Глава 3. "По понедельникам я всегда чувствую себя капризным"

Ангел Головастиков совсем не хотел кофе. Но ничего другого в кабинете креативного директора "Всемогущего" не подавали. Только американо – с двумя ложками сахарами и большой порцией унижения.

– Прости, приятель, ток-шоу твои надоели хуже горькой редьки, – сказал Гавриил Левинсон, откидываясь на спинку необъятного кожаного кресла и небрежно, по-ковбойски, закидывая ноги на неприлично большой стол с кожаной же вставкой посередине. Сей мебельный комплект Левинсону доставили прямиком из Северной Каролины – в России производство из подобных варварских материалов затухло уже несколько лет назад. Взору Ангела явились грязноватые подошвы белых кроссовок, разработанных на Манхэттене.

Креативный директор любил всё американское. Может, потому, что американские телевизионщики, со свойственным им чутьём к выгоде, первыми скупали права на придуманные Левинсоном телешоу – едва ли не на следующий день после выхода программ в эфир «Всемогущего». Впрочем, свой образ типичного янки Гавриил разбавлял русской косовороткой, которую он носил под пиджаком вместо рубашки.

– Хуже горькой редьки? – с обидой переспросил Ангел.

– Именно, хуже самой горькой, самой гадкой на земле редьки, – подтвердил Левинсон, отхлёбывая кофе из своего картонного стаканчика. – Ты невнимателен к фактам, ты плевать хотел на правильные названия, ты даже не удосуживаешься прочитать сценарий перед началом шоу. А что ты, приятель, проделываешь с русским языком в своих эфирах – и сказать-то стыдно. Образно выражаясь, после своих стилистических выкрутасов ты, как честный человек, обязан на русском языке жениться.

– Вы, Гавриил, просто не понимаете! – воскликнул Ангел, раздосадованный до глубины души. Никто уже давно не смел разговаривать с любимцем публики в таком тоне. – Я нужен людям! Без моих эфиров они дня не проживут. Я украшаю их жалкие жизни, я дарю им свет! И что с того, что я путаю какие-то незначительные слова? Разве кому-то есть до этого дело?

– Есть, – кивнул Левинсон. – Аудитория наша не так глупа, как ты думаешь. Мне пачками присылают на тебя жалобы. Рейтинги начали падать.

– Да я же лучший друг всех этих козявок! А они ещё и жалуются на меня, оказывается. – Ангел был ужасно возмущён. – Меня нельзя убирать из их телевизоров! Я на них благотворно влияю!

– Ну, во-первых, никакой ты им не лучший друг. Это ты сам себе придумал. Во-вторых, называть зрителей козявками, по меньшей мере, непрофессионально. В-третьих, никто тебя из телевизоров не убирает. Мы просто переводим тебя на другой проект. Менее индивидуальный.

Головастиков остыл, хотя словосочетание "менее индивидуальный" ему не понравилось.

– Что за проект?

– Реалити-шоу. Конкурс. По формату немного похожий на проект "Великая княжна точка лайв", который ты вёл в прошлом году.

– Да, но тогда у меня было ещё моё ток-шоу, помимо этого конкурса!

– Погоди, ты ещё не слышал подробностей. – Тёмные глаза Левинсона заискрились, словно в его мозгу взялись за дело крошечные сварщики с электродами, сплавляя разрозненные знания, факты и новости в единое целое – в новый, доселе невиданный, обещающий громадные рейтинги проект. Креативный директор выпрямился в кресле. – Мы устроим битву сумасшедших научных разработок. Эдакую древнегреческую Олимпиаду для заучек. Ты посмотри, с каким успехом идут шепсинские сериалы про ботаников! Какие показатели численности аудитории! Какая цитируемость в СМИ! – Левинсон аж застонал от зависти.

– Сериалы про ботаников? – Ангел сидел с кислейшим видом.

– Ну да, про ботаников.

– Это которые помидорами занимаются?

– Нет, приятель, ботаники – это которые сами как помидоры: в обществе только краснеют и молчат. В Америке таких называют нердами или гиками.

– И в чём суть этого конкурса? – спросил Ангел просто для того, чтобы поддержать разговор. Битва заучек была ему глубоко не интересна. Телеведущему не нравилось, когда в его программах возвеличивали других людей. Ладно бы ещё царских кровей. Но чтобы он, знаменитый Ангел Головастиков, оказался на подпевках у каких-то, с позволения сказать, помидоров?

– Рабочее название конкурса – "Воздушный замок". Понимаешь? Ассоциация на фантазёров, которые смотрят куда-то в небеса и видят там то, чего не могут разглядеть другие. Ты со своим именем идеально впишешься.

Да, за своё яркое имя – и только за него – Ангел Головастиков был благодарен своей семье. Больше благодарить её было решительно не за что. Родители-бедняки не сумели обеспечить сына материально – да ещё и поскупились на хорошие гены. Пятому, последнему ребёнку не досталось ни отцовских кряжистых плеч, ни материнской густой шевелюры. У него имелось лишь блистательное имя (в честь популярного в восьмидесятые, а ныне забытого киноартиста) – и страстное желание вырваться из убогого родительского дома. Подавать прошение на участие в государственной программе модернизации деревень "Разумная изба" отец-священник не хотел принципиально – последние полвека отношения церкви с российскими императорами были напряжёнными.

– Мы соберём несколько наиболее перспективных ботаников в одном доме, – возбуждённо говорил Левинсон. – Нет, в не в доме – в замке. Так более зрелищно. Сразу создадим средневековую атмосферу. А она нам ох как понадобится! Потому что это будет конкурс на лучшую реализацию мифа.

– Как это? – поморщился Ангел. Он не любил заумных слов.

– Да вот я тебе на примере одного участника покажу. – На большом экране, вмонтированном прямо в стену, появилось изображение единорога. – Студенты Императорского Томского университета утверждают, что вот-вот выведут точно такого же. Якобы они в пробирке скрестили носорога с белой лошадью и совсем скоро станут создателями единственного в мире настоящего юникорна. Если это так – конечно же, наша камера обязана заснять первый вздох этого мифологического детёныша. И родиться он должен в стенах нашего замка. Отличная реклама для "Всемогущего"!

Ангел не впечатлился.

– А остальные участники что?

Левинсон переключил ещё пару слайдов.

– Парни из "Владычицы морской" подали заявку на философский камень. Утверждают, что близки к разгадке тысячелетнего секрета. Если не врут – мы опять же будем у истоков волшебного эликсира. Со всеми вытекающими отсюда миллионами… – На очередном слайде появилась группа молодых людей с гигантскими, карикатурными усами. – А, это любопытная команда. Они называют себя "Усачи". Настоящие имена скрывают – и лица, как видишь, тоже – но, подозреваю, они все из "Емели". Слышал про "Емелю"?

– Что-то слышал, – неуверенно заёрзал на стуле Ангел.

– Что-то он слышал, – передразнил Левинсон, залпом допивая свой кофе. – Вот об этом я говорю. Работаешь на телевидении, а про "Емелю" толком ничего не знаешь. Это же крупнейший научный центр империи! Разрабатывает оружие будущего. Всякие секретные проекты. Подчиняется непосредственно премьер-министру. Это ребята из "Емели" придумали Интерсетку в восьмидесятых.

Ангел откровенно скучал и изучал своё отражение в остывшем кофе. Отражение было мрачным.

– Одним словом, Усачи разрабатывают Шапку-невидимку. И готовы делать это в нашем средневековом инкубаторе.

– А вот это я знаю! – самодовольно сказал Ангел. – Такая игра – "Шапка-невидимка" – есть в перстне.

– Да, но Усачи не в твои телефонные бирюльки играют. Что-то они объясняли про наноантенны и преобразование света, которому эти антенны не дают рассеиваться – я толком ничего не понял, ребята довольно косноязычны, типичные заучки. Вот, и тут мы подходим к твоей роли в этом телепроекте. Ты станешь связующим звеном программы.

– Связующим звеном? – презрительно уточнил Ангел.

– Именно. – Левинсон, похоже, не обратил внимания на его тон. – Внимательно изучи все мифы и легенды по теме. Попроси участников объяснить тебе их проекты с научной точки зрения. Тебя ждёт серьёзная исследовательская работа. Ты должен понимать, что происходит вокруг, и грамотно представлять конкурсантов. Другими словами, приятель, я хочу, чтобы из стрекозы ты превратился в трудолюбивого, вдумчивого муравья. – Левинсон окинул Головастикова оценивающим взглядом. – Может, очки тебе ещё наденем, не знаю. А то вид у тебя какой-то глуповатый. Надо посоветоваться со стилистами.

Ангел закрыл глаза. Он знал, он чувствовал, что сегодня произойдёт что-то плохое. Волосы с утра никак не укладывались. Несмотря на сорокаминутную возню с феном и гелем, пряди так и остались жидкими и обвислыми. И в сегодняшнем букете – одна пожилая поклонница ежедневно высылала ему корзины с цветами – вместо ста одного тюльпана он насчитал всего лишь девяносто восемь. Старая дура!

– Знаете, Гавриил, – Ангел открыл глаза и встал с кресла, – боюсь, я вынужден отказаться от этого проекта. Я, видите ли, парю в иных сферах! – Он показал куда-то вверх, в сторону чердака, где проходили трубы отопления. – Унизительная роль связующего звена не для меня. Я не опущусь до статуса говорящего фона для кучки ботаников. Я вам не фон. Я фанфарон!

– Может, "фараон", а не "фанфарон"? – Левинсон, прищурившись, наблюдал за Ангелом из кресла.

– Да это одно и то же, – махнул рукой Ангел.

– Но аудитория у проекта будет огромная. Я забыл тебе сказать, что призом в этом конкурсе станет весьма солидный денежный приз. Помнишь "Великую княжну"? Так вот у нас до сих пор, как неприякаянный, болтается на счету этот миллион рублей, который мы обещали Екатерине, если она выберет в мужья графа Вяземского. А раз она предпочла Вяземскому рыжего англичанина, деньжатки мы сэкономили. Этот сэкономленный миллион и станет премией победителю конкурса умников.

– А мне-то, мне-то что будет за проведение этого бездарного конкурса?

– Тебе? Обычная зарплата. Это твоя работа.

Ангел от злости притопнул ножкой по индейскому ковру.

– Ничего подобного! Моя работа – доставлять людям радость одним своим видом. А от этого разговора у меня наверняка морщины на лбу появятся! И красное пятно на щечку вернётся! Вы ничего не понимаете, Гавриил! Меня нельзя расстраивать!

– Я правильно понял, приятель, что ты категорически отказываешься от проекта "Воздушный замок"? – холодно уточнил Левинсон, ставя локти на стол.

– Отказываюсь, видит Бог, отказываюсь наотрез! Ищите дураков в другом месте!

– В таком случае, "Всемогущий" не продлит с тобой контракт. Который истекает – если ты забыл – завтра.

– Ах так? Ну и ради Бога! – Когда Ангел нервничал, начинал вести себя в точности как отец, через слово взывая к высшим силам. – Меня здесь всё равно недостаточно возвеличивали, Господь свидетель!

Левинсон обидно расхохотался. Ангел круто развернулся на каблуках и бросился к выходу.

– Да, и вот ещё что! Это ваш кофе горчее самой гадкой редьки, а не мои ток-шоу! – истерично выкрикнул Головастиков уже в дверях. – А ведь я редькой всё детство питался!

– Эх, приятель, – вздохнул ему вслед Левинсон. – А тебе и невдомёк, что слова "горчее" в русском языке вообще нет.