ЧАСТЬ I

ГЛАВА 1

– Алексей Викторович, вы просили напомнить, – голос его секретарши до сих пор вызывал у Алексея желание спрятать дневник, – у вас на одиннадцать назначено прослушивание, а в два – обед с Изотовым с телевидения.

– Да, спасибо, Мария Павловна, – как бы не начать декламировать отрывок из «Евгения Онегина», строчки о нудном дяде самых честных правил послушно выскочили из памяти и засуетились в голове.

Алексей откинулся на спинку дорогущего, суперэргономичного кресла из натуральной кожи и устало прикрыл веки. Но расслабиться не получалось, суперэргономичное кресло, лично выбранное Изабеллой по каталогу, видимо, предназначалось исключительно для тыльной части европейского потребителя. В смысле – западноевропейского, задницам, произведенным в Советском Союзе, ловить в этом кресле было нечего. Чудо современного дизайна, судя по ощущениям, терпеть не могло мускулистое, подтянутое тело Алексея Викторовича Майорова, успешного продюсера, в недавнем прошлом – звезды отечественного шоу-бизнеса.

Оно, кресло, моментально отращивало твердые кулачки и немилосердно толкало в спину при малейшей попытке расслабиться.

А ему необходимо было хоть немного отдохнуть, настроиться на работу, ведь прослушивание безголосых в своей массе девиц, мечтающих о карьере на сцене, – дело утомительное и нудное. Очень редко встречается столь необходимое для успеха сочетание хорошего голоса, подходящей внешности и, самое главное, куража, бешеной энергетики, выделяющей именно этого исполнителя среди безликой массы современного шоу-бизнеса.

Алексей знал, чего хотел, потому что сам продержался на музыкальном олимпе больше двадцати лет именно благодаря сочетанию всех этих качеств. Он не мог без сцены, без того обмена энергией, который происходил на каждом концерте. Майоров выкладывался на каждом концерте полностью, и зрители чувствовали это, образовывая бушующее море восторга и восхищения.

А еще… Алексея Майорова любили за его порядочность, за то, что он смог преодолеть все выпавшие на его долю испытания достойно, сохранив свое доброе имя, как бы пафосно это ни звучало.

Потому что рядом с ним была Анна…

Потому что рядом с ним была Ника…

Его жена и его дочь.

Оставшиеся теперь только на фотографиях и в памяти.

Алексей протянул руку и нежно прикоснулся кончиками пальцев к смеющимся лицам на стоявшем в рамочке на столе снимке:

– Родные мои девчонки, что же вы наделали? Зачем? Неужели вы не понимали, что я не смогу без вас жить?

«Смог же, – усмехнулась жена. – И очень даже неплохо».

– Это не жизнь, а существование. Я теперь – словно биоробот, я разучился смеяться, плакать, сопереживать. У меня больше нет эмоций, нет куража, я выгорел. Я устал!!! Три года без вас, целых три года! Зайцерыб, где вы? Ну хоть намек, что вы живы, хоть какой-то след!

«Зачем? У тебя и так все хорошо, новая карьера складывается ничуть не хуже старой, а новая жена – гораздо лучше старой. Во всяком случае, моложе и красивее».

– Изабелла мне не жена, – тихо проговорил Алексей. – Это другое. Пойми, хомка, я сам не знаю, что это! Здесь, сейчас, в эту минуту, я трезво оцениваю происходящее, вижу, что собой представляет эта женщина, и готов расстаться с ней, и делал это уже не раз, но стоит Изабелле появиться рядом, прикоснуться ко мне – и я… Словно не я, понимаешь?

«Нет».

В дверь негромко постучали.

– Да, войдите.

– Я вам кофе сварила, – секретарша вкатила в кабинет сервировочную тележку, на которой жеманился изящный фарфоровый сервиз. – Алексей терпеть не мог современных кружек. – Тут еще теплые булочки с марципаном, бутерброды, сыр – вы ведь небось опять без завтрака из дома ушли?

– Что бы я без вас делал, Марь Пална! – грустно улыбнулся Алексей. – Все-то вы видите, все понимаете. Поэтому мы вас в школе и любили больше остальных учителей.

– Ну уж и любили! – махнула рукой ухоженная, подтянутая дама неопределенного возраста – от сорока до шестидесяти. – А кто классный журнал воровал? Кто в нем оценки подставлял? Кто с урока сбегал? Кто мне пытался доказать, что Базаров – конченый псих, а Наташа Ростова – обычная курица?

– Во-первых, я до сих пор так считаю, – Алексей с удовольствием следил за руками когда-то учительницы русского языка и литературы, а ныне – его секретаря-референта и верной помощницы Марии Павловны Кадочниковой, – а во-вторых, наше поведение не имело никакого отношения к нашей любви к вам. Вы ведь всегда нас выгораживали перед директором школы, защищали, поддерживали. И теперь делаете то же самое для меня. За что вам огромное спасибо.

– Ну что вы, Лешенька, – смутилась женщина. – Это вам спасибо! Если бы вы не оплатили моей внучке операцию в Израиле, моей Риточки уже не было бы в живых. А так – в школу пошла, в первый класс, все у нас хорошо. Да и мне работу предложили, не побоялись взять к себе старуху-пенсионерку! Разве можно сравнить мою учительскую пенсию с нынешним заработком!

– Да ладно вам, Марь Пална! – отмахнулся Алексей. – Давайте не будем уподобляться героям старой басни о петухе и кукушке и нахваливать друг друга, ладно? У нас с вами все идет замечательно, и пусть так будет дальше. Присоединяйтесь ко мне, давайте позавтракаем вместе.

– Спасибо, Лешенька, но я дома все успела. Мне пора возвращаться на мой пост, а вы кушайте спокойно, я ни с кем вас соединять не буду.

– И в первую очередь – с Изабеллой!

– Я помню, – Мария Павловна тяжело вздохнула, сочувственно посмотрела на своего бывшего ученика и вышла из кабинета.

Она не могла понять, что за отношения у Алексея с этой наглой, хитрой, очень умной и очень подлой девицей. Подумаешь, звезда экрана Изабелла Флоренская! А кто ее сделал такой, превратив из подающей надежды старлетки в звезду первого эшелона? Правильно, Алексей Майоров, вернее, фильм, в котором они сыграли вместе. А еще вернее – скандал, разгоревшийся во время съемок фильма.

Мария Павловна Кадочникова всегда гордилась своим учеником Лешей Майоровым. Она не навязывалась, не пыталась встретиться, не кричала на каждом углу, что она была когда-то классным руководителем будущей мегазвезды шоу-бизнеса. Мария Павловна жила своей жизнью, учила детей, вырастила сына, радовалась появлению на свет внучки Риточки, а заодно – за своего ученика. Умница, хороший парень, порядочный человек, прекрасный семьянин, как бы это ни звучало дико для представителя шоу-тусовки.

Алексей Майоров с самого начала своей карьеры был одним из самых закрытых персонажей шоу-бизнеса, сведений о его личной жизни ушлым папарацци добыть не удавалось. Во всяком случае, скандальных, грязных сведений. И поклонники сами придумывали романы Алексея с различными гламурными светскими львицами. А кто еще мог привлечь внимание САМОГО Майорова!

И когда в жизни Алексея появилась скромная провинциальная журналистка Анна Лощинина, никто не поверил в прочность этой связи. Да она всего лишь автор текстов для его песен, вот и все, что может быть общего у этой простушки со звездным небожителем!

А Мария Павловна сразу поняла, что Алексей и эта так называемая простушка любят друг друга по-настоящему, достаточно было посмотреть на их лица. Она всем сердцем желала своему ученику счастья, искренне переживала за него, когда с Алексеем случилось несчастье, плакала, когда Майоров «погиб» в прямом эфире. А потом оказалось, что он выжил, его нашла Анна^[2].

И к этому времени все поклонники Алексея Майорова уже приняли и полюбили его жену, Анну Лощинину. А еще больше – их дочь, очаровательную малышку Нику, так похожую на папу.

Душа радовалась, глядя на них!

А потом появилась эта подлая Изабелла…

Подробностей Мария Павловна не знала, информацию о происшедшем она получала из газет и теленовостей, а с самим Алексеем, уже работая на него, она об этом не заговаривала. Потому что видела, как мучается ее ученик. Видела и не понимала – как? Почему Алексей все еще живет с женщиной, ставшей причиной всех его несчастий, и не просто живет, а активно продюсирует Изабеллу Флоренскую!

И ладно бы он любил эту девицу, так ведь нет! Мария Павловна видела, как перекашивает Майорова, стоит ему услышать голос Изабеллы по телефону. И что он сбегает из дома, не позавтракав, лишь бы не встречаться с утра пораньше с сожительницей. И просит не соединять с ней в течение дня.

И снова возвращается к ней вечером!

После того как целый день разговаривал с фотографиями жены и дочери.

Ерунда какая-то.

Ведь именно после бесследного исчезновения Анны и Ники и закончилась карьера Майорова-певца. Слишком много непонятного было в той истории. Сначала какой-то ушлый папарацци сфотографировал уединившихся в джипе Майорова и Флоренскую в самый пикантный момент. В прессе поднялась грязная волна, все бросились искать Анну, желая выведать, что она чувствует и что собирается делать.

Но оказалось, что жена и дочь Алексея исчезли. Вот так – раз, и нет их. Причем все их документы, включая паспорта, как удалось вынюхать папарацци, остались дома. Было даже возбуждено уголовное дело о пропаже жены и дочери Алексея Майорова, но, увы, безрезультатно.

А Алексей продолжал встречаться с Изабеллой…

И поклонники отвернулись от своего кумира. Разочаровались в нем.

Да и сам Алексей перестал записывать новые песни, он словно угас. И в кино не стал продолжать сниматься, хотя его первый фильм, тот самый, в котором он снялся с Изабеллой, был очень успешным.

Но Майорова, похоже, кинокарьера тоже не волновала. Он исчез почти на год, ходили слухи, что этот год он провел в отчаянных поисках пропавшей семьи.

А через год появился продюсер Алексей Майоров. Требовательный, порой жесткий, безупречно-щепетильный в финансовых вопросах, обладающий невероятным чутьем на изменения во вкусах публики, никогда не бравшийся раскручивать за бабки бездарей обоих полов.

И дело неожиданно пошло, все проекты Алексея оказывались успешными.

Казалось бы, живи да радуйся.

Но на рабочем столе Майорова лежит зачитанный до ветхости сборник стихов Анны Лощининой. Строчки из которого так точно отражают нынешнее состояние Алексея:

 
Стонет маета в твоих глазах,
Наполняя болью мою жизнь…
 

ГЛАВА 2

– Все, спасибо, достаточно! – Алексей хлопнул в ладоши, останавливая кошачий концерт, который очередная претендентка на звание певицы искренне считала пением.

Но с таким же успехом он мог бить в барабан, звонить в колокол и стрелять из пушки – силиконовая блондинка его не услышала бы. Потому что не хотела слышать – она ведь только начала петь, продюсер должен увидеть весь номер до конца, зря, что ли, она репетировала перед зеркалом, выбирая наиболее сексуальные (по мнению блонда) позы.

Которые в другой день могли бы даже рассмешить Алексея, но сегодня лишь раздражали до нервной почесухи. Как, в общем-то, и весь вид девицы – эдакая мечта стареющего папика, безмозглая и самоуверенная чика с перекачанными силиконом сисюндрами, очень напоминавшими Алексею дыни сорта «Колхозница».

Она продолжала водить пенопластом по стеклу – петь в ее представлении, не забывая призывно колыхать дынями. А чего им не колыхаться, если девушка, доведя размер груди до пятого, бюстгальтеры явно презирала, выпустив богатство на волю. Закрыто оно, богатство, было всего лишь невразумительной тряпочкой, которая задумывалась как топик, но размера на два меньше, чем надо. Нижняя часть блондинки была упакована в кожаные трусы (шорты, господа, имеют совсем другой крой) и чулки в сеточку. Между трусами и чулками белела стратегически оставленная полоска тела, которой вменялость в обязанность вызывать обильное слюноотделение у всех без исключения самцов. Но рыхлая белесая квашня, сотрясавшаяся при каждом «сексуальном» прыжке девицы вызывала у Алексея лишь приступ тошноты.

Может, он какой-то самец неправильный?

Рядом послышалось шумное сопение, сопровождаемое характерным звуком сдерживаемой рвоты.

Еще один неправильный самец попался.

– Что, Витек, – Алексей повернулся к сидевшему слева брюнету лет тридцати пяти, – изнемогаешь от страсти? Вожделеешь, капая слюной?

– Не могу больше! – страдальчески простонал тот. – Я, как эти ее труселя кожаные увидел, сразу понял, что под ними ничего, кроме собственно дамы, нет.

– И сразу возбудился, сатир похотливый!

– Ам! – при резком захлопывании ладонью рта обычно такой звук и получается. Брюнет сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, после чего мрачно проворчал: – Вы бы поосторожнее с инсинуациями, батюшка-царь, ежели не хотите свою одежду в чистку сдавать. Какое, на фиг, возбуждение, если она свое кожаное бельишко постирать не может!

– Ах, какие мы брезгливые! – ухмыльнулся Майоров. – Не знал бы я тебя столько лет, решил бы, что ты из этих, лазоревых. Ладно, иди прекрати это глумление над искусством, а то девушка на мои крики и хлопанья в ладоши не реагирует.

– Не пойду я! – отшатнулся брюнет. – У меня обоняние очень чувствительное. Вон Игоряша из охраны на нее правильно реагирует, его и отправьте. Заодно разнообразие в личную жизнь парня внесете. Эй, Игорь!

Рослый, очень коротко стриженный парень в трескавшемся на широченных плечах черном костюме, завороженно следивший за траекторией движения дынь, вздрогнул и нехотя обернулся:

– Да, Виктор Сергеевич?

– Иди на сцену и скажи девушке, что прослушивание закончено, господину Майорову пора на важную встречу. Мы уходим.

– Что, опять никого не выбрали?

– Нет.

– Не понимаю, – пожал могучими плечами парень, – сколько уже красоток вы прослушали, и каких красоток, – и чтобы никто не подошел?! А эта, – она кивнул на сцену, где продолжали трястись вразнобой дыни и ляжки, – вообще улетная телка!

– Вот поэтому ты охранник, а не продюсер, – хмыкнул, поднимаясь, Майоров. – Иди, Игорь, иди. Но в темпе, мы тебя ждать не будем.

Они уже садились в машину, когда за спиной послышались странные звуки – цокот в сопровождении смачных шлепков.

– Только не это! – скривился Алексей, оборачиваясь. – Игорь, я тебя уволю!

– Простите, Алексей Викторович, я просто не ожидал, что она такая шустрая, – пропыхтел охранник, перехватывая несущуюся прямо на босса блондинку. С немалым, между прочим, удовольствием перехватывая, за грудь.

– Пусти, урод, пусти! – заверещала девица, выворачиваясь из цепких рук парня. – Господин Майоров, как же так! Мне же обещали, что с вами вопрос решен, что прослушивание – так, для видимости! Вам ведь звонили, да?

– Может, и звонил кто, – пожал плечами Алексей, усаживаясь на заднее сиденье «Бентли», – но мой секретарь не соединила.

– Это как?

– Это так. Ей строго-настрого запрещено соединять меня с желающими порадеть за своего человечка. Прежде чем обращаться ко мне, вам, девушка, не помешало бы навести справки. Тогда вы знали бы, что я занимаюсь только с реально талантливыми людьми, а папики со своими кошечками меня не интересуют, независимо от толщины кошельков папиков. Обратитесь к Ривкину, он за деньги и бородавочника на сцену выведет.

– Бородавочника?! – рассвирепела блондинка. – Да у меня, к вашему сведению, ни одной бородавки нет! И вообще, не… корчить из себя принципиального, когда семью угробил ради любовницы! Сам свою б… активно проталкивает везде и всюду, а изображает из себя порядочного! А жена где с ребенком, а? Небось уже и косточки давно сгнили?

– Игорь, убери эту дрянь, – сквозь зубы прошипел Виктор, с тревогой наблюдая, как выцветает лицо друга. – Быстро.

– Убери? – завизжала девица. – Как семью убрал, да? Не получится, за мной такие люди…

Что делали за ней какие-то люди, узнать не удалось, охранник зажал лопатообразной ладонью рот блондинки и поволок ее обратно в здание ДК текстильщиков, где Алексей арендовал зрительный зал для прослушивания.

– Поехали, – приказал Виктор водителю.

– А Игорь?

– Своим ходом доберется.

– Куда сейчас, в офис?

– Нет, на старую квартиру, – тихо проговорил Алексей. Его осунувшееся лицо с закрытыми глазами сейчас напоминало гипсовую посмертную маску. – Виктор, сколько времени осталось до встречи с Изотовым?

– Чуть больше часа.

– Пожалуйста, перенеси ее в другой ресторан, поближе к тому дому, и предупреди Изотова.

– Понял. Может, вообще отменить?

– Еще чего! Забыл, каких трудов нам с ним стоило договориться? Это ведь Первый канал! И вообще, я в порядке, так, сердце немного прихватило. Полежу дома в тишине, отдохну, и все будет о’кей.

– Ага, конечно, – вполголоса пробурчал Виктор. – Особенно после той квартиры все будет о’кей, как же! Что ты себя изводишь, Алексей! Зачем создал музей из жилья? Давно уже следовало бы сделать там ремонт, убрать вещи Аннушки и Ники, чтобы не рвать себе сердце, и жить дальше. Нет их, понимаешь, нет!

– Есть, – глухо проговорил Алексей. – Я чувствую.

– Что ты чувствуешь, что? Ника на связь выходит, как раньше?

– Нет. Но она просто разучилась это делать, вот и все. Но они живы, я знаю!

– Не лги себе, не надо. Ты застрял на стадии отрицания смерти, слишком надолго застрял. Мы все – и я, и Левандовские, и Салимы, и Сашка с Винсентом – все, кому были дороги Аннушка и Ника, прошли через эту стадию. Почти год мы с тобой искали твоих девочек по всему миру, нам помогали и Хали Салим, и Винсент Морено – а его церэушные связи открыли нам многие двери – и что? Никаких следов, ни одного! А как мы надеялись на Михаила Исмаилова, последнего, кто видел Аннушку и Нику, как ждали, когда он выйдет из комы и расскажет, что произошло, почему он оказался в пропасти в расплющенной машине. А он ничего не помнит, вообще ничего! Даже жену с детьми забыл! Три года прошло, три! Будь твои девочки живы, они нашли бы способ подать о себе весточку, ты же знаешь Аннушку – она никогда не сдается.

– Знаю. И потому жду.

– Да лучше бы ты окончательно сошелся с этой своей Изабеллой, а не метался между двумя квартирами! – сорвался на крик Виктор. – Я готов терпеть общество мадемуазель Флоренской, хотя она нас всех, кто знал и любил Аннушку, раздражает одним своим видом, лишь бы ты окончательно принял неизбежное и научился с этим жить!