно, почти каждый день. Она говорит, что тоже. Но так сложилась наша жизнь, что в постоянном контакте мы никогда не нуждались. Уже многие годы были сепарированы друг от друга. За это время во мне укрепилась вера, что моя мама не просто женщина, которая меня родила, но и тот человек, который стал моим настоящим учителем. Но не потому, что она как-то направляла меня, а напротив, ее отсутствие рядом породило во мне огромное количество вопросов, которые, я уверена, не возникли бы в моей голове, если бы я жила в нормальной семье. Нормальной в общепринятом смысле, когда родители и дети имеют постоянный и прочный контакт. С пятнадцати лет я была лишена такой связи, и это подтолкнуло меня в длительное и глубокое путешествие внутрь себя. В 2017 году, когда я отправилась на велосипеде в Магадан, во мне еще не было этого осознания, но уже жила потребность добраться до мамы, постучать в ее дом или хотя бы подойти к нему со стороны и подсмотреть за жизнью своего учителя. Мне хотелось восполнить недостающие образы: понять, какой она сейчас человек, как выглядит и как устроен ее быт. Дорога в Магадан была мне предначертана: внутри я это знала еще шесть лет назад, и в этот раз я должна была пройти ее любой ценой.

Забайкальский край сразу начал сводить нас с ума своей красотой. Свинцовое небо и стелившиеся по земле облака, дорожные указатели с немыслимыми названиями вроде Драничной пади захватывали наше внимание, и мы, не отрываясь, как под гипнозом, весь день смотрели в лобовое стекло, жадно впитывая пейзажи этой таинственной земли.

А Амурская область манила своей близостью с Китаем, магнитола то и дело ловила китайские радиостанции. Все дело в том, что Благовещенск – это единственный областной центр России, который расположен на государственной границе. Всего в 850 метрах от него, на правом берегу Амура, находится китайский город Хэйхэ. В докоронавирусные времена в Благовещенске можно было сесть на автобус и почти мгновенно оказаться в Китае по упрощенной схеме, без виз. Но ковид все поменял, и для такого перехода потребовались визы. Когда ковид закончился, визы в этой зоне вновь отменили, а в мае 2023 года между двумя странами возобновились пассажирские перевозки на теплоходах. Но посетить китайский город самостоятельному туристу просто так все равно нельзя: теперь требуется подавать заявку на групповой список, и только в его составе можно высадиться на тот берег.

Мы с Валерой грезили Китаем еще со второго месяца знакомства, он для нас как незакрытый гештальт. В 2017 году наш велопоход завершился в Монголии, мы не смогли уехать дальше, потому что китайское посольство временно прекратило выдачу туристических виз, и мы тогда застряли на полтора месяца в Улан-Баторе в ожидании. Но получилось так, что в Монголии мы просидели столько времени зря: визы так и не возобновили. Спустя полтора месяца стало очевидно, что ждать их больше нет никакого смысла, потому что зима, которая догнала нас за это время, не позволила бы нам ехать по пустыне Гоби. Технически это было уже невозможно и приравнивалось к самоубийству, и нам пришлось сворачивать путешествие.

А сейчас, спустя шесть лет, у нас снова появился шанс побывать в Китае и посмотреть на него хотя бы краешком глаза. А можно и не краешком: если нас пропустят с собаками, то можно и вовсе купить тур на поезде в Харбин – столицу самой северной провинции страны. Или отправиться на курорт Бэйдайхэ у Желтого моря. Нас, конечно же, интересовали не столько сами города, сколько возможное увлекательное путешествие на поезде по огромной территории Китая. Мы обзвонили благовещенские турфирмы, они подтвердили, что готовы принять нас всем составом, только выяснилось, что на групповые списки нужно подаваться за полторы недели до поездки: такой срок требуется для оформления документов в китайском консульстве. Мы не стали ждать столько времени и отложили визит в Поднебесную на обратную дорогу, когда после Владивостока направимся на Колыму и повторно будем проезжать Благовещенск.

Мы двинулись вперед, и через несколько дней ехали уже по Еврейской автономной области, там со мной случился синдром человека-Мишлен, название которого мы придумали сами, и вы сейчас поймете почему. На Дальнем Востоке с наступлением жары начинается пора мошкары, к примеру, в Хабаровском крае мошки – это верный признак начала массового созревания клубники. Но не потому, что они между собой связаны: именно в июне в регионе складываются благоприятные условия для жизни ягод и гнуса – появляется влага и тепло. Мошка проникает повсюду, облепляет тело и лезет в глаза. Вы наверняка помните эпизод из фильма «Поехавшая», основанный на моей первой книге, когда однажды утром я проснулась с побагровевшим и раздутым веком. Теперь, спустя шесть лет, это произошло снова: меня атаковали треклятые кровососы, и я снова проснулась с распухшим глазом, а в дополнение к нему появились еще и отеки по всему телу – меня покусали сразу в нескольких местах. И теперь, такая рельефная, я стала походить на зефирного человечка или человека-Мишлен.

На второй день отек от глаза распространился на губы и, мне кажется, – да что там, это не кажется, а считывается на подсознательном уровне, – что с таким лицом я стала больше похожа на сильно пьющую женщину, чем на зефирку. Оставалось только прилечь на лавку в каком-нибудь парке и заснуть для полного вхождения в новую роль. Ведь кроме лица у меня раздуло кисть, ногу, а после нового нападения мошкары еще и запястье. На вопрос, как защищаться от москитов, местные хекают и отвечают: «Никак». А главврач одной дальневосточной краевой дезстанции несколько лет назад говорил, что лучшей защитой от назойливых насекомых остается только лишь терпение. Я с трудом понимаю, как все эти люди до сих пор не превратились в человеков-Мишлен и о каком терпении они толкуют – я бы здесь точно не выжила.

От укуса мошки (насекомое со слюной передает токсины) может появиться не только зуд, пунцовый цвет, но и болезненный отек и анафилактический шок. От анафилаксии умирают в 20 % случаев. Но в моем случае до этого, к счастью, никогда не доходило. Я специально прикладываю в этом месте еще и фотографию 2017 года, когда со мной это произошло впервые – на ней хорошо виден локальный отек, без распространения.

Быстро распространяющиеся отеки являются одним из симптомов анафилактического шока – сильнейшей аллергической реакции, которая при отсутствии медицинской помощи может привести к летальному исходу. Еще одно опасное состояние – отек Квинке, который характеризуется внезапным и глубоким отеком кожи, подкожной клетчатки и слизистых оболочек в области лица, шеи, конечностей и дыхательных путей. В отличие от обычной аллергической реакции, отек Квинке поражает глубокие ткани и может не сопровождаться зудом, но при его локализации в области гортани или языка возникает затрудненное дыхание со свистом, а после и асфиксия.

У меня, несмотря на раздутый глаз и губы, отечность к гортани не спустилась, я хорошо дышала. На распухшую ногу было больно наступать, и я прихрамывала, но шока не наступило. Думаю, что шок случался только у тех людей, которых мы встречали на своем пути, потому что как ты ни пытайся в ответ на удивленные взгляды объяснять, что это реакция на укус мошки, верят в это немногие.

Валеру мошки тоже стали донимать: в других регионах их назойливое внимание обычно ощущаю только я, а на Дальнем Востоке доставалась уже и ему, но Валера практически бессмертный человек и от укусов никогда не распухает. Помимо гнуса, мы все чаще стали ощущать накопившуюся усталость, когда остановки на отдых хотелось растягивать на подольше. Но отдыхать с мошкарой было невыносимо, и мы продолжали ехать уже по Хабаровскому краю, к большой воде, где из-за гуляющего ветра гнус не уживается.