– Да, верно, Трофим. Сказал, мол барыне плохо: упала. Я, конечно, поспешил с ним на Рождественскую, благо, тут у нас все недалеко. Елизавета Андревна была уже уложена в постель. Ее компаньонка свидетельствовала, что услыхала, сидя у себя в спальне, громкий стук, какой мог бы произойти от падения чего-то тяжелого, и поспешила проверить, что случилось. Вашу тетушку она нашла в ее комнате, сидящей на полу. То ли та потеряла сознание и уже пришла в себя, то ли оступилась и упала – было не разобрать, а сама она не помнила.

– Ну а вы, Лев Аркадьевич, как доктор обнаружили следы каких-то телесных повреждений или признаки болезни? – с беспокойством уточнил Иван Никитич.

– Я осмотрел Елизавету Андревну и нашел ее в состоянии крайнего испуга. Сердцебиение, движение глаз, речь – все свидетельствовало о перенесенном потрясении. Поначалу она отказывалась говорить, что случилось, потом призналась, что видела кого-то за дверью. Трофим, взяв топор, отправился обыскать дом и сад, тогда-то ваша тетя и сказала, что ей явился призрак.

Лев Аркадьевич прервал рассказ и спрятал нос в чашке.

«Не хочет обижать меня насмешкой», – понял Иван Никитич и потянулся за кусочком сливовой пастилы.

– Угощайтесь, Иван Никитич! – поощрил его доктор. – Это жена одного болящего приносит. Отменная пастила!

– Благодарю, действительно отменная! Так а что же с этим привидением?

– Ну а что с ним? Я медик, я экзорцизму не обучен. И вообще придерживаюсь крайне скептического взгляда на мистические явления. Выписал успокоительных капель. Елена Павловна приглашала батюшку. Да вот только призрак явился повторно.

– И что же вы думаете, Лев Аркадьевич… – Иван Никитич понял уже, куда клонит доктор, но не знал, как можно тактично спросить об этом. – Вы полагаете, стало быть, что у Елизаветы Андревны с возрастом может явиться некий род душевного расстройства?

Лев Аркадьевич подпер щеку кулаком и погрузился в скептическое раздумье.

– Мне, как и вам, любезный Иван Никитич, сложно представить, что такая деятельная и трезвомыслящая, хорошо образованная дама, как ваша уважаемая тетя, вдруг, как говорят в народе «с глузду съедет». Простите великодушно, я, знаете ли, люблю и записываю этакие народные диагнозы. А разрешите, Иван Никитич, начистоту?

– Извольте!

Лев Аркадьевич придвинул стул поближе к гостю, нагнулся к нему и заговорил, заглядывая ему в лицо:

– Странная это какая-то история. Я грешным делом подумал даже, нет ли тут злого умысла. Не пугает ли кто вашу тетушку по ночам нарочно?

– Зачем бы это кому-то могло понадобиться? – не понял Иван Никитич. – Что за глупые шутки? К чему?

– Да известно к чему тетушек со свету сживают. Ради наследства.

Иван Никитич встал и взял свою шляпу.

– Уж не намекаете ли вы… Елизавета Андреевна, действительно, часто говорила о том, что хочет отписать дом на мое имя. Мне ее воля уже давно известна. Но я проживаю с женой и дочерью в Петербурге и не имею обыкновения являться тетушке по ночам ряженым привидением. Да неужели же я оправдываться должен?

– Не должны, не должны, – смешно замахал на него руками Лев Аркадьевич. – Я на вас и не подумал. Мне Елизавета Андревна тоже уже не раз говорила, что хочет вам дом отписать, да только опасается, как бы ваша жена не пожелала остаться в Петербурге. Я грешным делом стал думать на Елену Павловну. Она в доме вашей тетушки человек новый. Вам что-нибудь о ней известно?

– Едва ли. Но я заметил, что она держится не как прислуга, а ставит себя выше.

– Ваша правда. И своенравна. Давеча, когда Елизавета Андревна подхватила простуду, я выписал ей одно лекарство. Так Елена мне мой рецепт вернула и заявила, что сама ее вылечит малиной и зверобоем. Нет, я траволечение не отрицаю, но не слишком ли много воли она взяла над Елизаветой Андревной?

– Экий поворот, – растерялся Иван Никитич. –Тетушка в своей компаньонке души не чает. Не знаю, как и подступиться к такому деликатному вопросу.

– Что ж, давайте поступим так, – решил доктор, который, очевидно, много думал о появлении призрака в доме своей пациентки. – Я пойду сегодня в нашу читальню и попробую найти в газетах сведения о тех семьях, где раньше служила гувернанткой Елена Павловна. Если, не дай Бог, там что-то подозрительное приключалось в годы ее службы в доме, то не грех будет и в полицию заявить. Вы же идите и расспросите хорошенько тетушку, да осмотрите там все. Вы когда в обратно в Петербург собираетесь?

– Да теперь уж, пожалуй, еще на одну ночь задержусь, – решил Иван Никитич. – Чай при мне привидение не посмеет явиться.

– И то верно. Тогда приходите завтра снова, ну а если что срочное, не раздумывайте, посылайте за мной в любое время дня и ночи. Трофим адрес знает.

– Спасибо, доктор, – Иван Никитич с чувством потряс горячую ладонь Льва Аркадьевича. Тот улыбаясь, кивал в ответ, но вдруг сделался серьезен и удержал Ивана Никитича за руку:

– Скажите, голубчик, у вас ведь дочка есть? А не хотите для нее котеночка взять? У нас как раз два месяца назад кошка троих принесла. Хорошие: пушистые, чистенькие. И до сих пор ни одного у нас никто не забрал. А куда мне этакий выводок? При лечебнице уже и так четверо котов содержатся. А маленькие девочки очень любят котяток, вы не сомневайтесь.

Иван Никитич, озадаченный подозрениями доктора и сбитый с толку его предложением взять котенка, поскорее распрощался и направился сначала на базар за гостинцами для Лидушки и Сонечки, а затем к тетушке на Рождественскую. Дорогой Иван Никитич тщательно обдумал дело, и нашел доводы доктора разумными. Поэтому после обеда он прямо объявил, что желал бы прогуляться по саду вдвоем с тетей. Елена Павловна понимающе кивнула и принялась убирать со стола.

В саду, где и сегодня мягко светило солнце, тетя и племянник сели на скамейку под яблоней, и Иван Никитич изложил Елизавете Андреевне подозрения доктора.

– Ну что за ерунду вы придумали! – всплеснула руками тетушка.

– Скажите, вот давеча вы снова мне свои намерения по поводу наследства огласили, а ей, вашей Елене Павловне, вы тоже что-то оставите?

– Непременно оставлю, – подтвердила Елизавета Андреевна. – Денежную сумму, а кроме того ее любимые поэтические сборники, и кое-что из платья. Ты уж прости, твоя Лида такие старомодные носить не станет. А Елена, знаю, возьмет с благодарностью.

– И она знает, что упомянута в завещании?

– Знает, я ей говорила.

Елизавета Андреевна покачала головой и упрямо добавила:

– Да только зря вы со Львом Аркадьевичем на нее напраслину возводите. Если задумали в сыщиков играть, то рассмотрите уже всех. Может, это Трофим на меня какую обиду затаил? Или сам доктор? А что? Он тут тоже человек новый. Подозрительно, как он в этой истории виноватого ищет. Уж не отводит ли подозрения от себя самого?

– А вы и ему что-то отписать хотели?

– А как же! Доктору непременно нужно что-то по завещанию оставить. Достаточную сумму, чтобы он жалел ее потерять и хорошо лечил. Но не слишком щедрую, чтобы не уморил прежде времени. В этом деле самое главное – это, не называя точной суммы, доктора об этом последнем гонораре уведомить.

– Ах вот как… – озадачился Иван Никитич. – А ведь и правда, он меня сегодня зачем-то расспрашивал, когда я домой собираюсь. А потом сразу нарочно разговор на свою кошку перевел. Мне это еще тогда подозрительным показалось. Причем тут кошка?

– Какая кошка?

– Да его кошка котят принесла. Он мне одного отдать хотел. Для Сонечки.

Еще какое-то время Иван Никитич сидел на скамейке рядом с тетушкой, откусывал от сорванного с ветки яблока и задумчиво шаркал ногой по траве. Доев яблоко, он кинул огрызок через забор, хмыкнул и предложил:

– А не разыграть ли нам, любезная тетя, небольшой спектакль? Помните, как раньше мы бывало разыгрывали?

– Что за спектакль? – не поняла Елизавета Андреевна, но по веселому огоньку в ее глазах, Иван Никитич уже понял, что может рассчитывать на ее согласие.

В дом Елизавета Андреевна вернулась, тяжело опираясь на руку племянника. Усевшись в гостиной, она кликнула сначала Трофима и отослала его с запиской к доктору. В записке говорилось, что племянник ее отбывает с вечерним поездом в Петербург в надежде завтра утром привезти столичного доктора. В связи с этим Лев Аркадьевич зван к завтраку для знакомства и проведения консилиума. В то же время Елена была откомандирована в аптеку за новым флаконом чудесных успокоительных капель, потому как тетушка случайно уронила и разбила вдребезги купленную накануне склянку. Как только Трофим и Елена были отосланы из дома, Иван Никитич собрал все свои вещи и спрятал их под кроватью тетушки. Сам он планировал до ночи отсидеться в ее комнате с тем расчетом, чтобы все, включая доктора, поверили в его отъезд.

– А вы, дорогая Елизавета Андревна, вздыхайте и говорите, как вам нехорошо на душе и что вы прямо чувствуете, что призрак явится сегодня опять. Если ваша компаньонка или доктор замышляют что-то против вас, то не преминут воспользоваться случаем напугать вас совсем, особенно в виду приезда столичного врача. И можно бы еще им сказать, что я вас к себе в Петербург пригласил переехать, подальше от привидения.

Елизавета Андреевна затею племянника не одобрила, но решила все же подыграть.

– Как знать, – сказала она, грустно глядя в окно. – Чужая душа – потемки. Как бы я хотела, чтобы ты, голубчик, ошибся в своих подозрениях. Но я знаю за собой, что всегда думаю о людях хорошее, а дурного не замечаю. С горечью признаю, что мое доверие не раз бывало обмануто. Что ж, сделаем по-твоему.

Пока Елены и Трофима не было в доме, Иван Никитич тщательно осмотрел комнату, где Елизавете Андреевне явился призрак. Она могла с точностью указать это место. Оба раза бестелесная фигура являлась в проеме двери и оставалась в небольшом закуте, предварявшем спальню хозяйки. Здесь помещался высокий двухстворчатый шкаф с бельем и одеждой, стул и столик с кувшином для умывания. Из закута вели две двери: одна в гостиную, а другая в комнату Елены Павловны.

До темна Иван Никитич просидел в засаде в комнате своей тетушки. Сама она до отхода ко сну провела время в гостиной со своей компаньонкой. Иван Никитич старался развлечь себя чтением, но мысли о возможном коварстве бывшей гувернантки и доктора не давали ему покоя. Сидя в дальнем углу, чтобы Трофим случайно не приметил его через окно, Иван Никитич доел привезенные накануне бисквиты, потом опустошил приготовленные для него на случай, если проголодается, вазочку варенья и кувшин квасу, сжевал несколько ломтей хлеба с домашним молодым сыром и три яблока. Иван Никитич перешел уже к коробочке монпансье, найденной на этажерке у тетушки, когда в доме, наконец, послышались пожелания доброй ночи и потом установилась тишина.