– Ну, заходите тогда, – хрипло разрешил старший, Грендель.

Я осторожно толкнула калитку и направилась к дому, обитатели которого расположились на бревнышке в тени деревьев. Вместо стола они приспособили здоровенный валун, так что отдыхали даже с удобством.

– Спасибо вам, – сказала я серьезно. – Вы мне очень помогли.

– Пожалуйста, – вежливо прогудел воспитанный младший, Хельги.

– Да чо уж там! – отмахнулся старший. – Мы ж того… завсегда!

Тролль-мама только одернула замызганный передник и отрывисто кивнула.

– Вот, это вам от меня, – наклонившись, я положила на камень пакет. – Понимаю, что вы больше обрадовались бы алкоголю, но…

Я развела руками. Нельзя поощрять пьянство, тем более что младший по их меркам еще несовершеннолетний (именно за продажу водки ему я упрекала продавщицу).

– Да мы понимаем, – махнул рукой старший и кивком разрешил младшему взять подарок.

– Ой! – совсем по-детски обрадовался младший, обнаружив внутри уже чуть подтаявшее мороженое. – Нам?!

И посмотрел с такой надеждой, что мне стало неудобно.

– Вам, – и отступила, чтобы их не смущать. – Спасибо еще раз и до свидания!

Напоследок я была вознаграждена сюрреалистическим зрелищем: три великана с рожками в лапах аккуратно лижут холодное лакомство…

Все еще посмеиваясь, я направилась дальше.

Путь мой лежал сначала к водяному, проживающему в пятом доме по улице Абрикосовой. Хотя дома как такового не было: домовладение состояло из пруда под сенью двух ив и старой пляжной кабинки.

В искусственном водоеме жильца не оказалось. Конечно, он мог прятаться в придонном иле (вода была мутной и пованивала тиной), но я его уже знала.

– Ихтиар! – окликнула я, остановившись в тени ивы. Солнце уже ощутимо припекало. – Вы дома?

Вопрос был риторический.

– Конечно, – проворчал водяной, не показываясь на глаза. В дальнем углу участка, за кабинкой, прямо в землю была вкопана старая чугунная ванна. Наверняка он прятался именно там. – Где мне еще быть? Мне же некуда пойти! Таких, как я, нигде не жалуют…

Я тихо вздохнула и закатила глаза. Так и знала – водяной снова «нырнул в омут отчаяния», как он это называл, когда на него находил поэтический слог. А, по-моему, это тривиальный запой.

Нужно его подбодрить и развлечь.

Домовые ведь не только за порядком присматривают! Мы и конфликты решаем, и признания выслушиваем, и советы даем. К нам бегут со всеми заботами – хоть котенок на дереве застрял, хоть сосед по утрам шумит перфоратором, хоть сестры жениха не поделили…

– Что вы говорите! – запротестовала я привычно. – Я ведь не раз приносила вам приглашения. Вас звали в аквапарк, а еще предлагали работу сторожа в городском пруду. Вы же имеете право на трудоустройство по программе адаптации малых волшебных народов!

Когда-то мы, люди, незваными гостями пришли в эти земли – и за неполную сотню лет вытеснили или перебили прежних хозяев. Зато последние полвека активно каемся и рвем на себе волосы, так что их теперь даже на госслужбу охотно берут.

Поймав себя на этом «мы, люди», я хмыкнула. Все же воспитание сильнее крови.

– Глупости, – он душераздирающе вздохнул, плеснула вода, и наконец из-за ивы выглянул коренастый мужчина с длинными спутанными волосами. – Я одинок! Да, одинок… Даже поговорить не с кем! И выпить…

Он с надеждой посмотрел на меня.

На нем были только семейные трусы в цветочек, – уступка мадам Цацуевой, которая строчила жалобы во все инстанции, требуя оградить от непристойного зрелища женщин и невинных детей.

– Охотно поболтаю с вами, – улыбнулась я. – А насчет алкоголя сами понимаете.

– Понимаю, – вздохнул он. – Опять с лягушками пить, эх!

Он забросал меня жалобами на жизнь, одиночество и неустроенность. Хотя как по мне, это служило лишь оправданием банального бытового пьянства.

Впрочем, Ихтиар был просто тихий алкоголик, соседей не терроризировал, ночами не буянил.

Он быстро переключился на воспоминания, а рассказывал он очень увлекательно – о морских приключениях, бурях и пиратах, так что время пролетело незаметно.

– Как, уже?! – огорчился водяной, когда я начала прощаться.

– Простите, – развела руками я. – Служба. И насчет жалобы в санэпидемстанцию не беспокойтесь. Они просто возьмут пробы.

– Да понятно, – вздохнул он. – Но это ж надо придумать – холера в моей воде!

И погрозил кулаком в сторону соседнего дома, где жила завзятая кляузница мадам Цацуева (сама она считала себя правдолюбом).

После моего ухода водяной наверняка плеснет в свою ванну литр-другой спирта (когда-то он употреблял исключительно ром, но теперь поиздержался) и тихо в ней уснет…

И все же сейчас он употребляет намного реже, да и за порядком на участке следит. Я пыталась уговорить Ихтиара устроиться на работу, но пока тщетно.

Жаловаться на жизнь ему нравилось больше.

Ох, и нелегкая наша работа…

Далее я ненадолго заглянула к бабуле Сабрине – древней ведьме, больше похожей на высохший скелет.

Несмотря на усилия соцработников, в ее доме пахло сладковатым душком разложения, так что дышать я старалась ртом.

И не скажешь, что в этом немощном теле таится такая ведьминская сила! Именно она не давала бабуле Сабрине почить с миром. По правилам требовалось передать ее преемнице, но у бабули никого из родни не осталось, а чужую кровь сила не принимала.

Вроде бы у нее имелись троюродные племянницы, но пока поиски успехом не увенчались.

– Ничего? – тихо спросила сердобольная соседка, провожая меня до калитки. Соцработники заходили два раза в неделю, а в остальное время за бабулей Сабриной присматривала эта тихая женщина предпенсионного возраста.

– Увы, – я вздохнула. – Но надежда еще есть. Это ведь долгая процедура – запросы, ответы…

– Да я понимаю, – вздохнула она. – Но жалко ее, бедолажную!

Что на это ответить?..

Мадам Цацуева дверь не открыла, явно чуя неприятности на свои нижние сто девяносто.

В списке у меня осталась еще Волосатая Мэг, пожилая брауни, которая в юности эмигрировала вместе с тремя буйными братьями из клана Маккаудов.

Беглые шотландцы осели в нашем тогда еще крошечном городке, но счастья и богатства не нажили. Видимо, слухи о наложенном на них проклятье имели рациональное зерно.

Хотя дом они отгрохали роскошный – двухэтажный, добротный, теплый и удобный.

Последний из клана умер около года назад, дальние родственники все никак не могли поделить наследство, и теперь дом ветшал, а бедная брауни совсем затосковала в одиночестве.

Я старалась заглядывать к ней почаще, пытаясь хоть немного скрасить ее грустную жизнь…

Задумавшись об этом, я и сама не заметила, как оказалась у нужного дома, возле которого суетились люди с ящиками и баулами.

Так, а это еще что такое?! Неужели грабители? А я, как назло, без табельного оружия!

«А как же Волосатая Мэг?!» – я всерьез заволновалась, зная, что домашний дух ни за что не позволит кому-либо посягнуть на хозяйский скарб.

Присмотревшись, я успокоилась – имущество не выносили, а наоборот. Похоже, у дома наконец появился новый хозяин.

– Чего надо? Проходи уже! – грубо окликнул меня дюжий мужик в спецовке и вытер рукавом катящийся градом пот.

Майское солнце совсем раздухарилось, а по такой жаре таскать тяжеленные коробки удовольствия мало.

– Домовой Стравински! – представилась я, привычно махнув удостоверением. – Кто у вас старший?

– Ну я старший, – приязни в его взгляде не прибавилось. – Только вам того, к хозяину надо.

– А где он? – я не стала спорить.

– Да там, во дворе, – махнул рукой он.

Кто-то из грузчиков едва не уронил зеркало, и старший обрушил на его голову такой поток брани, что я только уважительно покачала головой.

Может и стоило бы оштрафовать его за сквернословие, но это было бы кощунством…

Улыбаясь, я прошла в знакомый двор, где на качелях под старым абрикосом сидел мужчина, который при моем появлении поднял голову.

И, встретившись с ним глазами, я едва не помянула вслух Неназываемого.

Только бы бабуля не узнала!..

– Здравствуйте, – вежливо произнес он, растянув в улыбке тонкие яркие губы, словно перепачканные вишневым соком. – Чему обязан вашим визитом?

Если не присматриваться, то за исключением странного цвета губ выглядел он вполне обычно: высокий, темноволосый, плечистый, в темно-синей футболке и почти такого же оттенка джинсах. Поэтому манеры, больше уместные на каком-нибудь приеме, казались изощренной насмешкой.

«Еще один, – с досадой подумала я. – Их что, на курсах каких-нибудь учат изъясняться таким слогом?!»

Вслух, конечно, я произнесла иное:

– Доброго дня. Я местный домовой. А вы, насколько понимаю, новый хозяин дома?

Сбить себя с толку он не дал – поднялся, шагнул вперед и переспросил по-прежнему вежливо:

– Домовой? Госпожа?..

– Домовой Стравински, – обреченно назвалась я, вынимая удостоверение.

Надеюсь, Волосатая Мэг с ним уживется, и мне не придется больше сюда ходить.

– Очень приятно, – он безупречно светски поклонился и представился: – Моя фамилия Ярый. А вы… Стравински? Это от «Остров»?

Я подавила вздох. Глупо было надеяться, что он не поймет.

– Именно, – сдержанно ответила я и добавила с нажимом: – Но здесь и сейчас – домовой Стравински!

– Как хотите, – пожал плечами он, беззастенчиво меня разглядывая. – Простите, у меня еще масса дел.

– Конечно, – с облегчением ответила я. – Не буду отвлекать. И поздравляю с новосельем.

Он только кивнул в ответ и скрылся в доме…

На этом обход я посчитала законченным и решила пройтись домой пешком.

Слишком много событий: Кукольник, посылка, этот господин Ярый…

Общая картина не складывалась, распадалась на отдельные фрагменты, и я оставила это глупое занятие.

В конце концов, какое мне дело? Пусть Мердок сам расследует дело Кукольника, а господин Ярый вообще пока никаких неприятностей не доставил.

Будем решать проблемы по мере их поступления!..

***

Все частные дома индивидуальны, зато все казенные помещения похожи друг на друга.

Эта сентенция крутилась в моей голове следующим утром.

Несмотря на все попытки начальника РОВД придать своему кабинету лоск, он выглядел безнадежно унылым, безликим и неуютным. Хотя сложно ожидать иного от обстановки, в которой сочетались оттенки серого и коричневого.

Оперативка выдалась бурной. Обычно домовых и следствие инструктировали отдельно (а нас еще и далеко не каждый день), но в этот раз собрали всех вместе.

Вскоре стало ясно, почему.

Начальник райотдела, полковник Чандлер, негодовал и стучал кулаком по столу: накануне вечером Кукольник совершил очередное дерзкое преступление.

На этот раз ограблению подвергся ювелирный магазин, который лишился десятка ожерелий и почти сотни колец. Стоимость похищенного заставляла Чандлера биться в эпилептическом припадке. Еще бы, снова пострадал наш район!

Городской отдел не горел желанием взваливать на себя такое ярмо. На таких историях можно либо получить внеочередные погоны, либо лишиться своих, и пока все указывало на последний вариант…

Так что на нас тут же радостно спихнули расследование всех краж Кукольника. Еще бы, второй кряду эпизод в нашем районе! А раньше Кукольник объявлялся раз в неделю.

Меня пока начальственный гнев не коснулся. Сначала шеф песочил Мердока, который воспринял выволочку с поистине нордическим хладнокровием.

– Может, у вас есть план, Мердок? – вопрошал полковник, рыжеволосый краснолицый оборотень с квадратной фигурой и манерой орать так, что стекла дрожали. Кажется, по второму облику он питбуль (хватка уж точно та же!) Он многозначительно обвел взглядом подчиненных, но все отводили глаза – никто не хотел высовываться. – Подвижки? Свидетели?

– Сожалею, пока нет, господин полковник, – с видом человека, смирившегося со своей участью, отвечал тот. – Однако мы работаем.

– Пока нет? Работаете?! – повторил полковник и зловеще понизил голос: – Вы понимаете, что это значит? Мэр в ярости, городской совет требует найти и наказать, а начальник полиции может вот-вот уйти в отставку… Как хотите, но чтоб поймали мне этого Кукольника!

Все закивали, однако энтузиазма не выказали.

Я же рисовала в блокноте бабочек, глаза и молнии.

Мердок тоже помалкивал, зная, что лучше не соваться начальству под горячую руку. В этом обшарпанном кабинете он выглядел, как принц крови на помойке: безупречно белая рубашка, галстук стоимостью с подержанный автомобиль, костюм под стать и обманчиво скромные часы – непритязательные, если не знать, какое клеймо таится под крышкой. А странно, кстати, – не на зарплату же Мердок так одевается! Хотя я вообще знала о нем немного, он совсем недавно к нам перевелся.

Полковник уступал франтоватому следователю по всем статьям, знал об этом, но явно воспринимал философски. Зато все знали, что он очень переживает из-за ширящейся с годами лысины. Оборотни стареют быстро, и его «под пятьдесят» – это уже довольно солидный возраст, вот-вот на пенсию пора.

– Ладно, – тяжко вздохнул Чандлер и саданул ладонью по столу. – На сегодня свободны!

Все с облегчением зашевелились и начали расходиться. Я сидела в дальнем углу, поэтому сбежать не успела: в открытую дверь формально постучали, и в кабинет заглянул дежурный.

– Ну? Чего тебе еще? – недовольно спросил Чандлер.

– Господин полковник! – вытянулся во фрунт тот, даже пузо поджал. – Тут передали посылку для домового Стравински.

И показал аккуратный пакет размером чуть больше моей ладони.

– Чего-о-о? – лицо полковника опять на глазах налилось нездоровой краснотой. – А ну давай сюда!

– Простите, господин полковник, – возразила я, резво вскочив на ноги. – Позвольте, сначала я. Вдруг там… проклятие или яд?

– Вот еще! – Чандлер насупился. – Чтобы ваша бабушка мне голову открутила? Ну!

И повелительно протянул руку. Что оставалось делать бедному дежурному? Только вложить в его ладонь посылку. Мне же достался извиняющийся взгляд.

Я пожала плечами и села на место. Ну что стоило этому олуху дождаться, пока я выйду?!

Полковник поднес пакет к лицу и тщательно его обнюхал, забавно шевеля не по-человечески подвижным кончиком носа. Затем нахмурился еще сильнее и резким движением вскрыл упаковку. Несколько мгновений он тупо смотрел на посылку, затем вытряхнул на ладонь что-то, даже в тусклом свете переливающееся льдисто-голубым.

В кабинете наступила звенящая тишина, только дежурный гулко сглотнул.

Затем Мердок встал и подошел к столу полковника. Вежливо извинившись, забрал из рук оцепеневшего начальника пакет, поднял к свету ожерелье и констатировал:

– Бриллианты. Осмелюсь предположить, украденные этой ночью. Как вы можете это пояснить, домовой Стравински?

В первое мгновение мне стало не по себе в перекрестье взглядов, а затем я разозлилась и встряхнулась.

– Вы обвиняете меня в связях с Кукольником?

– Полагаете, для этого нет оснований? – он бросил ожерелье на стол и, вынув листок бумаги, прочитал с чувством: – «Красавицам, как и алмазам, нужна огранка. Кукольник». Как прикажете это понимать, домовой?

Я подняла бровь и предположила:

– Как намек, что он считает меня неотесанной?

Эта немудреная шутка успеха не имела.

Полковник выставил караульного, велев ему закрыть дверь, и, подперев голову рукой, произнес мрачно:

– Мердок в чем-то прав. Может, вас пока отстранить от работы, а, домовой Стравински? Какие-то подозрительные у вас связи с этим преступником.

Я всерьез обиделась и прибегла к нечестному приему.

– Как прикажете, – я сладко-сладко улыбнулась и добавила: – Только бабуля удивится, увидев, что я сижу дома. Придется сказать ей, что меня заподозрили в соучастии.

Обычно бабуля предоставляла мне самой выпутываться из неприятностей – если они не пятнали славное имя Стравински.

Мердок не дрогнул, а вот наш начальник тут же пошел на попятную.

– Ну, Стравински, не надо так волноваться, – заюлил он. – Вы же понимаете, мы должны рассмотреть все версии!

– Понимаю, – мрачно буркнула я.

– В общем, так! – он хлопнул ладонью по дубовому столу (единственному по-настоящему дорогому предмету интерьера, но другая мебель темперамент нашего полковника просто не выдерживала). – Стравински, раз уж вы в этом деле и так по уши, будете помогать Мердоку. В свободное время, от основной работы вас никто не освобождает. Все понятно?

– Но… – начал следователь, который не ожидал такого поворота, однако Чандлер больше не собирался с ним миндальничать.

– Это приказ, Мердок! Вам ясно? – и вперил в него взгляд покрасневших от недосыпа глаз.

– Ясно, – процедил следователь. – Разрешите исполнять?

– Мердок, – вздохнул Чандлер, расстегивая вдруг ставший тесным ворот рубашки. – Не ерепеньтесь. Если вы случаем позабыли, то напоминаю, что Стравински у нас спец по хищениям ценностей.

– Сокровищ, – поправила я хмуро.

– Не вижу разницы, – заметил Мердок, остановившись напротив.

Я криво улыбнулась.

– Всякое сокровище – ценность, но не всякая ценность – сокровище.

Господин следователь смерил меня скептическим взглядом и поднял бровь.

– Так, а ну марш отсюда оба! – рявкнул начальник. – Приказы не обсуждаются. Работайте!

Пришлось идти, куда послали…

– Стравински, извольте следовать за мной! – бросил Мердок и, не оборачиваясь, зашагал к своему кабинету.

Правда, дверь передо мной вежливо придержал. Вот это воспитание!

Берлога Мердока отличалась от остальных кабинетов в отделе, как сам он отличался от прочих полицейских. Здесь было безупречно чисто, аккуратно и очень, очень дорого. Интересно, когда он допрашивает всяких мелких воришек, он следит, чтобы отсюда ничего не сперли?

Хотя что это я? Следователь Мердок до мелюзги не опускается, а убийцам и насильникам не до интерьера.

– Присаживайтесь, домовой, – предложил он сухо. – Я внимательно слушаю все, что вы можете поведать о Кукольнике.

Приглашению я не последовала: осталась стоять напротив стола. Раз уж я то ли подчиненный, то ли подозреваемый…

– Послушайте, господин следователь, – с раздражением начала я. – Я ничего не знаю о Кукольнике!

Он смотрел на меня с неприкрытым сомнением.

– Хм?

– Точнее, знаю не больше, чем уже рассказала! – поправилась я.

Еще с минуту он так внимательно меня рассматривал, что захотелось подбочениться и спросить кокетливо: «Нравлюсь?»

Видимо, на моем лице что-то такое отобразилось. Или же он сам наконец пришел к определенному мнению.

– Ладно, – вздохнул Мердок, устало потер переносицу и повторил настойчиво: – Присаживайтесь, Стравински. Давайте попробуем работать.

Я не торопилась принимать это завуалированное предложение о мире, но и нарываться было бы глупо.

Опустилась на краешек мягкого кожаного кресла, сложила руки на коленях и вопросительно посмотрела на Мердока. Очень хотелось курить, но в его кабинете об этом не стоило и думать.

– Давайте начнем с самого начала, – он взял карандаш и принялся крутить его в руках. – Насколько я понял со слов господина полковника, вас часто привлекают к расследованию краж? Отчего так?

Что там Роза говорила о «бархатном» взгляде? Сейчас глаза следователя больше походили на алмазные сверла.

– А вы не знаете? – удивилась я.

– Увы, – он положил карандаш и чуть подался вперед. – Не имел чести быть посвященным в эту тайну.

Ах, да! Он ведь в наш район перешел всего с месяц назад, и кражами никогда не занимался. Мердоку поручали ловить рыбку покрупнее.

Собственно, поэтому с Мердоком мне пока работать не доводилось. К моей помощи вообще прибегали не часто, а он больше по части особо тяжких.

Но теперь придется выложить козыри на стол.

– Скажем так, – начала я, тщательно подбирая слова, – у меня есть некоторые… способности, помогающие находить украденное.

Мердок сузил глаза:

– Могу я осведомиться о природе ваших способностей?

Я невесело улыбнулась и прямо посмотрела на него. Никто до сих пор этим открыто не интересовался. Коллеги кое-что подозревали, но дареному коню в зубы не смотрят, поэтому любопытством меня не изводили.

– Наследственность, – вздохнула я, – тяжелая.