2 октября

Эмори приходит в себя, когда я только подъезжаю к дому, разобравшись с его машиной. Уже за полночь, так что приходится одновременно загонять драндулет в гараж, представляться новому гостю и смахивать уведомления о том, что Лекс с Винни начали тест и, судя по часто те упоминаний, ругают меня хором.

Я стою внизу, когда Эмори, выслушав инструкции, задумчиво проводит большим пальцем по губам. Спрашивает:

– В чем секрет?

– Прыгай и узнаешь, – улыбаюсь.

В лунном свете вижу, как он опускается на колени, заглядывая за край, ложится на живот, вытягивает руку вниз. До сетки далеко, так просто не дотянуться и тем более не увидеть в темноте. Эмори размышляет. Садится, спускает ноги, собираясь повторить подвиг Элли.

– Прыгай, а не слезай, – подпускаю в голос угрозы.

– Или что? – уточняет он.

– Или будешь наказан.

– Да, я понял, – отвечает этот потрясающий человек. – Как именно?

– Тебе не понравится, – усмехаюсь, – обещаю.

Эмори кивает, спрашивает:

– А что дальше? Если я не умру, то, вероятно, не долечу до низа. Даже если там стоит батут, с такой высоты может прыгнуть и не разбиться только профессиональный каскадер.

Об этом спрашивала Бет, сразу, и Бемби, когда успокоилась. Отвечаю так же, как им:

– Нет смысла говорить о пути с тем, кто не решается на него стать.

– Ладно, – так же спокойно отзывается Эмори и соскальзывает вниз. Падает на сетку, приподнимается, опираясь на ладони. – А, вот в чем дело.

Ни о чем не спрашивает, просто осторожно встает, осматривается. В отличие от остальных, сразу бежавших к стене дома, идет к краю, карабкается вверх. Прослеживает толстую проволоку края, тянущиеся к стене ребра и тросы. Комментирует безразлично:

– Интересно. А днем страховки не видно?

– Когда видно, я не привожу гостей.

Он вызывает уважение тем, как держит себя в руках. С ним хочется расшаркиваться – или сломать, заставить показать свое истинное лицо, эмоции, так хорошо спрятанные под бесстрастной маской. Инструктирую:

– Доберись до стены, найди и открой окно.

Эмори не спеша добирается до ровной поверхности, встает тут же. Кончики пальцев покалывает от желания разрушить столь тщательно выстроенный образ, вместо этого ныряю в дом, спускаюсь к себе. Тесты и личность его пары быстро вскроют броню.

Слежу, как Эмори справляется с окном, даже не кувыркнувшись в него, как остальные. Слезает осторожно, оглядывается на пустом этаже.

– Что дальше?

– Дальше тебе придется подождать до следующей грозы. Недолго, – сверяюсь с погодным виджетом, – пару дней.

Эмори кивает медленно, подходит к книжному шкафу. Выдергивает один том, садится на диван. Движения резкие, почти нервные. Вряд ли он на самом деле выбрал чтиво на ночь. Наконец понял, что оказался в плену? Или думает о той, за кем привык следить каждый день?

Эмори подтверждает мои подозрения, требуя сварливо:

– Газеты хоть предоставь для односторонней связи с внешним миром. Я уж не прошу о выходе в интернет.

Забавно. Тебе ведь нужны только имена в конце статей, найти одну конкретную журналистку. Но ты в этом не признаешься, верно?

– Не бойся, тебе недолго осталось беспокоиться.

Эмори правильно понимает намек. Реагирует нетипично резко – вскидывается, сжимая кулаки. Рычит:

– Только посмей ее тронуть! Убью. Медленно.

Однако в глазах вместо злости плещется страх. Хмыкаю, удивленный не угрозой, а тем, как легко лопнула его сдержанность, стоило намекнуть на будущую напарницу. Эмори, поникший после вспышки, отворачивается, спокойный и несчастный одновременно. Советую негромко:

– Не бойся того, что не можешь изменить.

Он только закрывает лицо руками. Легко сказать «не бойся», перестать бояться намного сложней. Тем более когда дело касается важных для тебя людей. Однако голос звучит ровно:

– Ты ничего обо мне не знаешь.

– Того, что ты ее любишь? – улыбаюсь. – Это так незаметно.

– Она моя сестра, – с каменным выражением парирует Эмори. – Конечно, я ее люблю.

Фыркаю, не отвечая. Твоя ложь очевидна, но ты до сих пор веришь, что она может тебя защитить. Вас обоих. Ты никогда не задумывался, как выглядит твоя слежка за Эрикой? Отнюдь не как братская любовь. Твои табу оказались недостаточно крепки, и чувство родилось, но ты не даешь ему шансов – во всяком случае, так тебе кажется. А приехать за любимой кузиной в другой штат, конечно, просто милая слабость.

Вы ведь уже не справились со своим чувством. Так зачем тянуть с объяснениями?

А зачем тяну я? Разве нельзя прийти, постучать в дверь, сказать: «Привет, это я»? Нельзя. Мне не к кому приходить.

Добравшись до подвала, я едва удерживаюсь, чтобы не упасть на кровать как есть, не снимая мокрой одежды. Сил раздеваться нет, желания перестилать потом белье – тем более, так что приходится падать на пол.

Раскидываю руки, глядя в бетонный потолок. Мышцы ноют пока слабо, но через пару часов они сообщат мне все, что думают о контрасте между днями перед экраном и сегодняшней беготней. А я ведь до сих пор не проверил, что происходит в доме. Миротворец, ты вообще представлял, насколько это будет сложно?

Хотя о чем я. Ты – идея, ты не умеешь уставать. Если бы в этом теле был только ты, некому было бы замечать, как оно болит.

С трудом сажусь. Раз в голову лезет такая чушь, следует узнать о том, что происходит в боксе. Я ведь не позволю Элли легко пройти тест, правда? Один день голодовки – слишком малая плата за предательство.

Оказывается, однако, что Элли в боксе очутится не скоро – нынешняя пара только подбирается к первой горке. На лице Лекс – усталость и раздражение, она делится:

– Я сюда уже в пятый раз лезу. Достало, ты бы знал как! Аж дырки на ноге зудеть начинают.

Сонный Винни смотрит с вялым интересом, напарница поясняет:

– Мы сюда в прошлый раз зашли после того, как разбили дрона. Сейчас подъем плавный и ловушки паром стреляют, а тогда была отвесная стена и лезвия. Мне сначала ногу продырявило, потом руку. Хорошо, что эта пакость действительно острая, раны заживают быстро.

Винни словно просыпается с каждым словом, собирается. Сглатывает, новыми глазами глядя на препятствие, представляя, насколько сложным оно может быть. Лекс хватается за первый выступ, оглядывается:

– Полезли?

Он присоединяется к ней, но я вижу, как липнут рыжие волосы ко лбу, как мелко дрожат руки. Конечно, бокс подстраивается под подготовку гостей, однако на ломку он не рассчитан.

Эта пара быстро учится, они уже не пытаются взяться за руки. Улыбаюсь, заметив, как взамен пользуются цепью – дергают за нее, хватаются, словно за чужую ладонь. Поддерживают друг друга.

Задумчиво смотрю на настройки сложности. Упростить? Они хорошо идут, следуя правилу о доверии, они должны пройти. Сами, честно. Я не стану облегчать им жизнь только потому, что у Винни кончились наркотики. Это может стоить мне сна. Но что с того?

В боксе добрались до вершины и сели отдыхать, никуда не спеша. Хорошо для них, плохо для меня. Кладу голову на руки. Оповещение разбудит, когда я понадоблюсь.

Утро прекрасно, когда узнал, что кофе без кофеина может быть хорошим. Купил в «Перекрестках» все три сорта. Решаю попробовать арабику, завариваю во френч-прессе, как советовала Анна, и остаюсь приятно удивлен. В итоге в участок приезжаю не только в отличном настроении, но и почти вовремя, а не как обычно. Винс пересылает целую пачку сообщений, пришедших лично ей или сообществу полиции, но разобрать это богатство я не успеваю, – Джемма вызывает на ковер.

– Расскажи про второго парня, – требует.

Рассказываю все, что могу, мысленно прощаясь с расследованием. Обычно капитан оставляет меня наедине с работой хотя бы на пару недель. Если она хочет, чтобы ее ввели в курс дела, значит, дело могут забрать. Причем скорее даже не у меня, а у нас. Терпеть не могу все эти отношения между полицией, прокуратурой и ФБР. Спасает меня от начальства Шон, попросту заглядывая в кабинет. Удобно носить маску старательного балбеса.

Наконец-то можно приступить к работе. На сегодня запланирован объезд точек, где видели мальчишек, с упором на второго из них. Начинаем с окраин, где сейчас проехать попроще, добираемся на восток в Монтроз. Тут пропавшего вроде бы видели в магазине. Что ж, возьмем видеозаписи, просмотрим заданный день и время, или найдем нашего парня, или нет. Вот когда начнем проверять очередной парк, искать станет намного сложнее.

Под ухом вибрирует оповещение, я с трудом разлепляю глаза, смотрю на телефон с осуждением. Тот, словно устыдившись, замолкает. Ну конечно, я же забыл поставить его на зарядку. Хорошо, что не отключился раньше. Сообщение продублировано на планшет, Элиша Бренниган и Элвин Гаррисон прошли тест. Сколько они там провели, всю ночь?

К сожалению, не всю. Щека чешется, по ощущениям, на ней отпечатался рукав пальто, послужившего мне одеялом. Вчера мне пришлось немало побегать под дождем, так что одежда промокла до нитки и до сих пор не высохла. Я стремительно замерзаю. Скидываю все, заворачиваюсь в халат на голое тело. Дрожь только усиливается, чувствую себя на редкость мерзко, даже пошатывает от слабости. Что я буду делать, если заболею? Глупый вопрос. У Миротворца не бывает выходных и больничных. Ни жаропонижающего, ни даже градусника у меня нет, аптечку для себя я не собирал – представить не мог, что понадобится. У гостей наверху есть запас лекарств, но небольшой и точно рассчитанный, не стоит его уменьшать.

Изучаю карту на предмет круглосуточных аптек, отчаянно зевая. Ближайшая, открытая в это время, в получасе езды. Больше всего мне хочется лечь, накрыть голову подушкой и не подниматься хотя бы пару часов. Но ждать до утра глупо, к тому моменту может оказаться, что я даже в качестве Миротворца не могу не то что водить машину, а просто выбраться из подвала. Встряхиваюсь, голова отзывается болью. Одеваюсь в сухое, закидываю на плечо тощий рюкзак. На планшете всего три процента. Беру с собой телефон, лелея надежду зарядить его от прикуривателя. Отпираю люк, двери, ворота. Вывожу драндулет, запираю все, что только что открывал. Сначала это было смешно, такая воплощенная паранойя. Потом бесило. Теперь стало привычным.

Небо медленно светлеет, вырастают по краям дороги высокие заборы, скрывающие роскошные особняки. Раньше я щурился каждый раз, зло думал: «А вы знаете, что такое доверие? Сколькие из вас вспомнят мой голос, услышав его из динамиков? Сколькие поймут и что они будут делать после этого?» Приятно было представлять, как люди, которых я в последний раз видел в суде, будут униженно молить меня о пощаде. Потом я перестал мечтать. Эдриан достучался до Миротворца и объяснил, что так мы окажемся за решеткой быстрей, чем успеем подобрать первую пару. Так что, пока за окнами мелькают разноцветные заборы, я смотрю только на дорогу.

Включившийся телефон заливается звоном: «Пицца для десятого этажа». С трудом удерживаюсь, чтобы не уткнуться лбом в руки на руле. Почему именно сейчас, когда я в дороге? Ладно, неважно, Эмори проживет без завтрака полчаса. Тянусь отключить будильник, обнаруживаю еще одно уведомление, разворачиваю: Элджернон Литтл и Элли Майлз вошли в третий бокс. Десять. Чертовых. Минут. Назад!

Злость на себя такая, что хочется вцепиться зубами в запястье. Дурак, идиот, ты все пропустил, забыл, не заметил! Какой ты, к чертовой матери, Миротворец, если даже проследить за тем, чтобы техника была включена в нужный момент, не можешь? Ты позволяешь им ломать свой дом, бережешь их так, что готов тест прервать, наказание смягчить! Разве Миротворец стал бы делать это? Разве Миротворец похож на тебя? И разве ты не хочешь наконец стать им? Таким, какой была девушка, оставшаяся лишь отблеском в глазах Элли.

Ведь кровь будет не на твоих руках. Это будут руки Миротворца. Даже не так, это будут их собственные руки. Гости нарушают правила, значит, это их вина. Повышаю сложность, теперь она соответствует Элли, а не ее слабосильному напарнику. Втыкаю наушники. Ее голос лучше любой музыки:

– Ого-го! Вот теперь здесь действительно весело. Раз, два, три… Нет, стой! Не нравится мне эта хрень, давай еще посчитаем. Раз, два… Ага, видишь! Вот, теперь!

На маленьком экране телефона они перескакивают через поднимающиеся из пола шипы легко, словно на детской площадке. Хохочут, кубарем прокатываясь под следующей ловушкой. На мои губы невольно прокрадывается чужая бесшабашная улыбка, мурашки бегут по рукам, словно это я стою там, в боксе. Рядом с ней.

Почему ты все время смеешься, Элли? Почему на экране, где вас двое, я вижу только тебя? Встряхиваюсь, решительно отворачиваюсь. Ты фальшивка, знаешь? Рисуешь на маске чужие лица, подстраиваясь под любого, становясь идеальной половиной, как пластилин принимает форму прижатого к нему пальца. Может, и со мной ты была фальшивкой? Может, и мне улыбалась эта дурацкая милая маска, а не та прекрасная сила, которой я восхищался? Но мне было хорошо с тобой.

Ненавижу себя за сомнения. Ненавижу тебя не только за это.

Паркуюсь между аптекой и незнакомым магазином, заталкиваю телефон в карман. С лекарствами разбираюсь сразу, соображаю, что еще может пригодиться, кроме термометра и жаропонижающего. Еда? Я брал запас, но все-таки решаю заглянуть в продуктовый. Пицца и газировка – основные пункты списка. Еще яблок прихватить, дешевых, я их сто лет не ел. И яйца можно взять, они быстрее всего заканчиваются. Верчу в руках упаковку, а в наушниках перешучиваются.

– Фига себе тестики, – выдыхает, пытаясь отдышаться, Эл. – Тут ведь и помереть можно.

– Ага, – радостно соглашается Элли, – легко! Но мы не умрем.

Он хмыкает. Я бы тоже не был так уверен, Элли.

Хотя кому я вру? Они преодолели первую горку быстрее всех, без единой царапины, и уже на вершине второй. Значит, пройдут. Задачки на силу и выносливость ей на один зуб, чтобы поставить сложную задачу перед спортсменом, надо быть спортсменом. Она хоть понимает, что это наказание, а не развлечение?

А включил ли я для них максимальную сложность или снова остановил свою руку? Прячусь между полками пустого в ранний час магазина, достаю телефон. Музыка, играющая возле кассы, заглушит мой голос для продавца, но не для гостей, – удобно.

– Этот тест будет твоим наказанием, Элли, – говорю негромко.

– Да у меня работа сложней твоего наказания! – бесшабашно заявляет она. – И вообще мы уже посидели голодными наверху, хорош обижаться!

Обижаться? Злость вспыхивает порохом.

– Ты считаешь, что неприкосновенна? Думаешь, я не смогу всерьез наказать тебя? Или других, так, чтобы ты навсегда…

– Эй, давай без этого! – перебивает меня Элли. – Подушку попинай, если бесишься. Никто не обещал следовать твоим правилам, и вообще ты – маньяк! Я действую в рамках самообороны!

– Мы не в Техасе, Элли. – Какая-то часть меня пугается собственного холодного смеха. – Судит тебя не полиция. Здесь и сейчас – подчинись!

– Или что, убьешь меня? – Она стоит перед камерой, словно десантник, ноги на ширине плеч, руки скрещены на груди. – Наплюешь на собственный треп про доверие? Что, я была права с самого начала? Ты просто хочешь, чтобы мы слушались! Не наигрался в куколки, Дождь?

– Я просил тебя не говорить им!

Голос срывается, я не контролирую себя, ярость плещет через край. Элли еще успевает наигранно вскинуть брови:

– Просил? Скажи лучше…

Но я уже переключаю сложность теста на максимальную. Огонь вспыхивает за их спинами, шаг вперед неизбежен. Шаг в пустоту.

Дрожь пробегает по рукам, сжимаю телефон до боли в пальцах. Она лежит у подножия второй горки, судорожно вцепившись в колено, взгляд расфокусированный. Эл, чудом ухватившийся за выступ, срывается следом, но вскакивает сразу.

– Эй, Элли…

Касается ее головы, на ладони остается кровь.

Мысль – как сигнальная ракета в темном небе. Что я натворил?

На выход… нет, сначала к кассе. Сделай нормальное лицо, соберись!

В боксе неясные звуки, бормотание Эла. Выдергиваю затычки – все равно без картинки ничего не понять. Запихиваю покупки в рюкзак, бегу к машине, швыряю на заднее сиденье, яблоки рассыпаются по всему салону. Телефон едва не выпадает из рук. Успеваю вовремя, чтобы услышать тихий голос Элли:

– Ага. Живая.

Выдыхаю одновременно с Элом, тут же одергиваю себя – рано радуешься! Что с ней? Вывих? Перелом? Если она разбила коленную чашечку, не гипс понадобится, а больница. Без вариантов.

Костыли. Здесь их не купить, но можно найти «Медтехнику». И на всякий случай коляску. Чтобы не пригодилась. Гугл подсказывает ближайшую точку, давлю на газ. Чертыхнувшись, наклоняюсь, достаю из-под педали яблоко. Эл дрожащим голосом рассказывает Элли, что все будет в порядке, она заторможенно отвечает.

– О, теперь верю. Я тебя вижу.

Обгоняю фуру. Несусь на грани нарушения правил, перед «Медтехникой» торможу юзом. Продавщица успокаивающе улыбается в ответ на требование костылей и коляски:

– Не переживайте, с вашей девушкой все будет в порядке.

– С сестрой, – автоматически поправляю я.

Телефон в кармане, в одном наушнике Элли возмущается, что ей нельзя вставать.

– Я полжизни провел рядом с врачом, – убеждает ее Эл. – При подозрении на сотрясение мозга надо лежать. Долго.

– Три часа, – говорю в микрофон.

Когда нормальная дорога сходит на нет вместе с камерами, хочется прибавить скорость, но щебень и так летит во все стороны. Драндулет рискует развалиться на полпути.

– Слушай, Миротворец, – задумчиво обращается ко мне Эл. – Можно, я ее на руках вытащу?

– Нельзя, – огрызаюсь. Тоже мне нашелся рыцарь. Бет этажом ниже, ее на руках носи. – Правила одинаковы для всех.

– Ты сделаешь исключение для нас, и я не исключу из твоего списка техники эту камеру, – спокойно предлагает он.