Доходы нашей семьи были скромными, но не самыми плохими. По крайней мере, мое детство прошло вне зоны действия радаров службы опеки. Мама налаживала жизнь, что-то где-то рисовала, изредка на этом зарабатывала, а потом сама же и тратила – минус мишка и платье из ее бюджета. Основными источниками дохода были подаяния папеньки на меня и зарплата тети Лены. Лена работала бухгалтером. Мама, естественно, презирала ее за это: какая пошлая, мещанская, лишенная творческой искры профессия!

Починке своей личной жизни мама уделяла куда большее внимание, чем работе. Она размещала свою анкету во всех агентствах знакомств, в том числе и платных, деньги на которые брала из «мещанской зарплаты» тети Лены. О том, что у нее есть дочь, она никогда не писала. Она считала, что для потенциального жениха это будет приятным сюрпризом.

Она ходила на свидания регулярно, как иные ходят на работу, но принц почему-то не спешил. Не доходило даже до сюрприза в лице меня: она сливала потенциальных ухажеров уже после второго-третьего свидания. Все не то, все не так! Не хватало духов и туманов.

Удача улыбнулась ей только через четыре долгих года, полных слез, истерик и упреков. Маман списалась с французом, который тоже жаждал тихого семейного счастья, вина и террас. Он позвал ее замуж. Она согласилась, даже не встретившись с ним в реальной жизни.

Тогда и настал черед для сюрприза в виде меня. Жениху была направлена моя витиеватая биография и самые умильные фото, какие только нашлись в семейном архиве. Ответ, полученный нами, был таким же сочным, как прошлогодний сухарь. Похоже, перспектива неожиданного отцовства не воодушевила месье Этьена Моро. Но он был достаточно увлечен матушкой, чтобы смириться с моим существованием. Думаю, для меня бы нашлась уютная будка где-нибудь рядом с их увитой виноградом террасой.

Узнавать это наверняка я не хотела. Мне было всего девять лет, жизнь я толком не знала, но инстинкт самосохранения уже был развит как надо. И он орал в полный голос: не нужно мне туда ехать! Я этой парочке даром не нужна. Я хотела остаться дома, борщи Лены были куда привлекательней, чем политые чесночным соусом улитки, которыми мама додумалась соблазнять маленького ребенка. М-м-м, какая прелесть, поехали, ты там насекомых есть будешь! О да, всю жизнь мечтала.

Мама восприняла мой протест болезненно. Ей претила мысль быть в чем-то плохой, а мать, от которой ребенок спрятался за государственной границей, хорошей не назовешь. Она попыталась применить родительский авторитет, не понимая, что его давно уже не было. Она настаивала и доводила тетю Лену до слез. Я сделала ход конем, коварство которого меня до сих пор поражает, и нажаловалась папе. А папу хлебом не корми – дай свою бывшую укусить! Короче, стало ясно, что никуда я не поеду, и мама укатила в новую счастливую жизнь одна.

Время показало, насколько я была права. Своих детей у маман и Этьена так и не появилось. Они оба уже были достаточно опытными, чтобы осознать: нафиг им это не нужно. Зато друг к другу они прикипели. Этьен держал собственный виноградник и еще что-то там, я опись его имущества не проводила. Мама рисовала картины и продавала их всем, кто не придумал достойную причину для отказа. Потребность заботиться о ком-то она реализовывала в приюте для бездомных животных, который курировала уже много лет. Там ей комфортней, чем со мной.

Тринадцать лет назад, когда на кладбищенском холме была разрыта свежая могила, а я выла белугой и умереть хотела больше, чем жить, мама так и не прилетела. Потому что не сезон, доченька, и билеты сейчас без скидок, очень дорогие! Она прислала мне открытку с грустным котиком и надписью Mes condoleances. На французском, да, которого я не знаю. Это не помешало мне спустя пару месяцев написать, куда она может засунуть свои соболезнования. Мы не разговаривали пять лет, теперь вот обмениваемся открытками на некоторые праздники. Я знаю, что у нее все хорошо, и нас обеих все устраивает.

Так что да, я могла понять Регину. У меня тоже не было матери при живой матери. У меня когда-то была Лена, но… теперь-то уже нет. Регине, как и мне, не к кому было прийти за помощью. Но я старше, я опытнее, и порой это чертовски важно.

Возится возле дома Регины я закончила ближе к вечеру. Я облазила и крышу, и лестницу, все девять этажей, но так ничего и не нашла. Замученная и расстроенная до слез, я направилась к своей машине.

Солнце почти зашло, дом окутывали осенние сумерки, туманные и морозные, как сухой лед. Один за другим включались фонари, горели окна. Я шла, понуро глядя себе под ноги, я уже ничего не искала. Но правду говорят: ты найдешь то, что тебе надо, когда перестанешь искать.

До сих пор не понимаю, как я заметила этот блеск в полумраке! А может, полумрак и нужно благодарить? При свете дня желто-коричневый камень сливался с опавшей листвой, терялся на фоне березовых листиков, занесенных сюда ветром, спал, как истинный тигр, готовящийся к ночной охоте. Теперь же настало время просыпаться – и он позвал меня.

Тигровый глаз, широкий, плоский, формой напоминающий неровный треугольник, притаился возле куста сирени, у самых корней. Днем его и правда было почти не видно. Но с приближением ночи он становился ярче – ему помогал свет фонарей и редеющая листва на сирени. Это был он! Не просто тигровый глаз, а тот самый. Все камни уникальны, природа два одинаковых не создаст, и я без труда узнала талисман, выбранный для Регины.

Еще не до конца веря, что мне не чудится, я наклонилась к камню и подняла его. Точно, он. Прирученный тигр на моей ладони. Оставалось только понять, как он попал сюда…

А никак! Не мог, не должен был. Регина упала на другой стороне дома, и даже если бы камень выпал у нее из кармана, – при прыжке или в полете, – он бы никак не покатился сюда. Она сбросила его вниз? Тогда ей следовало быть настоящим снайпером! Я была на крыше и теперь могла уверенно сказать: попасть оттуда в этот куст было бы очень тяжело, а случайно камень бы сюда не полетел.

Нет, гораздо более вероятной мне представлялась другая версия. Этот куст растет близко не только к дому, но и к парковке, к которой я, собственно, и шла. Что если незадолго до своей смерти Регина прогулялась этим же маршрутом? Но зачем? Машину она не водила, это я точно знаю. Да еще и такое странное место для камня… Вырони она его случайно, тигровый глаз остался бы у дорожки: он треугольный, он не катается. Создавалось впечатление, что кто-то намеренно бросил его именно туда. Хотя понятно, кто!

Ну и что же получается в итоге? Регина ходила к чужой машине, добровольно или принудительно. Скорее, второе, ведь зачем-то же она выбросила камень! Люди с ОКР редко что-то теряют, потому что они всегда настороже. Если бы камень вывалился сам, Регина быстро заметила бы это и принялась искать его. Она хотела, чтобы он оказался там, хотела, чтобы кто-то знал, куда она ходила! И она почему-то не взяла с собой второй талисман, лазурит, он был у кровати… Доказывает ли это, что она оставила здесь камень в свою последнюю ночь?

Было установлено, что Регина умерла в три часа ночи. Но никто ведь не знал, когда она вышла из квартиры! Что если она не сразу пошла наверх? Что если ее отвели сюда, а потом только убили? Регина догадывалась, что ее ждет, потому и выбросила камень. Может, специально для меня, она ведь и правда считала меня ведьмой!

Я тряхнула головой, отгоняя заползающее в душу чувство вины. Не слишком ли я погрузилась в роль детектива? Возможно, камень просто выбросили из окна, чем не вариант! Насколько я помню, одно из окон квартиры как раз выходит на эту сторону дома.

Я посмотрела наверх, чтобы хотя бы приблизительно просчитать, можно ли было через нужное окно забросить камень в куст сирени, и с удивлением обнаружила, что в квартире горит свет. А не должен! Наташу собирались забрать родственники, квартира была съемной, Регине она не принадлежала. С чего бы кому-то остаться там?

Может, я и не понимала, что происходит, но оставаться в неведении не хотела. Это было не лучшее из моих решений, но я должна была получить ответы здесь и сейчас, поэтому я уверенно направилась к подъезду, спрятав тигровый глаз в карман.

Я звоню в домофон, и первые секунды никто не отвечает. Может, во время прощания просто забыли выключить свет? Но нет, голос все-таки звучит – скрипучий и совсем не молодой. Настолько немолодой, что его обладательница, возможно, в юности боролась за еду с динозаврами. И раз она здесь, а динозавры – нет, понятно, кто победил. Аделаида Викторовна собственной персоной, не к ночи будь помянута.

– Кто там? – проскрежетала она.

Я никак не ожидала, что это будет она. Я даже не была на сто процентов уверена, что она все еще жива! Но теперь нужно как-то выкручиваться.

– Здравствуйте, я – подруга Регины…

– Она умерла, – холодно прерывает меня собеседница. Тем же тоном обычно сообщают «Магазин закрыт, приходите завтра». Никакого сожаления, ничего личного.

– Я знаю. Но на похороны я не успела, я была за городом. Я знаю, что у нее осталась доченька, и хотела бы помочь деньгами, но я не знала, к кому обратиться…

Мне приходится сразу разыграть козырную карту, потому что вряд ли с Аделаидой Викторовной сработает что-то другое. Даже деньги – ненадежная приманка! Старшая сестра Регины точно купилась бы, а бабка может и соскочить.

Но не соскакивает: лучшим доказательством этому служит писк домофона, открывающего мне дверь.

– Поднимайтесь наверх! – приказала мне Аделаида Викторовна.

Остается только порадоваться, что сегодня я оделась не как ведьма. Дорогие ботинки на плоской подошве, классические синие джинсы, куртка с меховым воротником. Не благородная дама, но и не бродяга, достойна доверия – и не чужда деньгам.

Как я и ожидала, Аделаида Викторовна смерила меня всепроникающим, как рентген в аэропорту, взглядом, прежде чем впустить в квартиру. Но фейс-контроль я все-таки прошла, значит, выглядела платежеспособной.

После прощания в квартире прибрались, однако былого уюта здесь все равно не было. Вещи разложены странно, будто на распродажу, много сумок, пока еще пустых. Чуть дальше – приоткрытая дверь в детскую, из-за которой выглядывает Наташа. Заметив, что я ее вижу, она юркнула обратно в свое убежище, но я не сомневалась, что она все еще где-то рядом.

Квартирка маленькая, осмотреть ее нетрудно, так что скоро я убедилась: здесь остались только Аделаида Викторовна и ее внучка. Но куда же делась старшая сестра, так старательно расставлявшая повсюду ящики для пожертвований?

Аделаида Викторовна не стала приглашать меня на кухню, мы так и остались стоять в коридоре. Она не пыталась сделать вид, что рада мне… Что ж, она хотя бы честна.

– Очень соболезную вашему горю, – сказала я. – Я могу чем-то помочь?

– Тем, чем и собирались.

– Да, деньгами… Для девочки. Вы станете ее опекуном?

– Да, я.

Она ответила без колебаний, как будто других вариантов и не предвиделось. Это была та самая строгость и безапелляционность, о которой упоминала Регина. Даже в почтенном возрасте Аделаида Викторовна оставалась генералом на собственной войне, ее слово было законом, догмой даже. Но не похоже, что Наташа радовалась такому исходу.

– Я думала, опекуном станет ее тетя. Мне сказали, она рвалась.

Это было ложью, но лишь отчасти. Никто мне ничего не говорил, однако изначально все выглядело так, будто та действительно рвется забрать племянницу к себе.

– Женька, что ли? – спросила Аделаида Викторовна с таким презрением, будто само это имя было страшным оскорблением.

– Да, наверно, она.

– О, она хотела этого! Когда думала, что за девочку дадут деньги. Страховка ее матери! Но денег нет, и девочка не нужна. У Женьки трое своих. Ей четвертый довесок даром не нужен. Все в этом мире покупается и продается.

– Вот как… А вы… Вы сможете… Вы же…

Подобрать правильные слова не получалось. Не то чтобы я боялась обидеть Аделаиду Викторовну – она не внушала мне большого уважения после того, что сделала со своей внучкой. Однако нельзя, чтобы она замкнулась и выставила меня вон! Мне нужно понять, что ей известно.

– Старая? – усмехнулась она, демонстрируя пожелтевшие протезы, слишком ровные и симметричные, чтобы быть настоящими зубами. – Почему никто не произносит это слово прямо?

– Потому что оно считается оскорбительным.

– Дура – вот оскорбительное слово! Это про Регину. А старость – это факт, который остается только принять. Но я еще не слишком старая. Я вырастила одну девочку, когда была немолодой. Думаю, успею вырастить и вторую, но уже не повторяя тех же ошибок.