Глава 3. Хаос

1

Блэр лежала в своей комнате, пожираемая тьмой. Все поняли, что нет смысла ее тормошить, и дали время прийти в себя. Насколько это возможно в ситуации, когда потеряла того, с кем скрепила душу. Единственного, кого могла любить так чисто, искренне и получать в ответ то же…

Иногда Блэр завидовала людям из мира без магии. Они не скрепляют души. Они вообще не знают, что у них есть души. Живут себе, любят, потом уже нет, женятся, разводятся, делят имущество, детей… Но потом она вспоминала, как хорошо было каждую минуту, каждую секунду, которую Клаус был рядом, и понимала, что никогда и ни за что не хочет лишиться этого.

Спустя два дня в дом пришел бог забвения. Сказал, что ощутил невыносимую боль и решил помочь. Блэр чудом не зарезала бедного бога, крича, что никому не отдаст воспоминания о Клаусе, как бы больно ни было помнить. Но кочергой несчастному досталось сильно – так он настаивал на своем. Такой же упертый, как его «отец»!

Блэр слышала, что собирали волонтеров в дополнение к тем, что уже были в Терравиле. На секунду запланировала отправиться в Портус, чтобы помочь городу, в котором магия разрушала привычную жизнь, но потом вновь легла и покрепче сжала перстень, что Клаус надел на ее большой палец.

Перстень всегда был горячим, от него шла магия Клауса… И она могла слышать его голос. Он просил ее жить… Глупец! Умер ради мойровых Врат, дрейфует себе в хаосе, не ощущает ничего… ни боли, ни тепла, ни любви. Просто ничего. И о чем-то смеет ее просить! Эгоист пустотый.

Лучше бы он был окончательно мертв, ведь хуже всего была надежда, которая одновременно заставляла ее жить дальше, но и медленно убивала, выворачивая наизнанку. Она не знала, сколько его предстояло ждать, стоило ли его ждать вовсе, ведь, возможно, он не вернется, пока она жива. И от этого было невыносимо находиться в собственном теле, с мыслями, что душили ее каждую секунду.

Нет ничего хуже неизвестности. Лучше окончательный проигрыш, чем вечно находиться в подвешенном состоянии и ждать ответа.

Элайджа почти не бывал дома, путешествуя от Портуса до Лостхилла. Возвращался только на ночь, пытался говорить с Блэр, но она молча отворачивалась к стене, сжимая перстень еще крепче. Он ласково гладил ее по спине, делился эмоциями, пытаясь хоть немного отогреть заледеневшую душу.

Зато мама всегда была дома. Блэр пыталась убедить ее, что справится и сама, – страдать на кровати, что тут сложного?! – но она была непреклонна.

«К мойре мир, пока мои дочери на грани!» – кричала Аврора во время споров с хранителями, что пытались убедить ее, что она очень нужна в Портусе. На ее стороне всегда был Элайджа, который понимал, что девочек одних лучше не оставлять.

Блэр знала, что они ждали, когда она что-нибудь сделает. Отец выставил охрану по всему периметру, чтобы не дать ей сбежать. И она бы уже давно отправилась на поиски опасностей на свою пятую точку, но… не понимала, куда идти. А еще знала, что ни за что не оставит родителей в неизвестности, не позволит им переживать из-за ее импульсивности.

Дафна страдала в соседней комнате, но хотя бы находила силы, чтобы привыкать к новой реальности. Она закопалась в книги и записи, которые остались от мойры, изучала новую магию, намереваясь принять эту часть себя.

«Держи друзей близко, а врагов еще ближе», – говорила Дафна, объясняя, почему ей так важно покорить магию мойры. А еще ее перестали мучить кошмары.

Иногда одна из сестер приползала ко второй, и они молча обменивались эмоциями, успокаивая друг друга. Слов не было. Они и так знали, о чем страдали. Смысл говорить вслух?

Боль пыталась поглотить Блэр, разжевать, не оставив даже костей, а по ночам подсовывала сны о Клаусе. Видеть его было невыносимо прекрасно, но после пробуждения неизменно оставались пустота и отчаяние. А надежда угасала с каждой минутой.

Спустя неделю Блэр притащила книги из дома Уайтов, надеясь выяснить, как вернуть Клауса из хаоса. Джейкоба же вернули? Да, это другое, ведь он был просто мертв, но… Блэр знала, где душа Клауса. Оставалось выяснить, как его оттуда вызволить.

В одну из ночей Блэр пробралась в комнату Дафны, легла рядом и сжала сестру в объятиях.

– Я чувствую твою тревогу, – прошептала Дафна. – Что ты задумала?

– Только спросить, – тихо ответила Блэр. – Боюсь сделать тебе больно.

– Больнее, чем я сама себе делаю, мне не сделает никто. Говори.

Блэр набрала воздуха в грудь, готовясь к вопросу. Страх налип на кожу, как паутина, но она смахнула его и выпалила:

– Ты видела, как мама призвала Время?

Дафна выпуталась из объятий, села, прислоняясь к стене. В темноте ее силуэт был едва различим.

– Я ждала, когда ты спросишь. Но нет. Это не поможет вернуть его.

– Даф…

– Не поможет, Би. Время хотела уничтожить Зазеркалье, поэтому так легко откликнулась на зов. Мама порезала себе вены, почти умерла, призывая к себе ту, от кого получила силы хранителя времени. Вот и все. Но… Я не знаю, чем помочь.

Блэр кивнула, закрыла глаза, желая хоть на минуту перестать чувствовать. Учись жить без него, ты должна быть сильной, мир не крутится вокруг мужика… Да, не крутится. И она могла жить без него. Ну… смогла бы, когда боль утихнет, но не хотела. В первую же встречу она решила, что Клаус – классный мужик, и он теперь – ее.

Блэр знала, что Клауса можно вернуть. И намеревалась это сделать. Она всегда была упертой и привыкла получать то, что хотела, даже если ради этого приходилось силой отбирать желаемое у жестокого мира. И сейчас она решила, что Клаус должен быть ее мужем до конца ее жизни.

– Би, прошу только об одном: не возвращай его сама. Просить помощь не стыдно. Это, напротив, показывает твою силу.

Блэр тяжело вздохнула. Пообещала не рваться в бой за душу Клауса в одиночку. Как минимум – предупредит всех, куда идет. Больше она никогда не сбежит из дома.

2

Блэр вздрогнула, ощутив чужое касание. Вырвалась из сна, проглатывая крик, но, заметив богиню похоти, расслабилась. О страхе напоминало только биение сердца и потное тело.

– Что тебе нужно?

– Никлаус просил беречь тебя, пока он… не здесь.

Ева лукаво улыбнулась, облизала губы, наблюдая, как Блэр подтягивала ночнушку, чтобы спрятать все голые участки тела. Душа выла от боли, и богиня похоти подкидывала дров в горящее сердце.

– Убирайся. Клаус мертв, и я снимаю с тебя эту обязанность.

Блэр плюхнулась на подушку, накрылась одеялом почти с головой, не желая с кем-либо говорить. Куда заманчивее была идея спать. Спать до конца ее мойровой жизни.

– Никлаус не мертв, дорогуша. Он в хаосе, и может в любой момент вернуться.

– В прошлый раз не возвращался пять тысяч лет, – пробурчала Блэр. Ева склонилась, провела носом по шее принцессы, облизала щеку и рассмеялась, едва та отпихнула богиню, утопая в чужой похоти… но было в эмоциях и что-то еще, словно бы… искреннее желание утешить?

– В прошлый раз он не хотел возвращаться. Нужна правильная мотивация. Когда-то его не было год, когда-то – пять. Иногда – целую тысячу, когда они поссорились с Любовью так, что он думал, будто потерял ее навсегда. Но она ждала его.

Блэр резко села, стряхивая руку Евы. Она уже не замечала похоть в глазах богини, лишь внимательно слушала елейный голосок.

– Он в хаосе. Кто сказал, что его нельзя выдернуть оттуда? – Ева подмигнула, склонила голову.

Блэр впервые ощутила надежду. Она уже две недели – с того самого момента, как узнала, что Клаус не пережил создание Врат – пыталась найти способ попасть в хаос. Но сейчас, слыша сладкую речь Евы, вдруг вспомнила, что души рождались в хаосе, но приходили в мир через Эклипсис. Она вскочила с кровати и понеслась к шкафу.

– Наши души после рождения проходят через источник жизни, так? Может, там проход? Ты поможешь? – тараторила Блэр, переодеваясь. Ей стало плевать на возбужденный взгляд Евы, пусть хоть оближет ее, если это поможет вернуть Клауса.

– Я не помогаю, лишь берегу твой покой.

– Думала, ты любишь Клауса? – Блэр замерла, так и не натянув кофту на голое тело. Ева опустила взгляд на грудь, заставляя принцессу опомниться и покраснеть. – Ну?

– Он вернется и так. Я бессмертна. Не вижу смысла приближать наше воссоединение: отдохну хоть от вечных приказов.

– Ну и мойра с тобой.

Блэр все же оделась и помчалась к двери. Созревал план, глупый и безрассудный. Она знала, что скорее всего умрет по дороге, ведь подземка захвачена жнецами смерти, но адреналин уже струился по венам, а тараканы в голове хлопали в ладоши и танцевали вальс, представляя, как хорошо им будет, если получится вернуть Клауса. Она тронула перстень, ощутила знакомое тепло.

Клаус прав. Любить – больно. Но эта боль делает нас живыми.

– Только совет, моя принцесса.

Блэр замерла, нехотя обернулась.

– Королева – не та, что сама всех спасает и жертвует собой, а та, что может объединить людей и умеет принимать помощь. Потому что никто не может и не должен все тащить сам.

– Поняла, – кивнула Блэр.

– И, принцесса, за блестящую идею прошу участия в процессе после вашего воссоединения. – Ева заметила взгляд Блэр, закатила глаза. – Хотя бы посмотреть!

– Правила сделки просты: сначала что-то просишь, а потом уже даешь нужное. Но не наоборот.

Блэр распахнула дверь, влетела в кабинет отца, краем глаза заметила Джейкоба, но решимость не убавилась: не скажет сейчас – испугается. А она не хочет быть трусихой.

– Я иду в Подземное царство, – выпалила Блэр и застыла напротив отца, спрятав руки за спиной. Она расправила плечи, предчувствуя, что он скажет, но не хотела лгать и сбегать.

– Хорошо, – ответил Элайджа.

– Нет! Я иду! Я не могу сидеть тут, пока Клаус в хаосе! Я пойду к Эклипсису, попробую… Что?

– Я говорю: «хорошо». Иди. А мы пока с Джейкобом вернем Клауса. Это будет не просто без тебя, конечно, но…

– Почему?

Она вглядывалась в глаза отца, пытаясь найти подвох: ее пытаются задержать? Не дать ей уйти? Сейчас придумают что-нибудь про Юпитер, зашедший за Сатурн, Солнце, что встанет на юге… Но потом она перевела взгляд на Джейкоба, заметила начерченные на руках знаки Подземного царства, Эклипсиса, хаоса и еще чего-то, что она видела впервые. Они были красными, словно… выведены кровью? Снова перевела взгляд на отца, тот устало вздохнул и тряхнул плечами. И выглядел он крайне серьезно, словно… не врал.

– Правда думала, что я лишу любимую дочь ее судьбы?

– Тебе он не нравится.

– Но ты его любишь: мне этого достаточно. Готова?

Блэр решительно кивнула, руки задрожали.

– Будет больно.

– Готова.

– Ты можешь умереть.

– Бывает.

– Тогда идем.

– Сейчас?

Блэр услышала, как дрогнул голос и покраснела, злясь на себя, ведь не хотела показывать, как ей страшно, но не оттого, что будет больно, а что они могут провалиться, и ей придется смириться с потерей.

– Полнолуние, – пояснил Джейкоб, вставая. – Когда как не сейчас?

– Дени знает?

– Нет.

Блэр понимающе кивнула: значит, есть вероятность не только ее смерти. Изучила взглядом Джейкоба, собранного, такого спокойного, словно он уже одной ногой был в подземке, а не здесь.

– И потому нам надо поспешить, пока Аврора отвлекает Дени, и они отпаивают Дафну успокоительным чаем, а то нам несдобровать. – Элайджа взял Блэр за плечи и подтолкнул двери.

– Мама знает?

– Без лишних подробностей. Она уверена, мы чай будем пить и немного поговорим с мертвыми.

– Может, так и лучше, – кивнула Блэр, а Элайджа обнял ее.

– Я желаю тебе самого лучшего, пчелка. Но если почувствуешь, что на грани – останавливай ритуал, поняла? – прошептал он на ухо. Блэр покрылась мурашками: кажется, все куда серьезнее, чем она может себе представить.

Джейкоб сидел без рубашки напротив Блэр. Грудь покрывали такие же символы, что и руки, черные волосы стояли торчком, а глаза почернели так, что казались бездонным океаном.

Они расположились на паркете в гостиной. Ковер скрутили, чтобы не запачкать кровью. Блэр переодели в топ с тонкими бретельками, чтобы иметь доступ к венам на руках.

Полная луна проникала сквозь панорамное окно, освещала спокойное лицо Джейкоба, который погружался в мир мертвых, и Элайджу у двери, что сложил руки на груди. Отец хотел бы занять место Блэр, она это знала, но не мог. Ему оставалось лишь взволнованно наблюдать за происходящим, позволять проводить опасный ритуал, итогом которого могла стать чья-нибудь смерть. И потому Блэр была безумно благодарна ему, ведь другой отец просто бы запер дочь в комнате, крича, что нужно смириться со смертью любимого. Но они были слишком похожи, понимали друг друга, как никто другой: Элайджа бы тоже рисковал жизнью ради Авроры, сделал бы все, что в его силах, чтобы хотя бы попытаться ее вернуть.

А еще луна освещала тело Клауса. Он лежал между Блэр и Джейкобом. Будто бы спал. Такой спокойный… Она мотнула головой, пытаясь вернуть себя в чувства. Страх облепил тело, покрыл мурашками, собрался резью в животе, едва она представила, что больше никогда не увидит искорки в его глазах, не услышит его ироничные шутки, не окажется в крепких объятиях, в которых всегда так надежно… Он может шутить, рисковать, удивлять ее, но никогда не сделает действительно больно, а в нужный момент всегда поймает и спасет.

– Так вы сразу это задумали, да? – прошептала Блэр, отворачиваясь, – так невыносимо было смотреть на мертвого Клауса. – Почему не говорили? Позволили страдать?

– Не хотели давать ложную надежду, – ответил Джейкоб, его взгляд прояснился, ведь он вернулся к живым. – Сейчас я уйду в Подземное царство, затем по нити, что оставил Клаус, в хаос. И там мне понадобится твоя помощь: я должен коснуться твоей души, чтобы найти Клауса, используя вашу связь. Иначе…

– Я готова.

Джейкоб протянул ей кинжал, указал на руки. Она кивнула, зная, что без крови не проходит ни один ритуал. Чем сильнее боль, тем больше магии ты призываешь. А сейчас им нужен весь резерв.

– Клаус просил не втягивать тебя в это, – сказал Элайджа, садясь рядом. Он осторожно забрал кинжал из ее рук. – Блэр… Это очень опасно. Прости, но… мы две недели пытались придумать, как провести ритуал без тебя.

– Все будет хорошо, пап, – ответила она, поворачивая руки венами. – Мама исцелит. Даже шрамов не останется. А если и останутся… плевать. Спасибо, что не перья.

Он поцеловал ее в макушку, прижимая к себе с такой силой, словно мог так обезопасить, не дать крошить душу ради кого-либо. Джейкоб поторопил их, намекая, что луна скоро скроется за тучами, и они не смогут использовать ее силу. Элайджа нежно обхватил Блэр за руки и сделал по порезу на каждой. Джейкоб делал то же самое и, закончив, протянул свою ладонь.

– Все произойдет быстро, – сказал он, соединяя их порезы. – Думай о Клаусе, ладно? Так больше шансов, что он откликнется, и тогда я затащу его в тело.

Блэр кивнула, бледнея от страха. Джейкоб вновь погрузился в себя. Знаки на его теле загорелись, и она поняла, что это тоже были порезы. Из незаживших ран потекла кровь, вязкая, словно смола, слегка мерцающая, окутанная черным дымом.

– Зачем? – с ужасом прошептала Блэр. Элайджа поддержал ее за спину, не давая разорвать контакт. Джейкоб не слыша, ведь был на пути в царство мертвых. Она вдруг вспомнила, как он ругался с Клаусом, когда они закапывали кости. Это тогда Клаус попросил его вытащить из хаоса после создания Врат?!

– Мы же его вернули из мертвых, – ответил за Джейкоба Элайджа. – Никто не любит быть в долгу.

Блэр поморщилась. Порезы горели как от огня. Их руки с Джейкобом объял дым, смешанный с кровью, соединил с такой силой, словно их склеили. Боль расползалась по телу, закрадывалась в каждую частичку, будто по венам текло разбитое стекло. А потом откликнулась душа. Блэр стиснула зубы, борясь с тошнотой. Метка, связывающая ее с Клаусом, зажглась, разрезая на части.

– Блэр! Клаус! – шикнул Элайджа ей на ухо, сжимая плечо.

Она опомнилась, послушно зажмурилась, отдаваясь магии Джейкоба. Ему тоже было больно, но не так, как ей, – часть его сознания была не в теле, а направлялась в хаос. Он вел ее душу за собой по нити, которая тянулась к Клаусу… И она позволила себе вспомнить его улыбку, глаза, как он касался, целовал, ласкал тело… Боль утихла, прячась от воспоминаний, а метка загорелась сильнее.

Блэр вздрогнула, осознавая вдруг, что покидает тело. Она вздохнула в последний раз и расслабилась, погружаясь в покой, тишину, умиротворение… не было боли, но не было и чувств. Было… никак. И это было так прекрасно. Так легко…

– Вернись же! – Жгучая боль на щеке. Кто это? Ей нужно…

Блэр ощутила, что ее зовут. Метка потянула за собой вглубь хаоса, в небытие, растворяя в себе, измельчая душу до крупиц. Но она знала, к кому несется…

– Вернись же! – Это отец? Элайджа тоже здесь? Что он забыл в хаосе?

Кто-то коснулся ее души изнутри. Горячие пальцы согревали, звали к себе, звали раствориться в себе…

Она закричала, вырываясь в жизнь. Блэр кашляла, слезы текли по щекам, так тяжело давался каждый вздох. Грудь горела, а душа металась, кроша ребра, оставляя ссадины на сердце и легких.

Разлепив глаза, она заметила лицо отца. Такое испуганное, словно она уже умерла. Он не знал, что делать.

Тело немело, унося в пучину покоя. И тут ее коснулись горячие пальцы, что залезли под топ. Душа начала затихать, отзываясь на мольбу.

– Эй, тише, – знакомый голос согрел обмякшее тело. Она сощурилась, не веря, что над ней склонился Клаус, вжимающий руку в ее грудь с такой силой, словно хотел достать душу. – Тише. Ты дома. Хаос тебя отпустил.

Блэр попыталась вздохнуть, но не смогла – внутри разлился пожар. Она хватала воздух ртом, но паника затягивала в кокон.

– Ребра сломаны, – констатировал Клаус. – Зови Аврору!

– Клаус!..

– Я справлюсь! Аврора! Сейчас!

Блэр хотела закричать, едва Элайджа осторожно передал ее Клаусу, но не смогла – ее утягивало в покой… туда, где нет боли… где нет чувств…

Клаус коснулся вены на ее шее, погружая в сон. Она бы хотела пошевелиться, сказать, что любит, но повиновалась магии, и все же упала в ничто.

3

Пробуждение походило на восстание из мертвых. Конечно, Элисон еще ни разу не восставала, но была уверена, что чувствовала бы себя именно так.

Сон не хотел отпускать, опутывал липкими лапами, затаскивая в пучину путанного сна, который тревожил всю ночь. Что ей снилось, она так и не вспомнила, остались только горечь на языке и дорожки слез на щеках.

Элисон прошла на кухню, чтобы найти чай или кофе, вздрогнула, заметив фигуру, сидящую за кухонным столом. Сердце пропустило удар. В прямом смысле. Но потом она заметила глаза мужчины в клетчатом пиджаке и расслабилась. Пустые, безжизненные. Всего лишь тень: отпечаток человека, что когда-то чувствовал, а теперь просто существовал, вспоминал и ждал следующую жизнь.

– Так ты умер, да?

Элисон села на соседний стул, уставилась на морщинистое лицо, пытаясь утихомирить сердце, стучащее где-то в горле. Надо привыкать: тени здесь повсюду.