Общая тайна

Услышав звонок в дверь, Агата вздрогнула от неожиданности. В полпервого ночи она уже готовилась ко сну и гостей не ждала. Накинув на плечи халат и завязывая пояс, она включила свет в коридоре и заглянула в дверной глазок. На лестничной площадке стоял Антон – у него был измождённый и встревоженный вид: мокрые тёмные волосы прядями прилипли ко лбу, то ли капли воды, то ли слёзы сбегали по бледному лицу к подбородку и падали на грязный пол. Свои забрызганные очки парень держал в руке. Щёлкнув замком, Агата спешно открыла.

– Что случилось?

Испуг и лёгкая дрожь Антона моментально передались ей. Ссутулившись, парень практически рухнул в объятия возлюбленной и зарыдал, бессвязно пытаясь что-то объяснить.

– Я ничего не понимаю… ― установив зрительный контакт с ним, Агата глубоко вдохнула и на несколько секунд задержала дыхание, подавая пример.

Дважды повторив за ней, Антон смог немного успокоиться, хотя всё ещё дрожал.

– Мне нуж…нужно тебе рас-сказать… ― голос хрипел.

– Сначала разуйся, повесь куртку и сядь к батарее, ― отпустив его, Агата указала в сторону гостиной.

– Но я хотел…

– Давай, не топчи тут, ― прошмыгнув мимо Антона, девушка заперла дверь.

Послушно выполнив распоряжения своей возлюбленной, парень прошёл в гостиную и сел на пол у батареи, положив очки рядом с собой.

– А кресло пододвинуть нельзя было? Вот вечно ты как нелюдь…

– Агата, ― Антон прервал возмущения девушки, изучая взглядом рисунок на паркете. ― Послушай, пожалуйста, меня…

– Да что такое случилось? ― она села рядом с парнем, скрестив по-турецки босые ноги.

Антон несколько секунд молчал, откусывая сухую кожу с нижней губы, нервно перебирая пальцами, собираясь с мыслями.

– Все эти девушки… Эти убийства начались семь месяцев назад… ― он боялся посмотреть на Агату. ― Помнишь, третьего марта ты ушла гулять с друзьями и не предупредила меня… Я всю ночь звонил тебе и сидел в подъезде, ты потом пришла утром и сказал, что имеешь право делать то, что хочешь… Я так разозлился, что просто ушёл… ― парень шумно выдохнул.

– Ну да. Помню… ― Агата внимательно наблюдала за ним.

– Я убил Кристину Певцову, ― быстро произнёс Антон. ― В тот день. А через шестнадцать дней – Свету Шоркину, ты в тот день разбила мой телефон… Потом – когда ты накричала на меня за то, что я зашёл в грязных ботинках… ― он шумно сглотнул, тяжело дыша, ― я убил Дашу… Иванову… Потом была Настя, потом – Карина, потом Лена и Света Сластенина… ― ком в горле заставил выдержать пауз, дрожь усилилась. ― Каждый раз я был так зол, но не мог кричать на тебя, ведь ты такая хорошая и милая… ― парень нашёл в себе силы поднять взгляд на Агату, в глазах стояли слёзы, ― а эти девушки… Они были такие раздражающие и неуместные! Я убил их всех, но лишь потому, что люблю тебя, Агата… ― он резко опустил голову, закрыв лицо ладонями.

– Ну что за сопли опять, ― с лёгким осуждением проговорила девушка и, встав на колени, обняла Антона. ― Дурачок…

– Ты не понимаешь? ― парень взял её за плечи. ― Я не шучу… Это правда! ― он был близок к истерике.

– Тс-тс-тс, ― Агата глубоко вдохнула и на несколько секунд задержала дыхание, подавая пример.

– Послушай…

Девушка резко шикнула, заставив Антона замолчать и повторить вдох.

– Теперь ты послушай, ― она вновь села по-турецки. ― Ты знаешь что-то о моём бывшем?

– Ты говорила, что его зовут Максим… И всё…

– Мы встречались три месяца, до первой серьёзной ссоры. Он тогда накричал на меня… А я ударила его пять раз ножом, ― Агата закончила предложение с будничной лёгкостью, словно сообщила о том, что сходила в магазин за продуктами. ― Я бы не рассталась с ним иначе, ты знаешь – я собственница, но, когда он начал кричать и оскорблять меня, я поняла, что он не мой человек, но и чтобы он достался какой-то другой – я не хотела. Это правда. Максим Сергеевич Лицев всё ещё числится безвести пропавшем, можешь это проверить.

Антон ошарашенно смотрел на неё широко раскрытыми глазами. Несколько секунд они молчали, сцепившись взглядами.

– Но… Ты ведь говорила, что у тебя было три парня до встречи со мной…

– Верно, ― Агата пугающе улыбнулась. ― Были…

Дорога в Пуэбло

В окно остановившейся машины заглянула миловидная девушка. Дружелюбно улыбаясь, она сдвинула на лоб нелепые очки с ярко оранжевыми стёклами.

– Подбросишь до Пуэбло? ― бодро спросила она, хлопая неумело приклеенными накладными ресницами.

Немного подумав, водитель как-то нехотя кивнул.

– Садись.

Это был молодой человек лет двадцати пяти. Из-за его нездоровой бледности, глубоких теней под глазами и усталой сутулости можно было подумать, что парень не первый день в пути. Образ завершали взъерошенные чёрные волосы, лёгкая небритость, аккуратно подстриженные усы и очки.

– Ура! Спасибо, ― девушка села на переднее сиденье.

Расклешённые жёлтые брюки, лёгкая цветастая туника и небольшая джинсовая сумка через плечо, на ушах побрякивали крупные пластмассовые серьги, на шее – несколько разных подвесок из камня и стекла.

– Чарли, ― представилась она и протянула водителю руку.

– Эд.

Кисть Чарли почти полностью потонула в широкой ладони парня.

– Зачем тебе в Пуэбло? ― поинтересовалась девушка, когда машина вновь тронулась.

– Я просто хочу быть подальше от дома.

– Оу… ― Чарли приподняла брови, ― ты загадочный парень. А я хочу встретиться с друзьями. Мы познакомились прошлым летом и переписывались… Мы хотели встретиться в июне, но я не дотерпела. Просто я живу с мамой и решила, что нам пора отдохнуть друг от друга… ― она смотрела на Эда, ветер трепал её короткие рыжевато-русые кудряшки.

Парень напряженно поджал губы.

– Ты не боишься ездить с незнакомцами? ― сменил тему он.

– Нет. Я так много раз уже делала… Только к дальнобойщикам не сажусь – они извращенцы и постоянно пристают, ― девушка вновь сдвинула на переносицу свои яркие очки.

– Разве ты не слышала о убийце студенток?

– Слышала немного… Знаешь, я не смотрю телик, не читаю газеты, а мама всё это просто обожает!

Каждый раз, когда Эд мельком смотрел на собеседницу – в глаза бросались её белые зубы, обнажённые в беззаботной улыбке.

– И она всего этого нахватается, а потом говорит мне: «Вот, Чарли, посмотри, что происходит в мире! А ты только хиппуешь и ничего не делаешь!», ― а я говорю: «Хэй, если ты хочешь посмотреть на мир – просто выйди на улицу!»… К тому же – моё хиппование ещё никому не навредило… ― Чарли замолчала и задумалась. ― А к чему я это всё?

– Я спросил про убийцу студенток, ― напомнил парень, улыбнувшись.

– А, ага, ― лицо девушки вновь озарилось улыбкой. ― Я же не студентка – чего мне его бояться?

– Ну… Вдруг это я… ― повернув голову, Эд посмотрел ей в глаза.

Чарли моментально сделалась серьёзной.

– Тогда нам с тобой по пути, ― она выдержала паузу, ― потому что я тоже убийца…

– Неужели? ― с иронией поинтересовался парень.

– Ты думаешь, что это шутка? Пока у меня только одна жертва, но я чувствую, что она не последняя…

Эд вновь посмотрел на неё – на этот раз он не улыбался. Чарли подвинулась ближе и понизила голос:

– Это я убила Кеннеди¹… ― дождавшись улыбки собеседника, она рассмеялась. ― Шучу, я за пацифизм, конечно… Помню, как в детстве случайно раздавила улитку – так рыдала. Думала о том, как она ползла по своим делам, может размышляла о чём-то, и тут я на неё наступила – ужасно ведь.

– Улитки не чувствуют боли, и размышлять точно не могут, поэтому не переживай так.

– Какая разница? Вся эта мелкота всё равно живая, ― возразила Чарли. ― Все думают: убить человека ― нельзя, животное ― может быть, если это не любимая собака или типа того, а каких-нибудь муравьёв ― сколько угодно… Такое лицемерие! Если от этого зависит твоя жизнь или безопасность – не важно, кого ты убьёшь, но если это делается намеренно, ради забавы или чучела на стене – это должно считаться преступлением! ― голос девушки звучал громко и чрезмерно эмоционально.

– Ты из какой-то секты? ― в шутку спросил парень.

– Из «Семьи» Мэнсона, ― в тон ему ответила Чарли.

– Нет, тогда бы ты не была так категорично настроена против убийств.

– Моя секта состоит из меня и моих убеждений, ― девушка улыбнулась. ― Мама тоже постоянно говорила, что я выгляжу, как девочка из секты. Прятала мои украшения, закрашивала рисунки на стенах, потому что думала, что они что-то означают. Но я потом снова находила их и разрисовывала всё. Знаешь, у меня в комнате висит гамак, и я иногда дремлю на нём днём, и, когда мама была не довольна, она приходила и переворачивала его. Ругалась, что все мои сверстники учатся или работают, а я ничего не делаю, но я просто ещё не нашла то, чем хотела бы заниматься. Понимаешь? Не хочу однажды проснуться лет в сорок и понять, что потратила эту жизнь на что-то, что мне совершенно не нравится! Я работала официанткой, потом в цветочном магазине, ещё в тире и в кассе в парке – и всё это совсем не моё… Вот тебе нравится твоя работа?

Немного подумав, Эд чуть пожал плечами.

– Я хотел стать полицейским, но меня не взяли из-за роста.

– Глупость какая. Чем выше полицейский – тем дальше он может увидеть преступника, верно? Они сами не понимают, какого ценного сотрудника упустили… ― девушка улыбнулась, но на этот раз как-то смущённо и виновато. ― Извини, я такие глупости говорю иногда… Это от волнения. Я жутко нервничаю, когда общаюсь с парнями, и начинаю болтать, как ненормальная…

– Нервничаешь? ― переспросил парень с некоторым недоумением.

– Ну да. Может это потому что я росла без отца, или потому что меня дразнили одноклассники в детстве… Знаешь, я начала встречаться с парнем в четырнадцать, а через неделю у меня вскочил огромный прыщ на лбу, в компании его друзья посмеялись над этим, и на следующий день он сказал, что нам лучше расстаться. После этого я недели две не хотела выходить из дома, потому что считала себя жутким уродом, ― Чарли засмеялась. ― Мама говорила, что сдаст меня в дурдом. И с тех пор парни постоянно: «Чарли, ты хороший друг, весёлая девчонка, но встречаться с тобой я не хочу, извини уж…», ― она развела руками. ― Потом – год назад – я стала встречаться с очень красивым парнем, но он начал драться, мы встречались где-то месяц, потом я сказала, что так не может продолжаться… Он меня преследовал, и пришлось обратиться в полицию. Но я вовремя сбежала, потому что свою следующую девушку он избил до инвалидности… Я знала её раньше – весёлая девчонка, мы на концерт вместе ездили. А теперь даже ходить не может… ― она тяжело вздохнула. ― Вокруг и так полно насилия, а ещё каждый второй пытается внести свою лепту…

– Ты права – это ужасно… ― негромко согласился Эд. ― Мне безумно жаль тебя и твою подругу… Что потом стало с тем парнем?

– Я не знаю, он уехал из города после этого… Ой, остановимся на заправке? ― Чарли указала на свет вдалеке.

– Да, конечно…

Дело шло к ночи. Заправив машину, Эд направился к небольшому круглосуточному супермаркету, в дверях пересёкся с Чарли, которая держала в руке бутылку с водой.

– Хочешь пить? ― сразу предложила она.

– Нет, я лимонад возьму, можешь подождать в машине… ― парень смотрел на собеседницу сверху вниз, так как был выше почти на две головы.

– Хорошо, ― девушка бодро улыбнулась.

Когда Эд вышел, дверь в машину была открыта, из неё звучала песня «She’s a Lady», а Чарли просто танцевала рядом. Забавно, несколько нелепо, но совершенно свободно и расслабленно, словно была одна в комнате. Возвращение спутника её ничуть не смутило.

– Эта песня просто абалденная! Помню, как дома ставила её на всю громкость и могла слушать хоть весь день. Потом маме это надоело, и она разбила кассету – вот визгу то было, ― девушка остановилась, глядя на собеседника. ― Слушай, у тебя очень крутая куртка, можешь дать мне её ненадолго? Я немного замёрзла…

Куртка, и правда, была примечательная: кожаная, коричневая, с бахромой на рукавах. Она предсказуемо оказалось велика для Чарли. Закутавшись, девушка села в машину.

– Похоже, ты часто ссоришься со своей матерью? ― Эд вновь взялся за руль и нажал педаль газа.

– Да, частенько. У нас весьма разные взгляды на жизнь, ― кивнула Чарли.

– Тебе не казалось в такие моменты, что вы ненавидите друг друга? Может быть даже настолько, что могли бы друг друга убить…

– Ну… Иногда мне приходят такие мысли… ― девушка задумалась. ― Просто потом я говорю себе: «Хэй, Чарли, эта женщина целых девять месяцев таскала тебя внутри себя, её кожа рвалась, она страдала, но всё равно не избавилась от тебя. А потом она долго-долго слушала твои крики, не высыпалась, не могла никуда выйти, но тоже не избавилась от тебя. И в тот момент она тебя точно любила – даже если сейчас ненавидит. И тебе стоит быть благодарной ей за то, что ты всё ещё жива!», ― и тогда мне уже не кажется, что всё так уж ужасно, и я успокаиваюсь… А какие у тебя отношения с родителями?

– Отца я в последний раз видел, когда мне было шестнадцать… А свою мать – три дня назад. Но больше не увижу… ― парень медленно выдохнул, глядя на освещённую фарами дорогу.

Поджав губы, Чарли опустила глаза.

– Прости, что спросила… Мне очень жаль…

– Ничего… Она была озлобленной и очень несчастной женщиной… Которая терпеть меня не могла… Только и делала, что орала, какое я ничтожество и недоумок… ― дыхание Эда участилось, голос задрожал. ― Я был живым напоминанием, о её неудачном браке… Тем, на ком можно безнаказанно выместить все свои обиды на мужчин… Она сделала из меня монстра! Жестокое, бессердечное чудовище… ― он запнулся, сжав зубы и чаще моргая.

– Слушай, Эд… ― Чарли, наблюдавшая всё это время за ним, вытерла рукавом накатившие слёзы и легко коснулась плеча своего спутника, ― теперь всё это в прошлом… Она больше никогда не упрекнёт тебя. И теперь – только ты сам можешь распоряжаться своей жизнью… И ты решаешь, каким быть и чем заниматься… Это не так уж плохо, верно?

– Да… ― парень ответил не сразу. ― Ты права… ― посмотрев на собеседницу, он чуть улыбнулся.

– Ты обязательно со всем справишься, ― заверила его девушка.

Чарли чем-то напомнила Эду всех его предыдущих спутниц – беззаботная, легкомысленная птичка, которая, не переставая, щебечет о чём-то. Но на этот раз парень почему-то действительно вслушивался – ловил крохотные осколки, из которых в своей голове собирал картину жизни Чарли – чужой жизни, волею случая пересёкшейся с его собственной. Рождение, материнская забота, первые слова, первые шаги, первые ссоры, взросление, дружба, школа, любовь, успехи и провалы, мечты и планы – всё это сплошным потоком лилось сквозь Чарли. Она живёт сейчас и жила годы до этого, как и многие другие, как и сам Эд. И это осознание поразило его, словно холодной водой окатило. Чужая жизнь, чужие чувства – не фильм, не какая-то выдуманная история, не бутафория и декорации – всё такое же реальное, как и у Эда… И от этого прозрения стало даже жутко.

Вскоре после полуночи Чарли уснула, минут двадцать Эд ехал, периодически косясь на неё, затем повернул руль. Машина остановилась на обочине. Открыв дверь, парень выглянул наружу – других машин поблизости не было. Он вновь посмотрел на спящую девушку, затем достал из-под сиденья пистолет и, направив оружие на неё, замер, будто прислушиваясь к себе. Чарли поёжилась, открыла глаза, и тут же на её лице отразился ужас.

– Ч…Что ты делаешь? ― голос звучал едва слышно.

Жуткое молчание длилось секунд пять.

– Бах, ― выдохнул Эд и опустил пистолет, улыбнувшись. ― Прости… Это муляж, я хотел испугать тебя… Просто глупая шутка…

Чарли глубоко дышала, в глазах блестели слёзы.

– У тебя получилось… ― она кашлянула, чтобы восстановить голос и, когда пистолет окончательно пропал из её поля зрения, улыбнулась, как и прежде. ― Не шути так больше, а то мне придётся седину закрашивать… И лучше проспись в Пуэбло, а то от кофейных таблеток тебя уже трясёт, ― она потянулась и зевнула. ― Я теперь точно не усну до приезда – такой прилив бодрости, когда на тебя наставляют пушку, ― девушка рассмеялась. ― Теперь тебе придётся всю ночь болтать со мной – и ты сам виноват…