есть ли у меня молодой человек. Я сказала, что да. Она спросила, целовалась ли я уже. Я сказала, что да. Она спросила: «Вкусно?» Я снова сказала, что да. Мне тогда было уже восемнадцать (шел 1992 год).
иначе. Им думалось, что книга будет о подвигах и героизме, о том, как из обычных, слабеньких и посредственных мещан и обывателей выковывались герои и победители,
Раньше я этот клубок не разматывала по одной простой причине: никому это не было по-настоящему интересно. У меня была семья, но они не хотели про это слушать. Они считали, что нельзя говорить о плохом. Можно только о хорошем, а то вдруг заболеешь.
Я часто думала о том, что могла бы рассказать в такой книге. И знаете, когда я записывала то, что вы сейчас читаете, я сама удивлялась тому, как рождается этот текст. Казалось бы, давно забытые детали, о которых я и не вспоминала с самого детства, вдруг сами всплывали в моей голове. Будто я нашла кончик ниточки, торчащий из целого клубка внутри меня. Я за этот кончик тяну, а клубок разматывается и разматывается.
Не мысль о том, что я спасаю мир от шизофрении, а мечта о моей, и только моей, сгущенке! Я растянула ее на много дней, и мне было очень страшно, что кто-нибудь об этом узнает. Что бы тогда сказала я в свое оправдание?