29 сентября

Спокойно поспать мне, конечно, не дают: в три часа ночи надрывается оповещение. Сажусь рывком, нащупываю планшет на тумбочке. Так и думал, девушки пытаются проскочить под прикрытием темноты – буквально; свет автоматически выключается на этажах в полночь, на лестницах остается слабая подсветка, и только тестовые боксы сияют всегда, по ка я лично не отключу. Что ж, отличный повод доказать – от Миротворца ничего не скроется. Даже ночью.

Любуюсь гостьями, шикающими друг на друга в боксе. Они всерьез считают, что, если говорить тихо, камеры не услышат? Смешно. Застегивают браслеты наручников, обсуждают стратегию, хотя уже пора понять – они не пройдут этот тест. И ведь два дня сидели тихо. Я почти поверил, что им хватило царапин и ожогов, чтобы поумнеть!

Сначала всем кажется, что боксы требуют физической подготовки, памяти или чего-то подобного. На самом деле важна только синхронизация.

Устраиваю планшет поверх одеяла. Тапаю по иконке микрофона, начинаю скучающим голосом:

– Добро пожаловать в третий тест. Перед вами полоса препятствий и одна пара наручников на двоих: одному браслет на правое запястье, другому – на левое.

Не спеша повторяю инструкцию, глядя, как вытягиваются их лица. Злорадство невольно проскальзывает в интонациях, не оставляя гостьям надежды, что с ними говорит запись. Лицо Эмберлин превращается в маску копа, говорящего с террористом.

– Мы можем вернуться и не пытаться пройти тест?

– Нет.

Люблю, когда одно слово вызывает реакцию более сильную, чем самые красочные угрозы. Улыбка Элиши подрагивает, она тянется взять подругу за руку и тут же отдергивает ладонь, – сблизившись, браслеты бьют током. Полицейская смотрит в камеру, пытаясь найти слова или, скорее, надеясь меня переглядеть. Забавная попытка.

Встаю сварить кофе. Без веселья мы не обойдемся, иначе чего ради было просыпаться? А для веселья надо быть в форме. Новый кофе слабоват, надо было все-таки взять пачку чего-нибудь подороже. Вспоминаю, сколько у меня денег на счету и на сколько их предстоит растянуть. О приличном кофе придется забыть, так же как об обедах. Хорошо, если на лапшу в пакетиках не перейду к концу тестов… А ведь изначально собирался этот эксперимент повторять. Кажется, тогда я был немного не в себе. Впрочем, как будто сейчас я «в себе». Особенно если сравнить с тем Эдрианом Рейном, каким я был десять лет назад.

Ночью мысли всегда перескакивают с одного на другое, хоть с кофе, хоть без. На чем мы остановились?… Первую преграду девушки проскочили без потерь, теперь прорываются за вторую – стремительно поднимающуюся из пола линию шипов. Полицейская вслух считает интервалы, я усложняю ей задачу, то и дело ставя ловушку на паузу. Наконец она угадывает ритм, в нужную секунду бросается вперед… Конечно, забыв о подруге. Элиша отстает не сильно, но достаточно, чтобы одна кроссовка потеряла кусочек задника. Крови не пролилось, но испугалась она всерьез.

Девушки ругаются, опять пытаются взяться за скованные руки. Впереди альпинистская горка, страховки нет, падать – три метра максимум. Зато шипов, хищно выныривающих из щелей, хватает. Мне пришлось соединить два этажа, чтобы сделать такой бокс. Вообще то, как я в одиночку строил свой замок ужаса, сам себе архитектор и каменщик, достойно легенды. Три года потратил, две трети средств и такой километраж нервов, что хватило бы от восточного побережья до западного трассу протянуть.

Наконец полезли. Это препятствие не для Элишиной физической подготовки, и в другом случае я наклонил бы для нее стену или увеличил безопасные промежутки, но сейчас моя цель – примерно наказать. Поэтому они застревают надолго. Наблюдать откровенно скучно, они не понимают самого принципа теста. Обе пытаются просчитать мои боксы, а нужно почувствовать их. Быть вместе, когда не можешь коснуться.

– Лезь! – командует подруге Эмберлин.

Момент неудачен, лезвие впивается той в ногу чуть ниже колена. Элиша, к ее чести, не падает, только ругается заковыристо. Когда окровавленные шипы исчезают в щели, подтягивается, уходя из опасной зоны, всхлипывает. Даже хочется похвалить, но я сдерживаюсь. Интересно, Эмберлин хватит ума остановиться? Или гордость сильней? Впрочем, у нее нет никаких гарантий, что я позволю вернуться.

Они лезут вверх. Полицейская похожа на сильное животное, пот блестит на темной коже, обрисовываются мышцы. Элиша пыхтит сердито, ее упрямство вызывает уважение. Пожалуй, если бы я мог наказать Эмберлин иначе, я бы это сделал. Но напарница – ее самое слабое место.

Во второй раз лезвие царапает бок вовремя отстранившейся Элиши, в третий – вонзается в руку, и она все-таки срывается. Эмберлин цепляется за верхнюю площадку, рычит, пытаясь не соскользнуть вслед за повисшей на цепи наручников подругой. Та наконец находит опору, смеется и плачет одновременно. Кричит:

– Я не смогу! Мне руку проткнуло, я еле удержалась. Давай вернемся!

– Нет! Лезь! – Эмберлин смотрит в камеру под потолком. Я жду просьб, извинений, но вместо этого слышу угрозу: – Молись, чтобы я до тебя не добралась, Миротворец. Клянусь, я не стану отдавать тебя под суд, я убью тебя. И сделаю это медленно.

Пустые слова, Бемби. Олененку не дотянуться до охотника.

Элиша пытается лезть. Смотреть на нее страшно – она скользит на собственной крови, она не Элли и не Эмберлин. Таких девушек называют милыми, мягкими и пышечками, если, конечно, они не против и не носят растянутые майки с надписью «Лед Зеппелин». Элиша против. У нее короткая стрижка и устрашающие очки, она огрызается на каждого, кто пытается сделать ей комплимент, и программный код любит больше, чем людей. Она никогда не казалась мне упрямой. Веселой, да, грубоватой, но с крыши шагнула сразу. Расхохоталась и прыгнула, словно в бассейн, солдатиком. Не помню, я вообще успел сказать, что она не умрет?

Смотрю на нее сквозь призму этого нового знания, замечаю, как она стискивает зубы и тут же улыбается, слезы текут по щекам, капают с подбородка на грудь. Спрашиваю негромко:

– Ты хочешь умереть, Элиша?

Бемби вскидывает голову, готовая не то угрожать, не то торговаться, а ее напарница смеется, хватается за высунувшиеся над головой шипы.

– А ты только заметил, маньяк? Но не надейся. Я сдохну не здесь.

Последним рывком перебрасывает себя на площадку. Полицейская осматривает раны, стаскивает с себя майку, ничуть не смущаясь камер, зубами раздирает на бинты. Спрашивает:

– Встать можешь?

Элиша с сожалением качает головой. Бемби садится рядом, ее спина блестит, бретельки спортивного лифчика выделяются на темной коже.

– Тогда отдохнем. Потом пойдем дальше. Мы уже много прошли.

Элиша еще не видит, что впереди, иначе истерически хохотала бы. Такой же спуск вниз.

Я отпускаю их под утро. Они смогли спуститься и даже пройти еще одно препятствие, но на следующем Элише распороло ноги настолько серьезно, что это грозило смертью без обработки и перевязки.

Когда с таким трудом преодоленные ловушки скрываются в полу, Бемби скрипит зубами. Дрон приносит ключ от наручников, стандартно суетится, наводя порядок в боксе. Эмберлин берет подругу на руки.

Я открываю дверь не сразу. Смотрю, как полицейская стоит, пошатываясь под чужим весом, как течет кровь из ее рассеченного лба. Жду. Элиша давно без сознания.

– Пожалуйста, – наконец выдыхает Эмберлин, – отпусти нас.

– Поклянись, что больше не будешь ломать мою технику.

Она кривится, цедит сквозь зубы:

– Клянусь, что больше не буду ломать твою технику.

– Плохо врешь. Ты поняла и принимаешь свое наказание. Повтори.

Она зажмуривается, явно удерживаясь от ругательства. Смотрит на подругу, переступает с ноги на ногу. Выдавливает:

– Я поняла и принимаю свое наказание.

– Молодец, – шепчу, открывая дверь.

Откидываюсь на подушку. Больше не хочется бежать наверх, стоять рядом с их боксом. Только спать. Спорю на что угодно, разбудят меня часа через три. Если повезет. Если не повезет – через час. Ладно, буду надеяться, что жаворонки сегодня проспят. Или, по крайней мере, не станут ломиться в боксы с утра пораньше.

С подбородком я угадал, мягкий и округлый, совсем не шварценеггеровский, а вот с глазами прокололся – Гарри выбирает нестандартный, чуть азиатский разрез. Живописно растрепанные волосы, едва пробивающийся над верхней губой пушок – Джерри на фотороботе похож скорее на девушку с усиками, чем на парня.

Теперь на доске у меня над столом висит описание двух пропавших.

– Шон, распечатай листовки. Стандартные, «вы видели этого человека».

– С фотороботов, – фыркает Захари. – Пол, тебе хоть раз по ним звонили?

– Звонили. Как сейчас помню, в девяносто шестом и девяносто девятом году мы человек двадцать по фотороботу нашли… И все мимо.

Их в итоге нашло ФБР. Мертвых, да еще пятерых таких же. Ненавижу маньяков, но с моей специализацией имею с ними дело омерзительно часто.

Утром оказывается, что я не выключил программу слежения, планшет разрядился, и в итоге я проспал завтрак. Выспаться впервые за пару недель – это прекрасно, но, пока техника включается, я успеваю придумать десяток возможных катастроф. Но на мое счастье, гости не успели ничего сломать. Только во второй бокс полезли.

Застегивают наручники, инструкцию к которым вчера выдала Бет. Элли шутит про специальную модель с тремя браслетами для трехруких инопланетян, хотя центральный застегнут на трубе раз и навсегда. Винни хмурится. Они не пара. Это что, только мне очевидно? Восьмой этаж не самый сложный, но попытка пройти его со случайным человеком чревата травмами. А если она так же полезет на четвертый или на второй?

Первая половина теста простая, так что переживут без моего наблюдения пять минут. Наскоро умываюсь – надежда регулярно принимать ванну и мыть голову давно канула в лету. Иногда я обещаю себе соблюдать хотя бы минимальную гигиену, но не могу даже дня продержаться. Когда выбор стоит между искупаться и поспать еще полчаса, результат очевиден. Коже плевать, а вот волосы придется обрезать – хвост превращается в мочалку.

Вспоминаю свою последнюю стрижку, и холодок проходит по спине. Я не суеверен, но некоторые сцены накрепко въедаются в мозг, заставляя избегать всего, что с ними связано.

Отправляю пиццу оставшейся на десятом паре, ставлю себе кофе.

В боксе камер больше, чем в комнатах отдыха, – мне нужно видеть все в подробностях. Электроника фиксирует движение, последовательно переключая картинку, я слежу за гостями краем глаза, готовя завтрак. Пока у них получается недурно, но это только разминка перед испытанием. Всего-то и нужно, что перелезать через трубы одновременно с напарником, не дергая его за руку.

– Эй, осторожней! – вскрикивает Элли, едва не вывихнув запястье.

Винни замирает, проворчав что-то невнятное. Стоит, опустив голову, кусает губы. Здесь нет привычной тебе иерархии, невозможно понять, кто главный, и ты понемногу начинаешь пробовать окружающих на прочность, верно? Не стоит начинать с Элли. Она кажется восторженным золотистым спаниелем, но спаниель – охотничья собака.

И здесь нельзя молчать. Не в этом боксе, где сетка труб не позволяет разглядеть напарника, но от слаженности действий зависит все. Вы должны переговариваться, подстраиваться друг под друга, словно в танце. Мой любимый тест. Я проектировал его одним из первых: сначала полностью настроил на себя, потом добавлял программы, рассчитанные на гостей. Автогенерация была самой интересной частью, но потом я отказался от нее – выходило слишком сложно.

Винни, неожиданно выругавшись, спрашивает:

– Как ты там пролезаешь? Я тощий, но все равно едва протискиваюсь. Или с твоей стороны больше места?

Самая длинная речь с тех пор, как он проснулся на крыше.

– Разве что по меркам мыши, – смеется Элли, пытаясь проползти в крохотное окошко частой сетки. Не самое удачное место, но я бы тоже выбрал его. Заглядывает на сторону Винни, присвистывает: – Ну и лабиринт у тебя!

Тот не отвечает, протискиваясь между двумя трубами. Скептически поджимаю губы – правило «если пройдет голова, то и остальное пролезет» никто не отменял, но, если он застрянет, как ребенок, засунувший голову между балясинами лестницы, выйдет глупо. Ему, однако, везет. Видимо, еще сильней похудел на пиццах, хотя вроде дальше некуда.

– Блин, а я думала, хуже быть не может, – стонет Элли. – Наш маньяк увлекался Эшером. Очень старался нарушить законы трехмерного пространства!

Если у них будут проблемы, они начнутся сейчас.

– Надо одновременно, – тихо говорит Винни.

– Да вижу, – беззлобно огрызается напарница. – Давай пробовать.

К моему удивлению, получается. Элли смеется, плавно проскальзывая между препятствиями, разве что не напевает в такт. Винни, стиснув зубы, повторяет ее движения так быстро, как может. Невольно думаю, как интересно было бы пройти этот бокс с ней, – я ведь тестировал его в одиночестве, с напарником все должно быть иначе. Не просто вызов, но единение, близкое тепло и дыхание, общий ритм.

Винни шипит сквозь зубы. Они дошли до ловушек. Не так опасно, как шипы на седьмом, но ожоги можно получить неприятные.

– Эй, что у тебя там? – беспокойно спрашивает Элли.

– Пар… – Винни пятится, вынуждая ее тоже отступать.

На трубы предыдущего участка они налетают одновременно. Винни заглядывает к напарнице, выдавливает:

– Извини.

– Нормально все. – Камеры смотрят сверху, лиц не разобрать, но я уверен, она улыбается. – Хотя в следующий раз все-таки сообщай, что делаешь. Желательно – словами через рот!

Он быстро кивает, касаясь лбом решетки. Наверняка кусает губы.

– Идем? – говорит невнятно.

– У тебя промежуток, да? – догадывается Элли. – Бежим!

Стискиваю чашку. Для меня тест – карта с чередой точек с таймерами, и та, что перед Элли, мигает красным. Две секунды, одна, они не успевают! Дергаюсь к мышке, указатель пролетает мимо ловушки, выскакивает предупреждение: «Изменить эту часть лабиринта? Внимание: изменения могут повлечь за собой угрозу жизни гостей». Крик Элли:

– Тащи!